Дембельский аккорд

Есть на флоте, да и в армии тоже, такое понятие – «дембельский аккорд». Это когда остаётся тебе до демобилизации пару-тройку месяцев, и тебе дают конкретное задание. Чем раньше его выполнишь – тем раньше тебя, возможно, уволят со службы. У меня был случай в этом плане тяжёлый. Мой третий год службы во флоте проходил и заканчивался в Югославии. Корабль наш стоял на ремонте в Черногории, в небольшом городке Тиват. И раньше, чем закончится ремонт корабля, меня и моих сверстников списать с корабля было невозможно. Только по возвращении в Союз. И дал мне Кэп (командир корабля, кап. 2 ранга Шаров) задание – покрасить ватерлинию. Всю. Я же – художник. Вот и рисуй – сказал он мне. Дал кисть из собственных запасов. Краску я получил у боцмана. И понёсся мой аккорд по волнам Адриатики. Полдня я ловил рыбу с пирса, остальное время – красил ватерлинию. Точнее, на флотском жаргоне – отбивал её. С пирса красить её было легко. Привязал кисть к палке, макал её в краску и возил ёю по ленточной выпуклости на борту корабля. Полоса у меня получалась ровная. Всё же – архитектурное образование. Я и сейчас прямую линию на бумаге без линейки нарисую более прямой, чем по линейке. Так вот. Дошёл я с краской и кистью до носовой части корабля. А там борт отходит от пирса. Да, тут надо отметить, что на дворе стоял февраль. По берегам уже вовсю цвела мимоза, и было тепло, как у нас в Москве в конце апреля. Но всё же с моря порой дул прохладный ветер. И я работал в робе. Это такая серого цвета повседневная одежда матроса. С сине-белым гюйсом (полосатым воротником). Но я верхнюю часть робы, ту, что с гюйсом, на работы не надевал. Я был мало того, что дембелем, но ещё и адъютантом Кэпа и начальником секретной части. Поэтому я позволял себе надевать красный (откуда только он взялся?) свитер. В нём я исполнял в прохладные дни свой дембельский аккорд. Для того чтобы красить ватерлинию носовой части я придумал простое решение. В этой части корабля чуть ниже этой злосчастной ватерлинии в борту корабля находилось немало отверстий – кингстонов. Впускных и выпускных. Одни при надобности всасывали внутрь забортную воду, другие – выпускали в море всякую дрянь. Вот в один из таких кингстонов я додумался вставить доску, другой конец которой покоился на пирсе. Взял я тогда кисть, банку с краской и, словно жонглёр, стоя на упругой доске, стал делать жирные мазки по плавному изгибу борта. И всё бы было хорошо. Но не учёл я того, что в это время начался отлив. Корабль стал медленно отходить от пирса. Хоть он и был накрепко пришвартован к береговым кнехтам толстыми канатами, но всё же имел право, растягивая их, отходить от стены пирса на полметра. Этого было достаточно, чтобы доска, на которой я стоял, сползла с пирса и вместе со мной рухнула в воду. Я такого художества никак не ожидал. Очень отчётливо помню, как я резко погружаюсь в воду между пирсом и кораблём, а мимо меня проплывают командирская кисточка и банка с белой краской. Не помню – достиг ли я дна. Но вынырнул на поверхность очень быстро. И даже забрался каким-то образом на пирс. Далее в моей памяти отложилось вот что: я иду по пирсу, мокрый насквозь, за мной тащится какая-то водоросль. Красный свитер равномерно раскрашен белой краской, как и мои волосы. Но меня это не беспокоит. А волнует то, что я утопил Кэповскую кисточку. Оставляя за собой мокрые следы я пошёл сдаваться Кэпу. О капитане 2 ранга Шарове у меня остались только очень хорошие воспоминания. О нём я ещё немало напишу. А в тот раз он меня слегка пожурил (используя крепкие флотские выражения) и на дальнейшую покраску ватерлинии, во избежание неприятностей, выделил баркас с двумя матросами. С баркаса красить ватерлинию и ловить рыбу было гораздо удобнее. Чем я и занимался до конца мая.