Кирпич

               
Хаос….
Маленькой частицей этого безумия, пронизанного бесценными истинами, без малейшего желания познавать что-то, Я плыл. Наслаждаясь бесконечностью. Не подозревая о смерти, как и жизни самой.
Меня интересовал СВЕТ, излучаемый мной и такими же как Я. Нежное, голубое, с еле уловимой пульсацией сияние. Такое же бесконечное как прошлое и будущее, которое не  способно убить ничто!

Теплый июньский ветер, наполненный луговой свежестью, ворвался в изнывающий от полуденного зноя город. Люди жадно наполняли им легкие. Он несся по улице Пушкинской, лаская листья немногочисленных деревьев, благодарно махающих ему вслед. Врываясь в открытые окна квартир, он перелистывал глянцевые журналы, сметал со стола пахучие, утренние газеты, опрокидывал вазы с заскучавшими букетами цветов и, заставив изнуренные тела людей спешно подскакивать, радостно уносился прочь. Чтобы пронестись по Майской, 10 лет Октября, наводя переполох в офисах “Эльгрина” оживляя скучных клерков. Набирая силу, он облаком пыли накрыл кирпичный завод, исчезнув во взъерошенной копне волос Олега.
Олег возбужденно курил. "Правильно Михалыч рассудил. Егор тут не причем! Сама ему глазки строит. Кто не клюнет? Убью ее!" С этими мыслями он большими шагами двигался к формовочному цеху. Голова разрывалась. В висках молотом отзывался стук бешеного ритма сердца, заставляя с большим остервенением  темноте поедать свет его сознания.
Тяжелая дверь формовочного цеха  противно скрипнула. Он вошел. Тишина.  Только вдали слышались еле уловимые голоса смеющихся женщин и пиликанье радиоприемника. Взгляд Олега скользнул по бетонной стене с большой, неровной надписью “У нас не курят!” Зло, улыбнувшись надписи, он чиркнул спичкой, прикурил и пошел вглубь цеха. Каждый шаг, приближавший его к раздевалке, больно отдавался в голове. Не дойдя несколько метров до открытой двери, из которой лился радостный смех, он остановился. Сделал глубокую затяжку, бросил окурок под ноги, накрыл его туфлей,и стер его об бетон, вкладывая всю злобу, будто именно окурок виновник разрушающей его ненависти. Его лицо, не знавшее смертельной решительности, заставило смолкнуть женщин и не моргая смотреть в его налитые кровью глаза. Аня до того сидевшая с пустым выражением лица и отрешенным взглядом, напротив, оживилась – подскочила и радостно произнесла “Привет!”
- Привет, - сухо ответил он, - нужно поговорить.
- Пойдем, - все так же радостно ответила она. Они вышли. Олег закрыл дверь раздевалки, оставив за ней следящих за ними женщин. – Рассказывай, - прошипел он, схватив ее за запястье.
Аня округлила глаза.
- Что?! – испуганно и не понимая, спросила она.
- Что у тебя с Егором?! – цедил он сквозь зубы. Машинально его правая кисть сжималась, причиняя боль хрупкому запястью Ани, а левая превратилась в огромный кулак, готовый в любую секунду обрушиться на ее лицо.
- Олег! Ты что?! – не моргая, говорила она. – Какой еще Егор? Отпусти! Мне больно!
- Какой?! – с большей злостью вспыхнул он, и на его каменном лице мелькнула злая улыбка. – Сварщик! Пошли! – дернул он ее, утаскивая за собой вглубь цеха.
- Ты что?! С ума сошел?! Перестань тащить меня! – пыталась она остановить его, но ее усилий он даже не почувствовал. Резко развернувшись, он впился в ее испуганные глаза.
- Его я тоже убью! Что у тебя с ним? Говори!
- Да с кем же?! Ты с ума сошел! – тряслись ее крохотные, побледневшие губы. – Никакого Егора я не знаю!
- Не ври! – дернул он правой рукой, от чего Аня чуть не рухнула на бетонный пол. – Сегодня утром я слышал, как он рассказывал об Ане, из формовочного с которой у него сегодня свидание.
- Ты дурак! – облегченно выдохнула она - эта Аня, работает во вторую. Она работает недели три…
Ее слова молотом рухнули на его голову, выпуская через образовавшийся пролом  ненависть спешащую заполнить чье-то сознание. В горле образовался ненавистный ком, он отвел глаза, выпустил ее руку, еле слышно прошептал: ”Прости”. Развернулся и на ватных ногах, двинулся к выходу.
- Постой, - окликнула его Аня, и ее голос эхом пронесся по пустынному цеху. Олег замер, слушая приближающиеся шаги. Ее руки обвили его грудь, и она сильно прижалась к его спине. – Ты такой у меня дурачок, - нежно говорила она, мне никто не нужен кроме тебя. Как ты не можешь понять этого. Напугал меня.
Щеки Олега горели.
- Прости, Ань, - еле слышно говорил он, поглаживая ее руки, - и мне никто не нужен. Я бы и себя убил, жить без тебя я не смогу.
- Никого не нужно убивать…Обидно то, что ты мне не доверяешь и все потому, что сам способен на обман.
- Нет, Ань! – резко повернувшись к ней лицом, воскликнул он. – Никогда я не обману тебя! И не предам!  - вспыхнули его глаза – Я знаю, ложь рушит все. А наша любовь самое ценное, что есть у меня. Девочка моя, - прошептал он и обвил ее хрупкое тело руками, вдыхая свежесть ее русых волос. – Я люблю тебя! Люблю тебя больше жизни.
Она взглянула в его голубые глаза.
- И я тебя люблю, - сказала она, опустив голову на его грудь.
Они стояли, не произнося слов. Слова были лишними, только стук в унисон звучащих сердец и шелест ее ситцевого сарафана под его руками.
- Я тебя хочу, - прошептал он.
- Я чувствую, - подняла она голову, взглянув в его опьяненные глаза. – Где? – спросила она, сильнее прижимаясь к его пульсирующему члену, заточенному в джинсы.
- Здесь, - ответил он и его руки спустились по спине, сжав ягодицы.
- Нет, - улыбнулась она. – Пойдем.
Взяв его большую кисть, она повела его за собой, мимо конвейера, грозно гудящего трансформатора к маленькой двери, за которой тянулись барханы глины.
Олег удовлетворенно дышал, не выпуская Анины груди из рук. Она терлась об него ягодицами, пока его обмякший член не покинул ее влагалище. Подтянув сарафан, она села напротив него.
- Ну и залил ты меня, - сказала она, посмотрев на большое количество семени, вытекшее из нее. Он улыбнулся, протянул ей руку, помогая подняться. Поправив одежду, обняв друг друга, они исчезли.

Свет солнца, отражаясь от мертвой луны, сочился сквозь мутные стекла, слабо освещая безлюдное строение с кучами глины. Семя частично поглощенное глиной улавливало слабый свет солнца, преобразуя его в еле заметное голубое сияние. Крохотная, серая мышь, появившаяся неизвестно откуда, подбежала к семени. Обнюхав его, она села совсем рядом, любуясь пульсирующим сиянием. Следом появились еще две расположившиеся рядом с первой и до самого рассвета как завороженные сидели у живого источника света.
Первые лучи солнца, пробивая грязь стекол, заполнили всё. Растворив в себе сияние семени. А голоса людей, работающего конвейера, разрушили умиротворяющую тишину. Ковш погрузчика, касаясь земли, сгребал глину. Семя приобрело сферическую форму и вместе с тоннами глины неслось по вздрагивающему конвейеру, превращаясь в конце пути в тысячи кирпичей.
Высыхая в печи, он , сделал свой первый вздох, сильно треснув. Миллионы его глаз, ноздрей, ушей сканировали пространство. Пустота и темень. Он искал свет в освещенной стоваттными лампами печи. Впервые он ощутил время и ограниченное пространство. Чувство одиночества среди десятков тысяч таких же, как он. Впервые он увидал оторванный, чьей- то волей от бесконечной не имеющей полярности энергии. Впервые…
Темная, ранее не виденная им субстанция коснулась его, оказала давление, пытаясь сломать несовершенное тело, но все – таки более понятное, исключающее неровности, суетливость и ввиду своей прямолинейности способное объединившись с другими стать чем-то способным перенести самые страшные потрясения.
- Всё, мужики, грузим! – крикнул седовласый мужчина, и покрутив треснутый кирпич в руках положил его обратно, перевернув трещиной вниз. Дышащий соляркой “КамАЗ” загруженный поддонами кирпичей, дернувшись, тронулся в путь.
Небо затянутое серыми тучами, скрывало от него лучи вечно радостного солнца. Весь путь до поселка “Радужный” его тысячи глаз были прикованы к небу. Он ждал свет, но небо пролило капли теплого дождя.
- Давайте, загружаем, у меня простой полдня, - подгонял рабочих прораб, - заказчик человек серьезный, за раствор три шкуры спустит. Ерик, че как не живой, - обратился он к курящему молодому таджику. – Давай, цепляй! – Ерик зажал окурок в зубах и быстро двинулся к поддону. – Поднимай! Вира! – кричал прораб крановщику. Поддон оторвался от земли и плавно перенесся за высокий кованый забор. И только он коснулся земли, множество рук принялись перекладывать кирпичи на носилки, спешно унося их внутрь строящегося дома.
- Этий треснутый, - сказал Музафар, показывая кирпич пожилому земляку из Таджикистана.
- Какой есть, - отвечал тот, даже не взглянув на Музафара и демонстрируемый им треснутый кирпич. – Такой и строим, сойдется, половина такой.
- Несущий стена сьдеся, - пробормотал он себе под нос, обрушил мастерок цементного раствора на кирпич и затянул какую-то таджикскую песню.
Кромешная тьма, склепный холод. Ни единого луча солнца, только электрические лампы, висящие на вбитых в стены гвоздях. Он засыпал, теряя силы и надежду вновь увидеть живой свет солнца. Усилия покинуть оболочку и вновь соединиться с такими- же как он, не увенчались успехом. Он был слаб и одинок, среди, казалось бы, таких же кирпичей – пустых, не живых и в то же время не мертвых. Он спал.
- Девочки, - звонким эхом несся по пустынным комнатам дома, ранее не бывавших в этих стенах голос, - мы с мамой эту комнату, а вы втроем гостиную.
В дверном проеме показалась такая же, как и многие виденные им ранее темная субстанция, а следом за ней свет. Радостно он рванулся ему на встречу, но оболочка не пустила. Свет перемещался по комнате, то практически касаясь его, то отдаляясь, слепя отвыкшие глаза.
- Устала я так, - произнесла Лариса, русоволосая, молодая девушка, прислоняясь к кирпичной стене. – Хорошо хоть то, что здесь будут платить нормально. Два этажа мы быстро осилим, - подытожила она.
- Быстро, если будешь меньше языком молоть, - затирая противоположную стену, отвечала пожилая женщина.
- Мам, я же не лошадь и так к вечеру руки отваливаются.
- Не отвалились бы, - взглянула женщина на Ларису, мутными, болотного цвета глазами, - если бы ты у меня была не дурра. Нашла себе придурка, так и будешь всю жизнь пахать.
- Он не придурок, - возразила она.
- Придурок, если с завода копейки приносит. Не придурки живут вот в таких домах и ездят на всяких Мерседесах. А твой что? – сопроводила она свой вопрос плевком на пол, показывая полное презрение. – Ни рыба, ни мясо!
- Как говорит Рома, чем человек чище и честнее, тем сильнее на него внешний натиск, потому что другие темные боятся света и всячески пытаются сделать его таким же. И я с ним полностью согласна. И вообще, мам, разве это все, машины и прочее главное? Главное ведь что мы счастливы и любим друг друга.
- Доченька, - нежно, по-матерински, говорила женщина, - чушь твой Рома городит и откуда тебе знать, что главное, а что нет.
- Я знаю, потому что чувствую. Сердце не обманет.
- Тьфу ты! Тебе как об стенку горох, - сказала она и принялась затирать стену.
Лариса ощутила исходящее тепло от стены.
- Странно, - сказала она, потрогав руками стену, которая оказалась холодной. Сильнее прижавшись ягодицами и поясницей к стене, она четко ощутила наполняющее сладкое тепло ее живот. Это внезапно появившееся ощущение не напугало ее, а заставило заглянуть вглубь прошлого, которое подсказывало, что подобное в ее жизни уже было. Но вот когда?
-Долго еще стоять будешь? – нарушил сладкую истому голос матери.
- Ничего не понимаю, - сказала она, отпрянув от стены и взяв широкий шпатель, двинулась к матери, ощущая в себе сильный прилив сил.
Кирпич ликовал, следя за излучающим жизненный свет животом Ларисы. Ее свет другой, не тот в котором он был прежде, не тот который излучал сам, такие же, как он и мириады звезд во вселенной. Ее свет нежный, растворяющий в себе, но при этом сохраняющий целостность, заботясь о нем, наполняя силой. Ее свет – забота, жизнь. Ее свет – любящая мать.
В обеденный перерыв Лариса, как ни странно с легкостью перенесла из соседней комнаты тяжелую лавку. И подложив под голову старую отцовскую куртку, легла, прижимаясь к стене спиной. Отдаваясь во власть незнакомым, но по настоящему родным чувствам. Ее мысли неслись к Роману. Нежному, заботливому, пробудившему в ней настоящие чувства, которые вопреки расхожему мнению, не притупились за три с небольшим года, а напротив приобрели какую то необъяснимую осязаемость, окутав их артериями любви. Согретая кирпичом Лариса спала, видя бескрайнюю солнечную поляну.


- Ну что вы там?! Живей давайте! – басом кричал плотный, лет сорока мужчина, с бусинками безжизненных глаз. – Полдня не можете разгрузить. Я за что вам плачу?!
- Андрей Викторович, - заискивающе обратился к нему худущий мужчина, с глубокими морщинами на лице. – Не волнуйтесь, все как желали, будет сделано в срок.
- Ну, смотри  Миша! – прогудел он и, хлопнув его по плечу, добавил, - жопу разорву! Смеясь, он вышел из гостиной на улицу. Убедившись в том, что Андрей Викторович выехал, худющий Миша рухнул в большое кожаное кресло.
- Мразь, - зло процедил он.
- Точно! – подхватил молодой парень в синей спецовке, пододвигая очередной диван из белой кожи, образуя из них букву “П”.
- Работай! – отрезал тот, не взглянув в сторону парня.
- Работаю, Юрич, - улыбнулся ему парень.
- Последний день в этом сраном доме, - тяжело вздохнул он.
- Дом то ничего Засранец хозяин.
- Ладно, хватит, - прервал он парня. – Здесь все? – вставая, спросил он.
- Да, - ответил парень
- А эти светильники? – указал он пальцем на напольные лампы в виде фиалок. – Они же с боков у плазмы должны стоять.
- Жена его сказала, чтобы они у диванов стояли. Сама двигала.
- *** на них, - махнул рукой Юрич, - пошли дальше.
Около месяца Кирпич следил за темными субстанциями суетливо перемещавшимся по дому. Он чувствовал печаль Ларисы, с которой жил на протяжении трех недель. Даже после того, когда работы по штукатурке были окончены, Лариса под разными предлогами приходила в дом, чтобы согреть Кирпича материнской заботой. Но темные субстанции, заподозрив что-то, не покидали ее, и с печалью в глазах она покинула дом. Кирпич загрустил, но не испытывал того гнетущего одиночества, что было до встречи с Ларисой. Он знал, его пребывание здесь не случайно и имеет какую-то определенную цель, о которой ему только предстоит узнать. За все-то время, что он был в одиночестве, лишь дважды в этом доме появился свет и то, на очень короткое время. Эти сияния были разными. Первое как у Ларисы – материнское начало, а второе такое же, как и у него, голубое, с еле уловимой пульсацией. Кирпич ждал их, созерцая мириады далеких заезд и посылая импульсы скучающему псу в соседней ограде. Тот, чуя его, радостно вилял хвостом, вглядываясь в темные окна безлюдного дома.

- Мам, - звонкий голос заполнил дом, - мы с Дашей в комнату.
- Идите, - рухнув в кресло, ответила ему мать, провожая взглядом сына – десятилетнего мальчика и его няню, двадцати пятилетнюю девочку Дашу. – Наконец переехали, - удовлетворенная улыбка светилась на ее красивом лице. – Думала этому уже не быть, - говорила она эффектной шатенке напротив.
- Хоть на что-то твой способен, - поправляя огненные локоны, сказала она.
- Яночка! Вадим может услышать. Ты же знаешь, он молчит, молчит, а потом как выдаст.
- Да, - согласилась она, - странный он, интересно в кого он у тебя такой?
- Ну, ты что?
- Молчу! – улыбалась она. – Надумала ты?
- Яночка, я даже и не знаю, - как-то смущенно отвечала она.
- Марина, скоро с этим своим мхом зарастешь. Один вечно уставший, другой в вечных разъездах и боящийся больше смерти жены. А наш Виталик! Это чудо! Он что только не делает, чтобы наладить с тобой контакт, а ты все что-то еще раздумываешь.
- Молодой он слишком.
- Ты что, Мариночка! Молодой – не старый! И вообще, десять лет это что? Тебе с ним в театр что-ли ходить?
- Нет, конечно! Ты что!
- А в этом смысле, там что  надо! – согнула она руку в локте и сжала кисть в кулак. Большая гостиная наполнилась звонким смехом красивых женщин. Яна присела на подлокотник кресла, в котором все еще смеялась Марина и, наклонившись, говорила ей в самое ухо. – Мариночка, ты просто представить не можешь, что он вытворяет. Это неописуемо!  Он еще не пускает в ход свой инструмент, я уже испытываю несколько оргазмов, таких, что сердце вот-вот выскачет. Что он творит языком!
- Яна прекращай, - смеялась Марина.
- Хочется же?
- Уже да.
- Значит, в пятницу я вам все устрою. Дам тебе ключи от квартиры  на Молодежной, он там часто бывает. Оставишь ему на такси пять рубликов и все.
- Хорошо, - смеясь, согласилась Марина.


Кирпич следил за сиянием Даши и Вадима , двигающихся по комнате.
- Вадим,  - обратилась к нему Даша, - пойдем, проводишь меня. Костя приехал за мной.
Вадим смотрел в окно.
- Тут такое красивое небо, - сказал он, не отрывая взгляда от черного неба, усыпанного тысячами ярких звезд. Даша подошла к нему, опустила руку на его плечо.
- Да, - согласилась она, глядя ввысь, – как будто они совсем близко и вообще мне здесь нравиться… уютно.
- Мне тоже. Даша, а ты здесь останешься?
- Нет, Вадим, - с сожалением говорила она, - далеко ездить, но я часто буду навещать тебя. А теперь пойдем вниз.
- Пойдем, я выйду с Костей поздороваться.
- Конечно, - улыбнулась она, - он очень обрадуется.
- Даша, а ты приедешь к нам на новоселье.
- Нет, Вадим. Это ваш семейный праздник. Мы едим в Казань, Костя давно хочет свозить меня в аквапарк.
- Я тоже хочу.
- В другой раз, пошли.
- Нет, в этот. Я поговорю с папой, он меня отпустит.
- Завтра поговорим, пока отцу ничего не говори.
- Хорошо.
Вадим с Дашей скользнули мимо сидящей в кресле его матери и развалившейся на диване бессменной подруги рыжеволосой Яны. Пожав руку обрадовавшемуся ему Косте и уговорив Дашу приехать как можно раньше завтра, он вошел в дом. Выпил стакан сока, пожелал спокойной ночи матери и скрылся в комнате.
- Тут говорить можно? – развалившись на кожаной кушетке, спрашивал раскрасневшийся от пара Андрей Викторович.
- Проверенное место, - ответил ему сидящий напротив мужчина средних лет, с татуировкой Девы Марии на правом плече.
- Девчонки, - обратился Андрей Викторович к трем болтающим между собой девушкам, - идите пока, поплавайте, пока мы тут поговорим.
Девушки послушно встали с дивана, все как одна скинули белоснежные простыни, демонстрируя молодые, красивые тела. Вышли в открытую дверь, из которой тут же донеслись радостные крики и плеск воды.
- Закрой дверь, - сказал Андрей Викторович и отхлебнул прохладного пива из запотевшей кружки. Тот послушно встал, придерживая простынь, закрыл дверь, и голоса девушек стихли.
- Где ты ****ей этих откопал? – недовольно спросил Андрей Викторович.
- Здесь, - немного сконфуженно ответил тот, - где еще.
- Есть же нормальные, у “Елабуги”, те молоденькие. Ладно, - махнул он рукой. – Рыжая, вроде бы ничего, засажу ей в очко, - засмеялся он.
- Андрюха, что думаешь? – прикуривая сигарету, спрашивал мужчина с тату.
- Опасно, - бросая скорлупу фисташек в блюдце, отвечал Андрей Викторович, - мы же их не знаем, вдруг прием.
- Нет. Все там нормально. Я все пробил, схема идеальная и звезды зелень дают.
- Сколько?
- Двести пятьдесят за кило и того десять лепёх.
- Не хитришь ты, Саша? - въелся бусинками Андрей Викторович.
- Да ну что ты! – улыбнулся тот, - двести пятьдесят, это нормальная цена.
- Сколько звездам отдаем?
- Десять кг.
- И того?
- Подъем тридцать лимонов.
- Не плохо, но опасно. С товаром что?
- Заберут сразу. С Перми и Екб только и ждут. На твое новоселье, - улыбнулся Саша и почесал Деву Марию, - привезут тебе подарок. Кстати, что подарить?
- Да, хер знает, вазу или картину, какую-нибудь. Маринка повесит где-нибудь, а что хочу, все равно не подаришь.
- А вдруг?
- Ага, давай без вдруг. Сколько надо?
- Семь, три у меня есть.
- Ладно, завтра после обеда.
- Договорились, - улыбаясь, протянул руку Саша. Андрей Викторович пожал ему руку, скинул простынь, обнажив обвислый зад, открыл дверь и, пройдя к бассейну, обратился к плескающимся девушкам. – Девочки, идите к папочке.
Смеясь, девушки покидали бассейн, облепляя его. Пальцы-сосиски Андрея Викторовича ложились на их головы, и они послушно опускались.
Саша развалился на кушетке, слушая длинные гудки в мобильном.
- Гавари, - с сильным акцентом ответили на том конце.
- Здорова, Бархом.
- Здарова, здарова. Как ты, брат?
-Все хорошо, - отвечал Саша.
-Решил сваи праблеми?
- Решил, - улыбнулся он, вечером давай в бильярд, катанем пару партиек.
- С табой, брат, всегда рад.
- Тогда на старом месте, в шесть.
- Бэз базара, брат.
- До вечера, Баха!
- Давай.
 Саша прикурил, набрал очередной номер и, сменив удовлетворенную улыбку, на серьезность, слушал гудки.
- Слушаю тебя Саша.
- Нужно встретиться. Все хорошо, – рапортовал он.
- До семи я в конторе. Позже как?
- После девяти было бы в самый раз. Удобно?
- В девять позвоню. До связи.
- Договорились, - сказал Саша, но абонент на том конце уже не слышал его. Бросив мобильник на столик, он сделал глубокую затяжку, и удовлетворенная улыбка вновь появилась на его лице. – Чик, чик, чик, героинчик, - пропел он.

Lexus RX270, съедая неровности , плавно двигался по Ленина. Марина, не отрывая взгляда от дороги улыбалась. Слушая откровенную лесть фитнесинструктора Виталия.
- Марина, ты уже неверное  и не вспомнишь, тот первый день, когда я начал работать с вами. А ведь ты сразу привлекла мое внимание, такие женщины, как ты, крайняя редкость, а твои физические данные и тому напору, позавидуют многие!
- Виталя, не преувеличивай, - улыбаясь, говорила она, - за многими мне не угнаться.
- Не знал, что ты скромница. Кому если не мне давать объективную оценку? Я с вами со всеми работаю. Вижу и трогаю вас. Кстати, - он сильнее развернулся, и его рука легла на ее колено. Понизив голос, он продолжал, - у тебя такая кожа – нежнее бархата. Ты ведь чувствовала, какое мне доставляет удовольствие касаться тебя.
Его слава и нежное поглаживание расслабили ее, сменяя незначительное волнение на растекающееся в ней желание. Свернув во двор, она нежным голосом просила его.
- Виталя, дай я припаркуюсь. 
- Конечно, - улыбнулся он, убирая руку с внутренней части ее бедра.


Вадим и Даша сидели на полу, навалившись на стену, наполняющую их ни на что не похожим теплом. Дашины волнения исчезли после того, как она вслед за Вадимом прислонилась к стене. Мысли о возможной радиации и еще, о чем-то способном причинить какой- то вред, оставили ее, и на смену им она ощутила абсолютный покой и защищенность. Спустя несколько часов она смогла созерцать, тот трансцендентный мир, совершенно противоположный тому, что окружал ее все двадцать пять лет. Ее прежние предположения, априорные знания, о существовании других форм жизни взаимодействующих с людьми, подтвердились. Она созерцала свет, исходящий из стены, свет Вадима и свой растворяющий в себе их голубое сияние.  Она созерцала черные субстанции, с множеством щупальц, напоминающих спрутов, то, как они заполняли людские тела и вытесняли остатки ослабленного света. Видела, как люди с чернотой внутри объединялись, образуя огромного, отвратительного спрута, облепляли человека с дрогнувшим сиянием и не отступали, пока свет не померкнет. Сквозь прикрытые веки, слезы текли из глаз Даши. Обняв Вадима, она сильно прижала его к себе. В тоже время, Марина – мать Вадима, прикусив нижнюю губу, следила за Виталием, ласкающим ее клитор. А его отец удовлетворенно дышал, наблюдая за тем, как рыжеволосая проститутка размазывала его семя по своим ягодицам.
- Мне так страшно оставлять тебя здесь, не в том смысле, конечно, просто они сами не осознают какой вред, они могут нанести тебе тем, что живет в них.
- Я понимаю, значит, ты возьмешь меня с вами? – обрадовался Вадим.
- Конечно, Вадим, - улыбнулась она и поцеловала его в лоб, - мы всегда будем вместе. Потому что, только единением нашего внутреннего света, мы способны противостоять окружающему нас злу. Ты, конечно, многого еще не понимаешь и поэтому мы должны оградить тебя от этого, пока ты сам не осознаешь, что есть темнота и сможешь противостоять ей. Понимаешь?
- Угу, - сомневаясь, ответил он.
- Если бы только мы смогли, как то показать это. Заснять то ,что нам посчастливилось видеть, хоть как то передать, чтобы люди не сочли это плодом воображения и не упекли в сумасшедший дом. Наверное, многие пытались донести людям это, а их высмеивали, и наполняющая их темнота делала все, чтобы избавиться от таких людей. От таких ,как мы, Вадим…
Вадим не отрывал взгляда от влажных глаз Даши.
- Если бы мы смогли показать. Исчезли бы все яды – жестокость, ненависть, злоба, зависть, непроглядная ложь все то, что есть темнота. Хотя не будь в нас света, мы бы не могли видеть это. Ведь так?
- Угу, - смотрел он на нее, не отводя глаз.
- Ой, Вадим. Все с ног на голову. Но самое главное, в нас свет, это и есть душа. И наш путь правильный и это самое главное!!! Пойдем, покормлю тебя.
- Пойдем, - радостно подскочил Вадим.

Голос комментатора громко звучал из акустической системы. Андрей Викторович развалившись на огромной кровати, просматривал один из боев Поветкина.
- Ну что ты, Саша?! – недовольно воскликнул он видя ,как Поветкин пропустил удар в подбородок. Марина расчесывала волосы, поглядывая на отражение Андрея Викторовича в зеркале.
- Андрюш, Вадим как то странно ведет себя, - говорила она, - Даша уехала, он сразу же убежал в комнату и затих там. Я поднималась, а он сидит в углу с закрытыми глазами и как- то странно улыбается и, по-моему, он что-то бубнит. Может его к детскому психологу свозить? Ты слышишь?
Андрей Викторович убавил громкость
- Что тут такого? Парню одиннадцать лет, я знаю и сорокалетних говорящих с собой. Все говорят с собой, просто он еще не научился делать это не вслух.
- Ты думаешь это нормально?
- Конечно. Ты уложила его? Спит?
- Давно. И я тоже хочу, устала так.
- Ты-то где успела устать? – засмеялся Андрей Викторович.
- Ну как же. Ты знаешь, какой у нас фитнесинструктор- зверюга.
- Какого хера, вы там вообще делаете, представить не могу.
- Вот! – она встала так, чтобы он мог видеть ее тело в профиль. – Видишь? – спросила она, касаясь подтянутых ягодиц. – И ноги и животик.
Андрей Викторович улыбнулся.
- Вижу. Все как было, так и есть.
- Ай, - махнула она рукой, разочарованная его ответом. – Ты ничего не замечаешь, не моих причесок, маникюра, что говорить?
- Давай без этого, - не отрывая взгляда от экрана, равнодушно говорил он, - целый день ношусь как угорелый, что я могу увидеть?
Ничего не ответив, Марина забралась под одеяло, прижимаясь к Андрею, промурлыкала: - Андрюш, спать будем?
- Да, - изображая сильную усталость, вздохнул он, - устал как собака.
- Я тоже, - поглаживала она его волосатый живот, - приятных снов.
- Тебе тоже, зайка, - сказал он, нажимая красную кнопку на пульте. Марина чмокнула его в щеку, и Андрей Викторович лег на бок, отвернувшись от нее. Его мозг совершал незамысловатые арифметические  расчеты, итог которых отражался на его лице в виде еле заметной улыбки. В памяти всплыла рыжеволосая, молоденькая проститутка, он четко воспроизвел в памяти ее сладкие стоны, выражение лица и глаз. Андрей Викторович впервые видел такие глаза – опьяненные, в которых он видел неподдельное наслаждение. И та улыбка, она благодарила Андрея Викторовича за настоящее удовольствие. Мысли о ней разожгли в нем сексуальное желание, он повернулся к Марине, прижался к ее крепким ягодицам и сдвинул ее танго.
Марина чувствовала в себе Виталия, заставившего ее ощутить себя вновь желанной, напомнившего ей о разрывающей страсти. Он как высокоактановая присадка заставил ее стареющий организм и застучавший двигатель вновь ожить. И нестись в плотном потоке молодых, красивых и ненавистных ей девушек, умудряясь кое каких оставить позади.

Андрей Викторович без аппетита кушал салат, ожидая Сашу в уютном ресторане “Золотая гильдия”. На его, как правило, безмятежном лице была заметна нервозность. Его маленькие глазки стреляли по залу, останавливаясь на выдвинутом рядом стуле и стоящим на нем кожаном портфеле, набитом плотными пачками купюр. Опаздывавший на десять минут Саша, улыбаясь, сел напротив.
- Здорово, Андрюха, - протянул он руку.
- Здорово, - недовольно буркнул Андрей Викторович.
- Пробки, Андрюха, - понимая недовольство Андрея Викторовича, оправдывался Саша, - вчера со всеми встретился, все хорошо. Обезьяну сегодня уже найдут, завтра его хлопнут…
- Мне, - оборвал его Андрей Викторович, - детали не нужны, мой интерес пятнадцать миллионов, не считая этих семи, - взглядом он указал на портфель, - твоя безопасность, на остальное мне насрать.
- Послезавтра все будет.
- Надеюсь. Жрать будешь?
- Нет, не хочу.
- Я выхожу, заберешь портфель. И еще, где эти вчерашние ****и работают, какая контора?
- А что? Они типа индивидуалок, найти можно. Троих что ли?
- Нет. Только рыжую.
- Сейчас найдем, - улыбнулся Саша, доставая мобильник.
Высокая, рыжеволосая девушка лет двадцати, втиснутая в светлые джинсы, показывающие красоту стройных ног и округлость ягодиц, шагала к ожидающему ее AUDI Q7.
- Здрастье, - сияя, сказала она, усаживаясь в кресло рядом с Андреем Викторовичем, взгляд которого остановился на ее белой блузке, верхние пуговицы которой расстегнуты так, чтобы можно было оценить красоту ее больших грудей.
- Привет, - ответил он, развернувшись к ней, - хорошо выглядишь.
- Спасибо. Выдернули вы меня прямо с пары.
- Извини, - улыбнулся он, - не знал.
- Ничего. Я только рада.
- Вот и отлично. И давай без вы.
- Конечно. Это я что- то так.
- Я Андрей.
- А я…, - замешкалась она. – Алена.
Андрей Викторович засмеялся.
- А серьезно?
- Серьезно Алена, а нет, - улыбнулась она, не отрывая зеленых глаз от бусинок Андрея Викторовича. – Виолетта.
- Есть какие-то особые пожелания, Алена? Куда едем?
- Куда пожелаешь. Я в твоем распоряжении на весь день. И если захочешь, ночь тоже.
- Может быть, захочу. Поедим тогда на Ракетную в “Green Roof”
- Как хочешь.
- А ты как хочешь? – улыбался Андрей Викторович.
- По-разному, - шевельнулись ее пухлые губы, - всячески, - добавила она хихикнув.
- Всячески, это хорошо. Едем?
- Угу, - произнесла она, сопровождая одобрительным кивком головы. Андрей Викторович нажал педаль газа, включил радио.
- Лет сколько тебе?
- Двадцать.
- Еще спиртное в магазине не продают.
- А мне и  не надо. Я не пью… почти.
- Странно… Наркотики?
 - Так, - неохотно отвечала она, вытянув ноги и рассматривая крохотные нокоточки, покрытые телесным лаком, - иногда фен.
Андрей Викторович улыбнулся.
- И сегодня именно тот день?
- Почему?! – удивилась она.
- На зрачки посмотри, - кивнул он на зеркало заднего вида. Она чуть привстала, взглянула в зеркало, улыбнулась.
- Правда, но я не много.
- Не парься, - говорил он, вдавливая педаль газа, - грудь у тебя красивая.
- Мне тоже нравиться, - засмеялась она.
Звонил мобильный. Андрей Викторович посмотрел на Алену, приложил указательный палец к губам: - Тссс.
Алена понимающе кивнула и хитро улыбаясь, провожала взглядом обгоняющую их Хонду.
- Да, - ответил он.
- Андрюш, - лился красивый голос женщины из акустики. – Я сегодня свободна. Ты что делаешь?
- Занят я, Яна. Переговоры, не знаю домой смогу приехать. Марина не с тобой?
- Маринке, - омерзение слышалось в ее голосе, - не до меня… и тебя тоже. У нее фитнес. Адрюшаааа, мы же договорились на этой неделе побыть вдвоем.
- Яна, постараюсь.
- Я закажу что-нибудь вкусненького.
- Постараюсь.
- Позвони, - жалобно говорила она, - я буду ждать.
- Хорошо.
- Целую тебя, тигренок.
Андрей Викторович улыбнулся.
- И я тебя.
Яна швырнула мобильный в кресло. Встала с дивана, выдвинула ящик журнального столика, распечатала пачку сигарет. Прикурила.
- Урод! – вслух говорила она. – Курю из-за него, - села на диван взяла пульт и в третий раз включила запись скрытой камеры, установленной в ее квартире на ул. Молодежной. На большом экране замелькали Марина с Виталием, остановив перемотку на том месте, где Марина, очевидно получающая удовольствие, лижет головку члена Виталия. – Лети в Египет, шлюха старая, пупсик твой коростами покроется, когда увидит, с каким усердием ты сосешь, - выпустив струйку дыма, удовлетворенно сказала она.
Максим курил, ожидая, как ему сказали знакомые, очень серьезного человека, который предложит ему работу, не разовую и хорошо оплачиваемую. Солнце слепило глаза, он чувствовал оценивающий взгляд симпатичной продавщицы мороженного, стоящей под красочным зонтом, укрывающем ее и холодильник с надписью  "Nestle"
- Здорово, - раздался незнакомый голос у самого уха, - ты Макс?
- Да, - обернувшись, ответил он.
- Пойдем, - позвал его средних лет мужчина в светлых льняных штанах и белой футболке с большим логотипом фирмы “Reebok” на груди.
- Куда? – спросил Максим, уже шагая за незнакомцем.
- Не далеко. Спустимся до “Росгосстраха”. Мне сказали ты серьезный парень. Сам понимаешь, не мешки грузить нужно. Колеса у тебя есть?
- Да, конечно.
- В общем, тема такая. Завтра нужно будет забрать товар десять кг, откуда утром дам знать и увезти в Чайковский. Плачу двести рублей. Сто сейчас, сто завтра по завершению. Как?
- Не вопрос. Все ясно.
- Ну, вот и хорошо, - улыбнулся незнакомец, похлопав по плечу Максима.
Не дождавшись лифта, перешагивая через ступеньки, Максим быстро поднялся на шестой этаж, поставив большие пакеты с надписью “Лукоморье”, он позвонил в дверь.
- Что ключей у тебя нет? – встретила его дверях русоволосая Света.
- Оставил, - предавая пакеты, ответил Максим.
- Что ты тут набрал? – спросила она, раскрывая один из пакетов.
- Всякой всячины, - улыбнулся Максим, - поедим, сейчас моей кошечке купим платья или еще что-нибудь, что захочешь.
Света подняла глаза.
- Котя, нормально все?
- Конечно, - радостно сказал он, взяв из ее рук пакеты, - за сутки двести рублей, сотку уже отдали.
- Супер! – обрадовалась она, заключив его в объятия.

Мужчина в белой футболке ,с логотипом “Reebok” на груди ,сел в ожидающий его черный БМВ.
- Ну как? – спросил его Саша.
- Все нормально. Там олух такой, можно было деньги вообще ему не давать.
- Не нужно жадничать, Вован. Хоть передачи в тюрьму возить ему будет на что. День  в карете – десять лет пешком!
Их смех заполнил салон автомобиля.

Кирпич видел как Марина, мать Вадима наполненная темной субстанцией, заботливо укладывает его в постель, целует в лоб, оставляя темный отпечаток, который не в силах проникнуть в него, улетучивается вслед за Мариной. Ее, когда- то альтруистическая эмоциональная связь с сыном оборвалась. Она ограничила свое участие в жизни ребенка, неким подобием почвы, не становясь одновременно благостным дождем. Нельзя назвать ее плохой матерью, как и счастливым, чувствующим жизнь и любовь, человеком. И это ощущение внутренней пустоты, которое она стремиться заполнить чем-то внешним, напротив, все сильнее отдаляет ее от чувства наполненности, счастья. То подобие любви к Вадиму, на самом раннем этапе было в большей степени, ничем иным, как нарциссизмом. Но с годами это чувство притупилось, она зациклилась на собственной увядающей внешней красоте, совершенно позабыв о внутренней, превратив себя в сосуд зависти, лжи, жадности, чванства, предательства.
Уложив в постель Вадима, Марина созвонилась с рестораном, убедилась, что все угощения к завтрашнему торжеству по поводу их новоселья будут готовы. Позвонила Андрею Викторовичу, он сообщил о деловой встрече, подтвердил согласие Вадиму поехать с Дашей в Казань. Обсудив по телефону с Яной о нарядах, в которых она завтра будет блистать, она легла в постель. Погасила ночник и предалась воспоминаниям последних двух дней проведенных с Виталием. “Нет, он со мной не из-за денег!” Обманывала она себя. “Ему хорошо со мной, я вижу это и чувствую. И вообще, что мне? главное мне безумно хорошо с ним, все остальное не имеет никакого значения! О каких чувствах может идти речь? Я использую его, оплачивая его старания. И все!”

Света нежно целовала Максима, ее губы исполнены благодарностью.
- Котя, - отпрянула она, - возвращайся скорее и будь осторожен.
- Хорошо, - улыбнулся он, - там люди серьезные у них все увязано, проблем никаких не будет. Все я поехал.
- Ну все, давай. Вечером поедим в летний сад, я надену шортики, топик и новые босоножки.
- Конечно, - согласился он, поцеловал ее в губы и вышел.

Саша нервно курил, поглядывая на большие часы на стене, стрелки которых как будто специально кто-то тормозил.
- Ну что там? – вслух сказал он, взяв в руки мобильный и тот будто понимая его волнение, радостно заголосил.
- Ну? – возбужденно спросил Саша.
- Сань, хрипел голос в трубке, - он все забрал, уже уехал.
- Слава Богу! – облегченно произнес он, - ты где, Вован?
- Уже на Буммаше.
- Ясно. Значит все о’кей. Наша миссия завершена, умываем руки.
- Сань, я домой. У Викторыча во сколько банкет?
- На семь. В часов шесть выдвинемся, надо еще картину ему какую-нибудь купить. Поеду в ЦУМ сейчас.
- А я уже купил вазу здоровую. Ну такая нормальная.
- Ну все, увидимся.
- Давай, Сань.

Света приняла душ. Поболтала с подругами, рассказала о новых платьях, босоножках и ночи в “Резиденции” с котей Максимом. Примерила одно из платьев и удовлетворенно рассмотривала свое отражение в зеркале, когда берцовый ботинок спецназовца УФСКН сильно прижимал к асфальту испуганного Максима.
- Вообще суки страх потеряли, - зло говорил спецназовец, - десять килограмм героина спокойно возите, - и сопроводил свои слова пинком под ребра.
Марина проводила радостного Вадима и, видя в очередной раз, как ее сын пламенно обнимает Дашу, иголка ревности больно прошла сквозь мертвое сердце, выпустив ненависть, пульсирующую в голове: ”Сучка маленькая, присосалась. Разберусь с тобой позже. Меня ты не обманешь! Знаю я вас тихонь и скромниц. Деньги только наши на уме. Меня не проведешь”. С этими мыслями она, улыбаясь, провожала машину. Вернувшийся около двух ночи, измученный переговорами с рыжеволосой Аленой, Андрей Викторович принял душ и с удовлетворенной улыбкой встретил в гостиной входящую с улицы Марину.
- Уехали? – спросил он, наполняя стакан апельсиновым соком.
- Уехали, - недовольно отвечала она, - не знаю, зачем ты разрешил ему, даже меня не спросил.
- Марин, чтобы он тут делал? Тебе же некогда его куда-нибудь свозить. Пусть хоть с Дашкой съездит.
- Можно сказать, тебе есть когда. Ты дома бываешь только ночью и то не всегда.
- Что с утра начнем? – спросил он громко, поставив стакан с соком, и довольное выражение лица сменилось на холодную серьезность.
- Андрюш, - ближе подошла она, поправила ворот халата Андрея Викторовича, - это все Даша, она не нравиться мне, вижу ее насквозь.
- Марина, - улыбнулся он, - в чем проблема? Давно тебе предлагаю найти ей замену и всего лишь.
- На следующей неделе займусь этим. Ты обещай мне, что вмешиваться не будешь. Ладно?
- Ладно, - согласился он.
В восемь вечера темнота заполнила дом. Кирпич наблюдал за тем, как из десятка разрозненных субстанций образовалась единая, громадная масса, щупальцы которой угрожающе двинулись к нему.  В то же время где то вдалеке вспыхнула звезда, позвав его к себе.
Засыпающую улицу взбудоражил сильный грохот рухнувшего дома. Люди напугано покидали жилища и со всех концов стягивались к руинам, недавно возведенного дома.
- Он улетел, - тихо сказал Вадим, прижимаясь к Даше, - и мама с папой. Он их освободил.
- Я знаю, - ответила она и слезы хлынули из их глаз.