Узел

Узел.
 Вечер накинул на город мягкое покрывало сумерек. В домах начинали светиться окна.  Ольги не хотелось включать свет, темно было на улице, темно было и на душе.   
Виталий  задерживался,  её это тревожило.
Она прошлась по комнате,  прислушалась к звукам, доносящимся из-за двери. Было тихо,  эта тишина пугала её ещё больше.
  Лучше было бы, если он ни когда не пришёл!  Грех это было желать зла другому человеку, но у Ольги уже почти не оставалось сил так жить дальше.     Приговорённый к смерти узник, сидя в своей камере, в ожидании прихода палача, питает слабую надежду. Надеется, что случится нечто,  и его мучитель не придёт. Что ей оставалось делать? Только верить, что всё решиться как-то само собой.
 Захотелось забыть обо всём плохом, хотя бы на время. Занять себя чем-то, отвлечь себя от тяжких мыслей.
Ольга прошла на кухню,  включила свет.  Из холодильника достала несколько красных, сочных, величиной с кулак помидор с упругой тускло поблескивающей кожицей.
 «Почему бы не сделать салат?»,- она с детства любила готовить, потому и работала в ресторане. Готовить что-то особое, изысканное, не было ни желания, ни сил.
Она нарезала помидоры тонкими, почти просвечивающимися ломтиками, с янтарными зернышками, положила их в салатницу.
Потом взяла  пучок петрушки промыла её, встряхнув блеснувшие  изумрудными искрами капельки воды. Мелко искрошив петрушку, добавила к помидорам.
Ольга любила, когда в салате есть огурцы. Они были маленькие, влажные, с небольшими пупырышками, приятно  холодили руки. 
 Растерянно посмотрела на  стол, что-то она забыла ещё добавить. Ах, да, нужен  зелёный лук! 
Из шкафа достала коробочку с солью. Солила она всегда перед добавлением масла.
Масло у неё было особое, тягучее, прозрачное,  словно светлый солнечный свет над  бесконечным полем подсолнечника.
Вот и всё готово. Ольга присела на край дивана. Просто сидела, не думая ни о чём, равнодушно глядя на стол.
 Неожиданно раздался громкий стук в дверь. Ольга всегда, ещё с детства, пугалась резких  звуков, когда её отец, буйный  любитель выпить, приходил домой.  Он нещадно  колотил   по двери, требуя открыть её немедленно.
 Этот стук в дверь означал, что в сейчас  начнётся пьяный кураж. Отец разбрасывал вещи,  посуду, крушил  окна.  По малейшему поводу,  чаще  без  него, избивал жену, терпевшую все издевательства мужа. Эта покорность больше всего  бесила отцы, он мог  повалить её на пол,  бить её ногами.  Однажды она, совсем ещё маленькая девчушка,  вцепилась в отца,  своим слабым тельцем пыталась закрыть мать. Это ещё сильнее разозлило отца. Он набросился на дочку, схватил её за волосы, таскал по полу, бил  о стену. Мать, ползая на коленях, умоляла не трогать дочь.
После этого случая  Ольга забивалась в угол, боясь пошевелиться, когда отец приходил пьяный.  Боялась,  что любое движение сделает матери ещё хуже. Этот  детский страх перед силой и злобой,  словно клещ,  мёртвой хваткой впился в её душу,  навеки остался с ней.
Когда мучитель, насытив свою  ярость, шёл спать, они с матерью ещё долго сидели, прижавшись тесно прижавшись, плакали и успокаивали друг друга.
Однажды на глазах у Ольги  и матери,  трое мужиков били её отца.   Они пинали его ногами, валяя по земле. Отец скулил, униженно хватая мужиков за ноги, вздрагивая всем телом после каждого удара. Мужики ушли, оставив отца лежать на дороге. Он с трудом  поднялся, пошатываясь, побрёл домой.  Шёл  весь в грязи, всхлипывая,   размазывая  слёзы и кровавые сопли по лицу.
Зайдя во двор, отец схватил топор, погнался за женой и дочкой. Ярость душила его.  Как же так, те, кого он унижал,  издевался, видели, как издевались над ним,   унижали его.  Он не мог им простить этого.
Мать и Ольга успели перепрыгнуть через забор и спрятались у соседей. Отец перелазить не стал.  За оградой бегал огромный пёс, который  не любил пьяных. Тогда он начал топором крушить стеклянные банки, насаженные на колья. Отлетевший от удара осколок впился ему в  щёку. Это ещё больше разъярило буяна. Он кинулся в дом,  начал там рубить стол, кровать, ломать печку.
Утомлённый отец достал бутылку водки  из  шкафа, выпил её из горла, и заснул прямо на полу посреди разгромленной комнаты.
После этого случая Ольга не могла видеть драк. Даже по телевизору, сейчас же на глазах наворачивались слёзы,  казалось, что  войдёт отец с топором,  начнёт громить всё вокруг.
Так они и жили, страдая от домашнего деспота. Закончилось всё это неожиданно:  пьяный отец, разгружая   сено, упал с машины,  ударился виском о камень.
Мать  больше   замуж не вышла. Ещё молодая женщина  выглядела усталой, постаревшей,  с лихвой хватило тех тягот, что выпали на её долю.
Ольга окончила школу с отличием,  была первой красавицей в школе. Стройная, высокая, девушка, с тёмно-русой косой почти до пояса,  привлекала взгляды многих ребят.  Подружки приглашали её на танцы, она же  с болезненным страхом она относилась к парням.  В глубине души таился тот детский трепет перед злобой отца.  Казалось, что парни будут издеваться,  бить, её как в своё время это делал её отец  с матерью.
После школы Ольга поступила в институт,  подрабатывала в ресторане. Скромная,  исполнительная, начавшая работать  официанткой, вскоре стала менеджером. Жить она переехала в город, получив в наследство двухкомнатную квартиру тёти.
  В почтовом ящике она обнаружила письмо от незнакомого парня. Он поведал, что сидит на зоне по ложному обвинению, вырос в Детском доме,  сирота.  Поэтому,  ни кто ему помог,  не было денег нанять хорошего адвоката. Ни какой вины за ним нет. Звали этого парня Виталий, они начали переписываться. Он  писал ей письма полные любви, безысходной тоски и нежности.
Ольга почувствовала в нём родственную душу, такую же, как и она неприкаянную и  одинокую в этом большом шумном мире. Когда Виталий освободился, он приехал  ней, остался жить у Ольги.
Поначалу всё было хорошо, только  Виталий долго не устраивался на работу.  Говорил, что сначала  хочет отдохнуть после заключения.  Потом, оправдывался, что не может найти подходяще для него место. Это были только отговорки, работать не хотел.    Найдя работу, нигде  долго не задерживался, объясняя тем, что к нему, как к судимому человеку плохо относятся, придираются.
Виталий стал пить, уносить и продавать вещи.  Когда она спросила, куда делось золотое колечко, подарок тёти, он её ударил. Ольга после этого, потребовала, что бы он убирался. На что Виталий с ухмылкой ответил, что ни куда  не уйдёт, ему и тут хорошо. Работать  больше не будет,  Ольга будет  его кормить и содержать.  Ещё, пояснил он, что сидел за  убийство. Если, Ольга хоть ещё раз заикнётся, что бы Виталий уходил, он  её убьёт тоже.
- Ты же писал мне такие письма, как ты можешь после всех тех слов, так себя вести? - спросила Ольга.
- Что, письма? – Виталий рассмеялся, почёсывая шею, - письма сочинял один умелец у нас на зоне.  Я только отсылал их. Думаешь, одной только тебе писал? Нет, и другими.  Ты оказалась единственной дурочкой, которая поверила в эту дребедень. Таких наивных и бестолковых глупышек, как ты, учить надо жизни, что я  собираюсь сделать со всем прилежанием,  поняла?
С этого дня жизнь Ольги превратилась в кошмар. Снова, как в детстве,  терпела унижение, боль.  Боялась прихода пьяного Виталия, и не могла ни чего поделать с собой. Чувствовала себя  беспомощной, не способной противостоять злобе и наглости. Все её душевные силы были  утрачены, сгорели без следа  ещё в те далёкие годы.   Опутанная, словно железной сетью страха, Ольга с каждым днём всё меньше и меньше надеялась вырваться из этой трясины.
Стук в дверь повторился:
- Открывай,  спишь там, что ли,- орал пьяным голосом Виталий, - или любовника  себе там завела?
Ольга  открыла дверь, Виталий стоял пьяный, пошатываясь, держался двумя руками за косяк.
- Быстро мне стакан водки и закусить.
- Может, хватит, Виталик, ты  еле на ногах стоишь.
- Я тебе сейчас зубы вышибу. Толку от вас баб, ни какого.  Сказал, водки, значит, водки и не перечь!
Виталий, пошатываясь, подошёл к столу, вырвал из рук Ольги бутылку, налил стакан и залпом выпил. Ложкой зачерпнул салат,  начал его есть. Поперхнулся,  стал кашлять, выплёвывая  полупережёванные  помидоры и огурцы  в тарелку.
- Фу, зараза, - отдышавшись, сказал он, - чуть не подавился. Ты чего, стоишь, - он повернулся к Ольге, -   раздевайся.
Ольга сняла платье, Виталий схватил её за руку, потащил в спальню. Там повалил её на кровать,  больно мял ей грудь,  раздвинул  ноги. Несколько раз дёрнулся, захрипел, застонал, перевернулся на бок.
- Всё, - сказал он, зевая, - можешь идти. А ты, ни чего, - он ухмыльнулся, - фигура твоя мне нравится.  Я спать хочу.
Ольга долго  стояла под душем.  Казалось, что её  вываляли в липкой ядовитой грязи.  Хотелось смыть с себя эту мерзость, содрать вместе с кожей. Потом она вышла из ванны, села, не вытираясь посреди комнаты на стул.
Капли воды стекали  по её телу, под ногами уже образовалась небольшая лужица,   лёгкий озноб мелкими мурашками покрыл её плечи и спину.  Ольга не замечая ни чего, неподвижно сидела, погружённая в свои раздумья.
Ну, за что это ей, за что?  Есть же счастливые женщины, которых любят, о которых заботятся мужья. Почему ей выпало   повторить  жизнь матери?  Другой круг, но то же самое!
Она так и сидела, пока не стала замерзать. Ольга одела халат, легла спать в зал, на диван.
Утром Ольга  на работе, как обычно, зашла на кухню.    Повариха Варвара,  дородная женщина лет пятидесяти, окликнула её:
- Здравствуй,  опять  невесело выглядишь? Всем ты хороша Оленька,  хотела бы я дочку такую иметь, да бог не дал. От того и переживаю  за тебя, как за родную дочь. Уж больно,  характер у тебя мягкий, деточка. Опять твой изверг пьяный пришел?  Гнала бы ты его, - Варвара шмыгнула носом, - устроился хорошо, паразит, жирует. Или запугал тебя? Если так, я шепну своему мужу с сыном,- она понизила голос,- они у меня мужики крепкие, вмиг его проучат.
- Не надо, тёть Варь, - Ольга низко опустила голову, -  может, обойдётся.
- Эх, девка, -  тётя Варя глубоко вздохнула, - не доведёт это до добра.
 Чувствовало её сердце беду. Напился Виталий,  заснул  на железнодорожных путях. Поездом ему отрезало ноги, повредило позвоночник, так, что едва мог двигать руками.
 Казалось бы, ну кому он нужен, беспомощный инвалид, за всю свою жизнь не сделавший ни кому, ни чего хорошего?  Разве что, русской женщине с  вечной отчаянной жалостью к тем, кто, по её мнению,  страдает неимоверно сильнее, чем она. Прощают они всё мучителям своим, не обращая на свои, ещё не зарубцевавшиеся душевные раны, необоснованно виня себя в произошедшем  несчастье.  Терзают  душу тревожными мыслями, может, что не так сказала или сделал, оттого всё так и случилось.
Выпадала свободная  минутка,   спешила Ольга в больницу.  Кормила, мыла, Виталия, смазывала ему спину, что бы, не было пролежней. Заботилась, как о дите малом, делала всё, что бы помочь страдальцу.
А Виталий был весь пропитан ненавистью к  жене. Ему казалось, что своей заботой она показывает   своё превосходство над ним, изощрённо издевается. Он угрюмо молчал всё время, пока Ольга была рядом. Это угнетала и тревожила её. Виталий же радовался, что хоть этим заставляет супругу страдать. Копил свою злобу, как скряга монетки, что бы потом, выплеснуть в подходящий момент.
Ольга не замечала этого, но его соседи по палате, такие же бедолаги, в силу обострившихся чувств,  ощущали на себе исходившую от него  чёрную ауру ненависти. Когда приходила Ольга, эта ненависть возгоралась с неистовой силой.  Больные, кто мог хоть немного шевелиться, старались  отодвинуться от него подальше. Совсем неподвижные люди, лежали с зарытыми глазами, не желая видеть Виталия, нутром чуя в нём  человека злого.
Ненавидел   Ольгу из зависти, за то, что она здорова, может ходить. Всю жизнь он завидовал, начиная с садика, когда у другого малыша была лучше игрушка. В школе тем, кто лучше одет, или у них было, то, что нравилось ему, но было недоступно. Считал несправедливым,  у них есть  эти вещи, а у него нет.  Тогда  Виталий совершал,  как он считал, праведное дело: тем, кто был сильнее  его, чинил тайно разные  подлости, более слабых, не способных оказать сопротивление, бил. Что бы, как он  выражался, жизнь им мёдом не казалась.
После школы,   ни работать, ни учиться ему не хотелось.  Желание, хорошо одеваться, пить, весело проводить время осталось.  Вопрос,   где достать денег на всё это решался просто: он в тёмное время выбирал  хорошо одетых прохожих,  грабил их. За что получил срок,  не за убийство, он это придумал, что бы запугать Ольгу.
Через три месяца Виталия выписали домой. Как только Ольга закрыла дверь за санитарами, он дал волю своим чувствам:
- Ольга, сюда!
- Что случилась, Виталик?
- Наклонись ко мне ближе.
Ольга подумала, может ему поправить подушку,  или пить хочет.
Виталий поднял голову:
- Тварь, - и плюнул ей в лицо.
 - Ты, что? – Ольга отшатнулась.
- Я тебя ненавижу!
- Почему?
- Почему? Да за то, что ты здоровая, за то, что можешь ходить,  и вообще, живёшь на этом свете. Ты,  думаешь, если я инвалид,  у тебя наступит новая жизнь? Ни когда  тебе не дам жить спокойно, не будет тебе радости.   Делаешь вид заботливой жены, а сама злорадствуешь. Я всё вижу. Тварь, тварь конченная, убить, тебя мало.
 Он ещё что- то кричал, беснуясь, брызгая слюной, матерясь.
Ольга сделала шаг, другой и застыла, как на краю пропасти.  Стояла  окаменевшая, спиной ощущая:  сделай она ещё шаг,  рухнет в бездну.
И ей захотелось сделать этот шаг.  Стало всё безразлично,  своя жизнь, жизнь Виталия, весь этот мир.  В груди возник тягучий комок холодного  отчаяния. Смертельный холод сжал   сердце,  остановил дыхание.  Слова Виталия проникали в её  сознание, как далёкое эхо.  Нахлынувшая вслед за отчаянием обида жгла нестерпимо,  боль пронзила всё тело.
 Она восстала против этой несправедливости.  Всей душой, желая помочь Виталию,   Ольга столкнулась с его яростной ненавистью.  Оставалось только безжалостно отомстить.  Пусть  помучается,   она превратит его жизнь в кошмар.
Можно  уйти из дома, не обращая на вопли Виталия. Но Ольга, понимала, что ни когда не сделает этого. Будет переживать, что оставила человека страдать и вернётся. Вернётся к унижениям, оскорблениям, обидам. Поэтому она сделает иначе.   Раз и навсегда прервёт этот порочный круг.
   Медленно, сама удивляясь  своему  спокойствию,  произнесла побелевшими губами: 
- Ты об этом ещё пожалеешь.
- Я? – Виталий издевательски ухмыльнулся,- ты моя вечная прислужница,  будешь покоряться мне всегда. Думаешь,   испугала меня, да плевать я хотел на твои слова. Принеси мне водки.
Ольга   вышла на кухню. Вернулась в комнату с мотком верёвки.
 Встала на стул, привязала  верёвку  к крюку, на котором висела люстра.
- Где водка? – прошипел Виталий. -  Что ты мне тут представление устраиваешь?  Я выпить хочу!
Ольга сделал петлю, накинула её  на шею:
- Я сказала – водки не…
Ольга глубоко вздохнула и спрыгнула со стула.
  Виталию  показалось, что на него рухнул потолок. Он был ошеломлён, до последнего мига уверенный в своей полной власти,  не ожидал, что Ольга решится на самоубийство. Инстинктивно кинулся вытащить Ольгу из петли, но что он мог сделать, беспомощный?
 Виталий остался один.  Ни кто не сможет ему помочь, даже  воды не подаст. Кричать, звать на помощь,  бесполезно. Соседи, давно привыкшие  к его постоянным скандалам и крикам,  не  реагировали на  шум из их квартиры. Ему предстояло несколько часов или даже дней провести в одной комнате с трупом, а он с детства панически боялся покойников.
Страх волнами накатывал на него. Он зажмурился, надеясь, что всё происшедшее жуткий сон, открыл глаза, но ни чего не изменилось. Виталий всё так же лежал в постели,  Ольга  висела в петле.
Сердце его бешено заколотилось в груди, туман начал застилать глаза, всё поплыло, и он потерял сознание.
Очнулся он уже ночью. Было полнолуние,  хотя Луна не была видна в окно, вся комната была залита  бледным безжизненным светом.   Медленно повернул голову: тело Ольги, казалось, неподвижно парило посреди комнаты бесформенным пятном. 
«Сука», - осипшим голосом прохрипел Виталий.
 Он присмотрелся внимательно к ней.  Ему показалось, у неё руки  зашевелились, начали удлиняться, тянуться к его горлу.  Ощутил, как  холодные жёсткие пальцы сомкнулись у него на шее  и начали  душить. Виталий задыхался, хрипел,  легкие разрывались от натуги. Попытался вздохнуть, скинуть с себя её руки.  Сопротивляться этому  наваждению, не было ни каких сил,  он ещё больше погружался в пучину ужаса. Голова кружилась,  хотел отползти, спрятаться под одеялом, но его тело не слушалось. От безысходности начал биться головой об стену, пытаясь избавиться от этого кошмара.  После очередного удара лишился сознание.
Очнулся он уже днём, мучительно хотелось пить. Облизал сухим шершавым языком иссохшие губы.  Хотел позвать Ольгу, что бы она принесла ему воды. Окинул взглядом комнату,  увидел её висящую в петле. Мгновенно вспомнил всё, что произошло,  похолодел от страха.
Лицо Ольги распухло, стало синим.  Виталию опять  показалось, что её тело, сначала медленно, потом всё быстрее начало  раскачиваться.  Страх,  распирал, перемалывал внутренности, ещё немного и казалось, что его разорвёт. Виталия начало трясти как в лихорадке.   Руки у Ольги поднялись, потянулись к нему, стали опять душить его. Он  захрипел, стал  извиваться, стараясь избавиться от  железных пальцев покойницы.  Кровь стучала в висках, казалось ещё мгновение и мозг не выдержит этого напряжения. У него потемнело в глазах,  он взвыл, закусил до крови губу,  стал биться головой об стену.  Сознание померкло, и опять Виталий впал в беспамятство.
Каждый раз, когда Виталий приходил в себя, ему чудилось, что Ольга душит его. Он  начинал биться в конвульсиях,   только уход в бессознательное состояние спасало его от этого безумия. Сколько раз так происходило,   не знал.
Варвара забеспокоилась на второй день, когда Ольга не вышла на работу. Такого с ней ни когда не случалось, если даже она вдруг заболевала, всегда предупреждала.
После работы она зашла к Ольге  домой. Долго звонила, но ни кто не открыл ей. Ни каких звуков не доносилось из-за двери: Виталий в очередной раз был без сознания.
Варвара попросила соседа Ольги заглянуть в окно, благо, что квартира  была на первом этаже. Поднявшийся по приставной лестнице сосед, увидев покойницу,  чуть не упал на землю.
Вызвали спасателей, они вскрыли дверь. Труп вынули из петли,  отправили в морг. Виталия отвезли в больницу,  где ему наложили несколько швов на разбитую голову. Вскоре пришлось перевести больного в психиатрическое отделение. Ему всё  время представлялась повесившая Ольга и душившая его. Особенно тяжело он переносил  полнолуние. В эти  ночи он становился особенно буйным, начинал кричать, биться головой о стену.
  Умер он зимой, в январе, когда стояли лютые морозы. В эту ночь Луна светила особенно ярко.  Этот свет так и  застыл в его открытых безумных глазах. Даже привыкшим ко всему санитарам стало не по себе, когда они взглянули на лицо умершего Виталия, искажённое гримасой животного ужаса…