Коля - личность

В память о старшем сыне Николае,
который погиб  в 1993 г.

Господи, не могу придти в себя!  …Сижу в вагоне электрички (еду домой от мамы)…И вдруг – там, в конце вагона – Коля…Его лоб, его волосы, нос, глаза, усталое лицо, молодой, лет 30…Белая футболка, джинсы…Повернулся, провёл рукой по волосам – его жест! Посмотрел прямо на меня – оттуда, издалека(я – в середине вагона)А я не могу отвести взгляда, вся в слезах, надеюсь, что он не видит(я – в очках) Мгновенная мысль – подойти, пообщаться…А он вдруг снимает с полки рюкзак, готовясь выходить. И вот уже встал, идёт – его движениями…Да что же это! Наваждение какое-то. Вся моя душа – около, не хочу расставаться.. Вышел, но  - в другую сторону, не мимо…А тут – трогаемся – и догоняем, только промелькнула его фигура с огромным рюкзаком- и всё…Но уже почему-то полегчало – всё-таки увидела ещё раз, простилась…
Такого у меня ещё не было…Ох, Колька, Колька…

Коля рос очень сложным ребёнком. Однажды за что-то обиделся и инсценировал побег из дома. Смотрю – еда стала пропадать, Ванюшка стал какой-то таинственный… Потом нашёлся - на чердаке.  Ванюшка ему еду таскал, а я делала вид, что не замечаю…

  Я как-то на него замахнулась (очень уж допёк), а он руку мою поймал и в глаза заглянул – так спокойно и холодно – у меня сразу всё отошло…Он говорил, что и учителей любил «доводить» - тот на него кричит, а он смотрит и усмехается… Представляю, что чувствовал педагог!

Заявил Ивану (мужу) как-то: «Вот увидите, я ещё буду десятками швыряться!».И ведь правда – вырос и бросался даже сотнями: то они с Севой придумали машинку для серебряной воды, то при первом появлении видеокассет организовал их покупку через Москву, записывал фильмы, снимал свадьбы…

А мумиё! Он один из первых начал его пропагандировать, добывать, обрабатывать… Иногда привезёт кусок: «Мам, помоги развесить!»(И весы -  специальные). Славка – рядом. «Слав, ты кем будешь?» - «Я буду Колей – людей лечить». А простой однообразной работы не выносил. Услышал как-то, что в Маргилане пацаны на луке у корейцев зарабатывают. Поехал «на заработки». Через день возвращается: «Сказали, что готовы ещё 3 рубля (дневная ставка) заплатить – лишь бы уехал»…

А вот с техникой – «на ты». Довёл до ручки старый приёмник – делал из него рацию.  Велосипед всё время реконструировал, потом – мопед, потом - мотоцикл, потом - Яву с коляской, потом - старенький Запорожец, Москвич, Жигули…Износится машина – починит, продаст, купит следующую – более высокого класса, но подержанную – и опять вечно под ней лежит…А домашние работы – это не про него…Всегда вечером друзья…Нина сумела вписаться в их круг – Алик Галлеев с Таней, Алик Багаутдинов с Надей, Сева с Галей, Саловы… Он опекал тётю Валю с её шестью детьми, ездил временами на их адвентистские собрания, раздобыл фильмы о Христе, устроил - было домашний кинотеатр по субботам (вход – по рублю), но как-то это заглохло…

 Просто сам он адвентистом не становился, дух его был над религиями – крестился в православной церкви, крестил меня, Славку, новорождённого Илюшку – но сам туда не ходил…

Мне подбросил книгу Рериха «Зажигайте сердца», говорил, что Елена Ивановна – «МАХАТМА», познакомил с Вячеславом Савенко – рукоположенным попом-расстригой…И всё время знакомился и общался с интересными, неординарными людьми…Я удивлялась – откуда он столько знает, ведь всё время – в делах, в поездках, в работе и ремонте машины…Позовёт меня: «Мам, я еду в Наманган, хочешь со мной?» - «Хочу!» А по дороге выкладывает новости про учение Шаталовой, Стрельниковой…Это он познакомил меня с Полем Брэггом, с записями Андреева о биоэнэргетике, с письмом Сахарова…Позвал однажды с собой в далёкую поездку на Беш – Куль. Смотрю – запасают они с Ниной еду на три дня – арбузы, виноград, персики, а хлебница – пустая. Оказывается, они теперь – сыроеды. И Полинка родилась маленькая, изящная – на сыроедении взращённая…В кишлаках – везде у него были друзья. Таджик Каримжон – почти родня.

В долине Пум – киргизы мучились без электричества. Колька задумался – можно ли им помочь, поделился своими мыслями с Ваней, а на Севане вдруг среди метеорологического оборудования оказался «Ветряк» - несколько ящиков железок (больше ста кг). Шурик подхватил идею Коли, договорился с начальством, они с Ваней   заработали денег на разгрузке вагонов и послали агрегат малой скоростью в Горчаково. Остальное доделал Колька – над кишлаком крутится его материализованная мысль, а киргизы вспоминают его добрым словом. После его смерти мы там были с Ниной и Ваней,  пили чай из электрического чайника и наблюдали, как азартно играют вместе киргизята и колины ребятишки…

Ваня и Нина поженились, колина ноша легла на ванины плечи… Ферганскую квартиру я оставила Коле, как старшему. Иногда приезжала к нему в гости – всё время встречалась с новыми девочками, пока не завелась у него Полина – гречанка. Мы с Иваном даже в качестве сватов заявились в Ташкенте к её родителям, но получили отказ в довольно грубой форме, мол, мал ещё! (Коле тогда было 17 лет.) Но не на того напали! Поездил жених на крыше вагонов на свидания к невесте в Ташкент – да и уволок её однажды в Фергану, взял в гражданские жёны, раз нельзя иначе. Родители порыпались, погрозились, а Полина греческому послу заявила, что хочет за Колю замуж – и всё, отстали – ей-то уже было20 лет. В армию он пошёл служить в Оше, рядышком. Полина его навещала, пирожки пекла. Приезжала и я из Ташкента. Вспоминается, как он держался до последнего – уверенно, а простились – и побежал полурусцой на свой полигон – такой сутулый и беспомощный – до слёз…Передние зубы были сломаны, причину не сказал, но, думаю, именно поэтому стал после армии усиленно заниматься карате. А Полина ему стала изменять. Мне многое в ней было непонятно. Например, она хотела работать официанткой в ресторане. «Там же приставать будут!» - «Зато заработки!» Я даже в Ташкенте её застала с её бывшим одноклассником. Она была у меня в гостях в Ташкенте, а я с работы вернулась неожиданно намного раньше. Открываю ключом дверь – а на пороге – мужские туфли. Не Колины. И тишина. Почему-то меня понесло сначала в кухню, а потом – прямым ходом в спальню. Захожу. Она – в платьишке сидит в уголочке, а он стоит на кровати на одной ноге, другая – застряла в брючине, и бормочет «Здрасьте!». Я – разворот на 180 градусов – и в душ. Смываю, смываю с себя эту мерзость, а она не смывается, кошмар какой-то…Слава Богу – хлопнула дверь…
Приходил потом этот паренёк, просил в армию ничего Коле не сообщать, сам служил, мол…Я обещала, но Полине велела возвращаться к родителям. Правда, Коля, вернувшись из армии, не нашёл своей любимой гитары – друзья сообщили, как его жёнушка прощалась на вокзале с любовником, а гитара была подарена «напамять»…
Это переполнило чашу – «побил и выгнал». Гораздо позже я получила из Греции от Полины письмо – «Как вспоминаю Колю, всё время плачу…» Вот такая жизнь непонятная…

В Марину он влюбился и стал за ней ухаживать. В горы возил её на мотоцикле, жениться собирался. Она относилась к Коле благосклонно, хотя предупредила, что у неё есть жених – Володя, который недавно вернулся из мест не столь отдалённых. Последовала и встреча с Володей – амбалом двухметровым. Тот угрожающе потребовал к
Марине больше не подходить. А Колька наш глянул ему в глаза: «Это ей решать.»,- повернулся к нему спиной и пошёл-себе… «Как же ты не побоялся, Коль!» -у меня после его рассказа аж дух захватило. «Да, не очень-то уютно было этот взгляд ненавидящий на себе чувствовать, но…» А под Новый Год Володя заявился к Коле с Мариной «выяснять отношения», довыяснялись до крепкого упития, и Колька помнил только, что Володя вызывал такси. Оказалось, что, как Черномор, уволок Володя Марину к себе и там, по пьянке, её «трахнул».Утром, очнувшись, Маринка заявила, что его теперь не простит, что любит Колю, и ушла…А дальше события развивались с быстротой молнии.  Володя врывается к Марининой сестре, берёт ружьё её мужа, сказав детям, что идёт охотиться на лису, и уже в дверях бросает фразу: «Колю я сегодня застрелю!».Девчонки – к  матери, та – к Марине, та кричит Коле по телефону: «Не выходи, сиди дома!» Что вы! Будет Колька дома сидеть! Он – на мотоцикл – и спасать Марину! А Володя с ружьём, не застав Коли дома, куда-то пропал…Колька звонит в милицию – человек с ружьём по городу, будьте наготове! А ему отвечают: «Только что возле крепости - ЧП , подъезжай туда!» Городок маленький, скоро все были там. Володя приложил ружьё к своей груди и выстрелил – дробь разворотила всю грудь… «Мам, не могу отделаться от мысли, что в этом и моя вина.»- Конечно, Марина в шоке, никого не хочет видеть, это и понятно…Но что написано на перстне Соломона? Правильно:«И это пройдёт!»… Вскоре узнаёт Коля, что Марина беременна, ухаживать начинает очень активно и однажды рождается Милена.

К сожалению, Марина -  никудышная мать. Пелёнки, чтобы не стирать, выкидывает, грудью кормить не хочет…Как-то приезжаю – в центре зала стоит мотоцикл – Ява с коляской. В коляске – ребёнок, под головой у него – грязные пелёнки, а Коля готовит молочную смесь…Маринка бес парика, без макияжа, спросонья – смертный грех… «Коль, зачем тебе это надо?» - «Не знаю, мам, красоты захотелось»… но хотел Милену удочерить, а ведь надо было собирать документы, а Марине было не до этого, они с сестрой любили подвыпить, попринимать ухаживания кавалеров. Пыталась она держать Кольку на привязи, как-то даже разыграла сцену якобы самоубийства. Он приходит с работы -  она на табуретке, а голова в петле. Он бросается спасать, а у неё на всякий случай бритва  в руке, чтобы верёвку перерезать…Конечно, Коля – неординарная личность, совсем в быту не подарок, но и у Марины не семья была в голове…Стала всё чаще уходить к сестре, напиваться, и кончилось, как и в первый раз:  «Побил и выгнал»… Конечно, помогал, чем мог, но уже на расстоянии…

А однажды вдруг говорит: «Мам, знаешь – я подумал  и решил к тебе обратиться:
помоги мне жену найти, а то мне одни шалавы попадаются.» Оно и понятно – парень живёт один, квартира, машина, внешность…Чем не лакомый кусочек? А он , оказывается, ещё и не только секса хочет, ему и хозяйку подавай, и мать его детям, и чтобы умница, и красавица…Ведь мы того стоим! А я и ляпни: « У нас в коллективе несколько замечательных девочек, приезжай, посмотри!». Приехал он как-то, заглянул ко мне в класс, а там не я, а Татьяна Игамовна, волоокоя Шехеразада -  типичная азиатка – он и шарахнулся, чуть не сбежал…Хорошо, я его к Мишке в класс, к воспитательнице Нине Николаевне направила, вроде, про Мишку узнать…Он тут же за Нину взглядом и зацепился. По его просьбе я пригласила  её и её подругу Валю в гости, а дальше сценарий разыгрывался уже без меня – вскоре меня поставили в известность, что поданы заявления в ЗАГС, потом ездили в гости к её родителям, потом были с её братом на концерте Магомаева, потом на Новый год у меня гадали на Пушкине…Кстати, я стала Пушкина просто бояться, слишком он оказывался пророком. Я понимаю, это область Неизвестного, но лучше в неё не соваться…А в тот новогодний вечер мы загадывали по страницам поэм. Вопрос Коли: «Как в этом году сложатся наши с Ниной отношения?» - ответ: «Земфира: «Ты будешь мой!» Вопрос Нины: «Удастся ли перетянуть Колю сюда, в Ташкент?». Ответ: «И старец с места не сдвинулся». Вопрос мой: «Соберу ли я всех своих детей вместе?». И ответ: «В мечтаньях и стараньях пребудешь ты». Вот вам и Пушкин…А гораздо позже, тоже в Новый Год мы, уже в Фергане, гадали по Пушкину – и у Коли, и у Саши(брата Нины) выпал пустой лист, я пыталась замять, всё перевести на смех, а у самой – мурашки….Потом забылось, а позже вспомнилось – их обоих в том же году не стало…

Коля у нас действовал довольно рискованно – пригласил Нину к себе в гости вскоре после знакомства, в период помолвки. Я охнула -  там у него такой бардак! А он приготовился – навёл косметический ремонт…И Нину не испугал дом на земле – они с родителями и братом сами строились, всё – привычно. Она оказалась настоящим трудоголиком – всё в руках кипит…Но с Колькой было трудно. Во первых – отвадила постепенно хвост его бывших девиц, разобралась со знакомыми – кто – друзья, а кто – просто так, от нечего делать на огонёк заходят (Люди к ним приходили к ужину чуть ли не каждый день, кто это выдержит?) Но потихоньку всё вошло в свою колею, рождались чудные девочки, а ему надо сына, всё влезал в разные подсчёты – и высчитал Илью – вот так!

Мой покойный муж Поляков Н.Н. написал о Коле свои воспоминвния...

Вот такие -   "О старшем сыне"

То, что Бог нам однажды отмерил, друзья,
Увеличить нельзя и уменьшить нельзя…
Омар Хайям.

Родился Коля в 1952 году, во Фрунзе. Я в то время заканчивал аспирантуру в Московском Университете. Познакомился с шестимесячным первенцем по пути на работу в Ферганский пединститут. Барахло нас не обременяло – привольно разместились в двух комнатах общежития.
Только отбыл со студентами на хлопковую «страду», через несколько дней телеграмма: «Сын в больнице, при смерти». Примчался – выносит жена «шкилетик» в простынке. Узнал и потянулся к батьке – вся душа перевернулась!
- Дистрофия, диспепсия – есть ничего нельзя, кроме вериса (жиденький рисовый отвар на молоке). Поварихи молоко воруют,  а отвар слегка забеливают. Главное же  - мамаши, которые дают врачу Марии Ароновне взятки, получают для детей антибиотики. Прочие мрут, как мухи.
По совету старушки – соседки купил на базаре курицу, принес Алле насыщенный куриный бульон.
- Ах, Мария Ароновна всё запрещает, пока желудочек не наладится…
- Если суждено нашему сыну умереть, пусть это будет от болезни, но не от голода. Сейчас же дай ему бульон!
В голове дикий сумбур и отчаяние: не зарядить ли ружье жаканами (пули на медведя) да не шарахнуть ли из обоих стволов в восьмипудовую взяточницу за нашего и за всех загубленных младенцев?! На бульоне через два-три дня сын порозовел, стал поправляться. И через неделю Алла с ним выписалась.
Минуло три года. Живого любознательного первенца потянуло на велосипедные прогулки. Приспособил на раме седло, прикрепил к передней вилке скобу для ног и приучил малыша крепко держаться за руль. Отправились с ним осваивать Вуадильскую дорогу, убегающую прямо на юг, в сторону далёких снежных гор. В четыре года Коля проявлял уже задатки азартного спортсмена. Как-то на полпути к  адырам (предгорья) нагоняет нас стайка старшеклассников на дорожных велосипедах.
- Папа, жми!
С переменным успехом мчимся до крутого подъёма. Неискушённая молодёжь настолько выложилась в гонке, что на подъёме мы с Колей всех опередили. То-то сын торжествовал!
Незаметно приохотил моего «спортосмена» к горам. Однажды взял даже в зимний поход. Туристическую секцию представляли в институте три десятка энтузиастов. Зимой в заснеженных ущельях Алайского хребта почти космическое безмолвие. Группа цепочкой движется по снежной целине. Идущий впереди, проваливаясь в рыхлом снегу по грудь, пробивает путь: крепких парней хватает шагов на 50. Затем лидер валится в снег и, отдышавшись, пристраивается в хвост группе. Третьекурсница Рая Некрасова выдерживала 70 шагов! Сын, сидя у меня за спиной в рюкзаке, весело поглядывает по сторонам. Установили палатки; оставив дежурных, налегке взбираемся на симпатичный трёхтысячник. На вершине – ровная площадка: от души поиграли в снежки. Коля осмотрелся. (окрестная панорама изумительна!), важно изрёк: «Папа, пойдем теперь вон на ту горку!» Спускаться много легче – через час, уже в сумерки, были на бивуаке. Поужинали и до ночи пели у костра незамысловатые песни про скитальцев геологов и про забавного кузнечика «с коленками назад».
С самых ранних лет был наследник самостоятелен и своенравен, частенько удирал из под надзора бабушки и няни Зои. Однажды изрядно напугал нас с коллегой Фёдором Ивановичем Веприцким. Взяв с собой четырёхлетнего Колю и шестилетнего Володю, сына шефа Преснякова, подъехали на попутной грузовой машине к Хайдарканской стене (двадцатикилометровый хребет почти отвесно обрывается на север и на юг. Подняться на него можно только с востока и с запада.) По всему гребню – цветущий миндаль, густая нетронутая трава, цветы. Облюбовали полянку под развесистым миндальным деревцем. Тонкий аромат, розовые лепестки, усыпавшие полянку, жужжание диких пчёл – всё это под тёплыми утренними лучами убаюкивает. Володе как старшему строго наказали никуда не отпускать Колю, а сами пошли за ветками для костра. Возвращаемся через десять минут – сына нет! Володя вздумал ещё и пошутить: «Ушёл туда!» - показывает на отвес. Фёдор Иванович в ужасе влепил «шутнику» увесистую пощёчину. Тот понял, что переборщил, и даже не заплакал. К счастью, отыскали беглеца неподалеку, мирно прикорнувшего под кустом.
В шесть лет сын стал моим спутником и товарищем в прогулках по Амуру. Уверенно рулит кормовым веслом на нашей маленькой «нанайке». Выгребая против течения, поднимались километров на 10-12 вверх по реке; в хорошую погоду переправлялись на правый берег. Возвращаться иногда приходилось в дождь и ветер – течение помогало (ниже города никогда не заплывали). На одну удочку за час-другой можно наловить касаток и плетей (вид небольших китайских сомиков с острыми шипами вместо боковых и спинного плавников) на уху для целой компании.
Однажды расположились на крутом сихоте-алиньском берегу. Чтобы лодку не унесло быстрым течением, наполовину вытащил её на прибрежную гальку. Наловили рыбы, сварили ушицы: двухкилограммового серебряного верхогляда отложили для дома. И собрались отчаливать. Коля примостился на корме. Одним толчком я спихнул лодку на воду и успел вскочить в неё. То, что мальчишка заранее погрузил кормовое весло в воду и изо всех сил вцепился в него, не заметил. От толчка его выкинуло за борт – на глубину и в сильное течение! Не раздумывая, бросился в Амур, но сын тут же вынырнул. Не выпуская весла, крепко ухватился одной рукой за борт. Перебрасываю оплошавшего кормчего в чёлн, с трудом забираюсь сам…Одежда сохнет на камнях, а мы, взявшись за руки, бегаем по берегу, пока не согрелись. На велосипедных прогулках, едва замечал, что нос моего пассажира холодный, согревались таким же образом.
Через шесть лет привёз в город Юности погостить на весь учебный год 12-летнего Колю и 10-летнюю Сашу. Жена Эла была на курсах в Москве, пятилетний Жорка в Краснодаре у бабушки с дедушкой. С дисциплинированной умницей Сашей не возникало никаких осложнений. Сына определил в обычную и в музыкальную школы (занимается пятый год – абсолютный слух!). Однако, скрипка у него почему-то не поёт, а исторгает вопли истязуемой кошки. Зато, как узнал от дочки через несколько лет, в футляре для скрипки отлично помещалась моя двустволка в разобранном виде. Набив карманы патронами, новоявленный Арсеньев отправлялся в тайгу (дорогу знал – несколько раз брал его с собой).
Однажды заблудился и угодил в болото. Орал во всю мочь, ухватившись за хилую, уходившую под воду кочку. Благо, услыхал сборщик кедровых шишек, протянул шест и вытащил «путешественника» из трясины. А тот и в крайности ружья из рук не выпустил! В другой раз отправился сын со школьным товарищем вверх по Силинке. В нескольких километрах от жилья их перехватила местная шпана того же возраста и, конечно же, вознамерилась отобрать ружьё. Ведь город возводили не одни комсомольцы-добровольцы, но и вчерашние зэки; поэтому дух уголовщины в молодом поколении ощущается заметно. Друзья кинулись в бурную речку; оступаясь на камнях, мокрые по пояс, выбрались на крошечный островок. Наиболее решительные из преследователей рванули следом, но Коля вложил в стволы патроны и грохнул дробью над их головами. Юные разбойники мигом выскочили на берег и вместе с остальными укрылись за деревьями. Последовала настоящая осада – лишь с темнотой мальчишки убрались восвояси. Глубокой ночью явился «Арсеньев» домой, предварительно припрятав ружьё в подвале. А уж придумать правдоподобное объяснение  запоздания умел виртуозно.
В отрочестве Коле довелось поездить и самостоятельно. Самым памятным остался визит к тёте Нине и дяде Герману. Моя сестра обладает даром сердечной теплоты и житейской мудрости, а зять – редкостный умелец, за что бы ни взялся. Общение с ватагой братцев и сестричек, вылазки на суровый живописный Тобол наполнили живой романтикой месяцы, проведённые у тётки в Зауралье.
С весны 65-го года мы начали готовиться в Комсомольске к летнему плаванию по Амуру до Охотского моря. Приобрели лодку-нанайку вдвое вместительнее нашей прежней. Подремонтировали, засмолили. В пробных вылазках с ночёвкой нарочно не брали тёплой одежды – учил юного речника коротать прохладную ночь по-нанайски, плотно обложив всё тело сухой травой и натянув поверх куртку и штаны. Так можно отлично переночевать на природе даже при лёгких заморозках. Запаслись 20-метровой капроновой сетью, закидушками. К 1 августа всё было готово. Экипаж (мой выпускник-нанаец Валентин Гейкер и Коля) в нетерпении. В последний момент сын из-за затянувшейся непогоды отплыть с нами не решился. В душе в общем-то отважного парнишки заноза эта засела глубоко. Через полтора десятка лет уже преуспевающий инженер и отец семейства из Ферганы организовал и финансировал солидную экспедицию по тому же маршруту (с женой Ниной, с братом Жорой и со мной). По старой памяти хотел присоединиться и Валентин, но райком партии «бросил» учителя-словесника на укрепление сельского хозяйства. Напарник по прежнему походу, вечно занятой председатель колхоза, успел нас лишь встретить и строго предупредить: «Не вздумайте, Николай Николаевич, как прежде, вплавь покорять Амур! В «Культурную революцию» китайцы сбрасывали в Сунгари тысячи и тысячи трупов. Разлакомившись на человечине, сомы хватают теперь живых людей!»
До моря мы не добрались. Но гребли в радость, без чрезвычайных погодных сюрпризов. Правда, близкое Охотское море не позволяло забывать о себе постоянным и довольно прохладным ветром. Всё же солнышко пригревало после полудня, птицы пели на все лады, и мы могли сколько угодно практиковаться с прямым нанайским парусом, меняя галсы при боковом ветре и скользя поперёк Амура туда и назад. Искусство крутых поворотов под парусом особенно понравилось Жоре. На островах созрела черёмуха, по марям – крупная, покрытая дымчатой пыльцой голубика. Вполне прилична на низовьях рыбалка. Но Коля предпочитал, по возможности,  купить у рыбаков осетрины. Встречали в пути интересных людей, познакомились с отважным тигроловом, охотником-промысловиком и оригинальным писателем Буйловым. Его походы – не нашим чета: вдвоем с компаньоном, вооружённые карабинами, они прошли пешком все Охотское побережье.
18-ти лет был призван Коля в армию. Попал в авиадесантную часть. Прыгал с парашютом и на всю жизнь «заболел»  небесами. Хлебнул и дедовщины (ни до войны, ни в войну подобной мерзости в армии не было). Когда со средним сыном Ваней мы явились в Ошский гарнизон отпросить нашего десантника хотя бы на сутки в связи с приездом отца – отказали (ЧП в части: старшина колиной роты ударом кулака в горло убил солдата. Как у нас принято, дело замяли).
После демобилизации сын сдал экзамены за вечернюю школу и поступил в радиотехникум. Основательно освоил электронику и стал первоклассным специалистом по газовым трассам и нефтепроводам. Раздобыл уникальные японские приборы и мог обнаруживать любые аварии с поверхности земли, не обнажая труб. За это пребывал на лучшем счету у ташкентского начальства. В довершение всего научился в армии прилично петь и превосходно аккомпанировал на гитаре (хоть какой-то прок от шести лет мучений со скрипкой…).
Хорошо запомнил уроки «дедов» - в секции каратэ овладел искусством рукопашного боя без оружия и стал защитником всех обижаемых. Разыскивал однажды в Фергане нужный дом, наткнулся на кряжистого мужика, избивавшего посреди улицы женщину. Твёрдо прикрикнул на него. Тот заюлил, стал оправдываться. На вопрос о нужном доме указал на ближайшую многоэтажку. Коля поднялся на четвёртый этаж, дозвонился – дом не тот. Спускается – внизу поджидает давешний мужик. Ни слова не говоря, кинулся на  «обидчика», опрокинул на ступеньки и навалился всей тяжестью. В руке – кастет. Левой рукой сын сумел перехватить руку бандита, а правой провёл болевой приём на его глазном яблоке. Противник заверещал и обмяк. Гуманист по натуре, Коля сразу отпустил поверженного недруга и тут же получил кастетом по голове. Стало во всём теле отрешённо и пусто; автоматически успел всё же вновь ухватить негодяя за запястье и за глаз и провёл приём уже безо всякой пощады. Бандит заорал благим матом, а у сына от пальцев до локтя побежала струёй кровь. Теперь, лишь освободившись, Коля его отпустил. Тот, скуля и причитая, держась за окровавленный глаз, убежал. Наивный мой интеллигент наводил потом справки, не оставил ли беднягу без глаза. Успокоил его: «Радуйся, что подонок не прибил тебя насмерть. Не сомневайся, его в этом случае совесть бы не терзала!»
Не мог Коля остаться равнодушным свидетелем расправ озверевших толп узбеков над изгоняемыми из Ферганы турками - месхетинцами. Одним из первых откликнулся на призыв властей доставлять в охраняемый войсками лагерь беженцев продукты и тёплые вещи. Последствия обернулись куда как серьёзно. Вначале – почти дружеское предостережение. Не подействовало. Продолжал оказывать помощь несчастным. Зловещее молчание – и возмездие! В эти «окаянные дни» на своей машине отправился добросовестный инженер осмотреть газовую трассу. Пустынная степь, узкая асфальтовая полоса с глубокими кюветами по обеим сторонам. Сын признавал только быструю езду. Откуда-то вывернулись «жигули» с затемненными стёклами и упорно не давали себя обогнать. Когда появилась встречная машина, «жигули» развернулись и встали поперёк дороги. Оставался проезд только для одной машины. Сын мгновенно притормозил и, пропустив встречного, тут же юркнул в брешь. Оглянулся – все дверцы «жигулей» распахнуты, на дорогу выскочили четверо или пятеро парней с булыжниками в руках…
В феврале 1993-го, едва отметив свою сорок первую годовщину, наш старший сын погиб на дельталёте. Уже начавшееся в стране лихолетье не помешало множеству друзей проводить его в последний путь. Собратья по клубу дельталётчиков вручную выдолбили могилу в сплошных камнях нового Ферганского кладбища. Гроб и крышку с белым православным крестом несли русские, узбеки, евреи, таджики, армяне, курды. В похоронной процессии было не менее ста пятидесяти человек.
Как многие, бредил сын горами и небом. Как немногие, претворял мечты в поразительные рекорды, не знал равных по отчаянной смелости полётов. На хрупких стрекозьих крылышках покорял голубую стихию. Ещё на дельтаплане дважды отражал в небесах атаки орлов…