Глава 10. После победы

 
       Над Санкт - Петербургом опустилась осень.   Зазолотились  раскидистые липы в Летнем саду, по утрам над Невой клубился легкий туман, громче стали звуки полуденной пушки.
       Вторую неделю  Морев с Ярцевым и его механиками,  безвылазно находился на Адмиралтейской верфи, где   завершались работы по строительству первой русской подводной лодки. Она имела в длину тридцать метров, была сигарообразной формы и выполнена из клепанного проката. В качестве двигателей, на субмарину установили собранные корабельными умельцами дизель, а также два электромотора, питающиеся от аккумуляторных батарей.
       Теперь шел монтаж  систем  погружения-всплытия  и вентиляции  лодки в подводном положении. Строительству сопутствовал  целый ряд  трудностей из-за несоответствия  технологических возможностей верфи, стоящей перед корабелами задаче.
       - Ничего,  голь на выдумки хитра,  - бурчал похудевший но довольный механик,  придумывая самые неожиданные технические решения  для преодоления той или иной возникшей проблемы.
       Не оставались в стороне и другие   специалисты  «Левиафана».
       Начхим Слободенюк, вместе со своими техниками и приданными им рабочими,  построили в одном из цехов мощный перегонный куб и из  доставленной с Ухты купцом Федором Прядуновым нефти, начал производство из нее дизтоплива и  бензина;  Пыльников с Корунским, работая над вооружением новой лодки, разработали и установили на нее решетчатые торпедные аппараты, снаряженные   гальваническими  минами, а   штурмана, во главе с Гальцевым, смонтировали  перископ и простейший навигационный комплекс. 
       Все это стало возможным при непосредственном участии светлейшего.   
       Каждодневно, до поздней ночи корпя вместе с Екатериной и Радищевым  над  проектом   государственного устройства Дакии - так решено было назвать  освобожденные балканские территории, он, тем не менее, находил время  и регулярно навещал верфь,  лично контролируя ход работ.
       В конце сентября  подводная лодка, получившая название  «Барс» была спущена на воду и  часть команды «Левиафана», вместе со вновь сформированным экипажем, набранным из моряков кронштадской эскадры, занялась ее испытаниями.
       Первые выходы прошли успешно:   субмарина была остойчива, легко слушалась руля и  была способна погружаться на глубину  до тридцати метров. Ее скорость под водой достигала восьми узлов, а работа дизеля и вентиляция отсеков обеспечивались за счет  поднимаемого на поверхность шноркеля *.
       Испытания длились до начала зимы и, если не считать нескольких  мелких поломок,   завершились вполне удачно. Тем не менее, по настоянию дотошного Ярцева, «Барс» снова вернули на верфь для  ряда доработок.
       За неделю до Нового года, в заснеженную столицу прибыл курьер из Стамбула с письмом от Суворова, в котором  сообщалось о размещении в балканских столицах      русских воинских гарнизонов, создании тридцатитысячной армии и флота из южных славян, а также учреждении им временного военного  управления на всей территории полуострова. Одновременно Суворов  испрашивал высочайших указаний  по поводу своих  дальнейших действий.
       На следующий день, с надежной охраной,  к Александру Васильевичу был  отправлен   фельдъегерь, в дорожной сумке которого лежали императорские указы о присвоении Суворову звания генерала-фельдмаршала, титула графа Рымникского и награждении орденом Святого Георгия Победоносца, а также производстве Грейга в полные адмиралы. Там же имелись секретные инструкции  о подготовке к провозглашению нового государства Дакии со столицей в Константинополе (так теперь был поименован Стамбул)   и  возведению на его престол внука Екатерины, великого князя Константина.
       По замыслу  Екатерины и Потемкина, коронацию  предполагалось осуществить летом, назначив Суворова   регентом* малолетнего монарха.
       Сразу же после Рождественских святок, светлейший вплотную занялся  подготовкой    вояжа императрицы на Балканы.
       Был определен круг лиц, приглашенных на коронацию, и разработан маршрут следования царского поезда. До Таврии он пролегал по сухопутью, а далее, до Стамбула - по морю. 
       Для облегчения  столь небывалого путешествия,  всем губернаторам и наместникам  по пути движения поезда, были разосланы  высочайшие повеления об обустройстве необходимых  дорог,  а также мест отдыха царственных особ. Аналогичное было направлено и в Севастополь, адмиралу Макензи с Ушаковым. Им предстояло позаботиться о временном размещении  всех прибывших в городе и последующей доставке  морским путем в Стамбул.
        Для исключения возможных провокаций со стороны Турции   в период коронации,  в первых числах апреля, по указанию светлейшего, «Левиафан» вышел в море и взял курс на столицу будущей Дакии.  Десять из его шестнадцати   ракетных шахт  были загружены новыми морскими орудиями, винтовками   и боеприпасами   для ее  гарнизона.
       - Ну что, Борис Нухович,  наконец-то навестим Адриатику с дружеским визитом, -  сказал,  осматривая   в бинокль далекий горизонт  Морев.
       - А почему   нет? Мы   заслужили этот праздник,  - попыхивая трубкой с душистой  латакией*, - невозмутимо ответил  Сокуров.
       Радовалась  неожиданному выходу и команда. Всем надоела сырая петербургская зима,  и снова хотелось увидеть  солнечный Босфор.
       - Там сейчас тепло, - мечтательно щурил глаза  Коробов, забросив ноги на направляющую балку торпедного стеллажа и поигрывая золотым империалом в руке. - Опять же, ракия и  бабы.
       - А тебе  их что, в Питере не хватало?  - хмыкнул Ксенженко,  проверяя работу бортового компьютера.
       - Отчего же, вполне, - рассмеялся тот. - Только очень уж они сонные и на золото падкие. Гречанки погорячей будут и меньше берут.
       Пройдя Северное море и Ла-Манш, «Левиафан» вышел в Бискайский залив и двинулся вдоль берегов Испании. Погода была чудесной   и двигались, в основном, в надводном положении. Изредка на горизонте возникали парусные корабли, которые сразу же меняли курс и  исчезали в голубой синеве.
       С  мостика и рубки корабля,  подводники  с интересом наблюдали за стаями весело резвящихся в ультрамариновых волнах дельфинов и парящими в высоком небе  громадными альбатросами, удивлялись  непередаваемым краскам    вечерней зари и с волнением вдыхали пьянящий,  налетающий порывами,  легкий бриз.
       При подходе к Гибралтару, в районе Танжера, вахтенным сигнальщиком с рубки был замечен идущий встречным курсом  двухмачтовый бриг. В нескольких милях от «Левиафана» он лег на другой галс и  стал отворачивать в сторону.
       - «Дун - кан», -  раздельно прочел  мичман блеснувшую в лучах солнца на   борту парусника золотистую надпись, о чем доложил  прогуливающемуся по мостику  Корунскому.
       Тот вскинул к глазам бинокль, издал легкий возглас удивления и нажал рычаг «каштана».  Через несколько минут в рубке появились Морев с помощником
       - Александр Иванович, взгляните, - протянул  капитан 2 ранга бинокль командиру. - Уж не тот ли этот «Дункан», что пытался умыкнуть  нашего Михаила Ивановича?
       - Да, - вроде похож,-  сказал    через минуту Морев  и, передав бинокль помощнику,  отдал команду  идти на сближение с бригом.
       Неравная гонка длилась  недолго и, как только  ракетоносец  приблизился  к паруснику  на   расстояние в несколько кабельтовых, корма брига окуталась дымом и у самого носа «Левиафана»  всплеснул водяной фонтан.
       - Ты смотри, моська,  а огрызается, - одобрительно  хмыкнул Морев и приказал сбросить ход. - Гарик Данилович, - обратился он к Корунскому,-   давай наверх   расчет  ПЗРК * и швартовую команду с автоматами.
       Вскоре за их спиной  послышалось тяжелое сопение  и выскакивающие по одному из рубочного люка вооруженные подводники  заняли  места по боевому расписанию.
       - А ну-ка, лейтенант, - кивнул Морев  угнездившему в отдраенном иллюминаторе рубки пусковую трубу ПЗРК офицеру, - пальни ему по корме.
       -  Слушаюсь, -  ответил тот и, изготовившись к стрельбе, плавно нажал спуск.
       В рубке громыхнуло, оставляя за собой дымный  след, ракета унеслась к цели, и на корме брига всплеснула якая вспышка.   
       Когда на малом ходу «Левиафан» подошел  к  оставшемуся без управления паруснику,  от него, в сторону  виднеющегося у горизонта материка, неслись две  полные   людьми шлюпки.
       Отправленная на корабль во главе с Пыльниковым  швартовая команда, обнаружила на залитой кровью палубе изрешеченные  осколками тела нескольких убитых моряков, а в его трюме  три десятка изможденных  людей, закованных в цепи. 
       Пленники оказались сербами и     рассказали, что их везли с турецкого невольничьего рынка в Измире,  в одну из английских колоний. В матросском кубрике нашли целый арсенал оружия, а в каюте капитана судовые документы о принадлежности судна Ост - Индийской компании и значительную сумму в английских гинеях.      
       Поскольку бриг получил незначительные повреждения, а многие из пленников были знакомы с морским делом, его тут же привели в порядок  и  оба корабля направились к балканским берегам.
       Стамбульский порт встретил их  реющим над фортом  российским императорским триколором,  громом пушек стоящей на рейде  эскадры кораблей под Андреевскими флагами и  толпами зевак, чернеющими  по  берегам залива
       - Поглядите, Александр Иванович, -  удивился  старпом. - А город-то снова ожил!
       На причале  Морева и Сокурова  радушно встретили  Суворов с Грейгом и в сопровождении эскорта из драгун,  все отправились во дворец.
       - Александр Васильевич, -  позволю заметить,  вы времени зря не теряли, -  сказал Морев, глядя из окна кареты на пестрое многолюдье стамбульских улиц, по которым  в сторону шумных базаров двигались тяжело груженые караваны верблюдов и толпы носильщиков. Время от времени  среди них мелькали пешие и конные   группы русских патрулей. 
       - Да, - живо кивнул головой сидевший напротив генерал-фельдмаршал, - нам с Самуилом Карловичем пришлось изрядно потрудиться. В город вернулось не только все христианское население, но и многие турки.
       -  А как в других?
       -  То же самое. Правда, для порядка, пришлось  повесить на площадях  нескольких    дервишей, шейхов и мулл.  Призывали население к  бунту.
       У ворот бывшего султанского дворца  на колесных лафетах стояли два новых орудия, у которых прохаживались часовые,  а в обширном, затененном древними кипарисами    дворе,  гвардейский прапорщик  и несколько унтер-офицеров, обучали ружейным приемам  роту  смуглых, разношерстно одетых людей.
       - Сербские ополченцы, - перехватив вопросительный взгляд Морева, - сказал Грей. - Из них получатся отличные солдаты и моряки.
       В одном из покоев, куда сбежавший с мраморных ступеней адъютант провел  фельдмаршала с гостями, их уже ожидал  богато сервированный стол.
       - Прошу отведать нашего хлеба соли, господа, - указал на него Суворов  и все  расселись в высоких креслах.
       - За Матушку-Императрицу!  -  поднял он наполненную анисовой водкой  чарку,  и все  дружно выпили.
       - Однако у вас тут отличная кухня, адмирал, -  сказал сидящему рядом Грейгу Сокуров,  отдавая дань турецким кебабам, а также другим, не менее экзотичным блюдам.
       - И вина тоже, -  рассмеялся адмирал, наполняя  душистой, пурпурного цвета жидкостью, его кубок.
       -  Божественный запах, -  понюхав напиток, -  умилился Сокуров. - Что это такое?
       -   Греческая рецина* времен Византии. Обнаружили сотню амфор в султанских подвалах…

       Вечером этого же дня, завершив выгрузку  оружия и боеприпасов,  Круглов, расхаживая по ракетной палубе,  инструктировал  выстроенную перед ним группу   увольняющихся в город подводников. Те красовались в пошитых по последней моде европейских костюмах и выглядели весьма живописно.
       -  Так вы меня поняли, господа?  - сказал он в заключение. - Кто напьется  или ввяжется в драку - неделю без берега. Выделенный   адмиралом катер, будет ожидать вас у стенки  до полуночи. Все. Свободны.
       Проследив, как  катер с балагурящими моряками отвалил от борта и стройно мелькая веслами, заскользил к  берегу, Круглов вздохнул и  спустился вниз.

       Ступив на разогретые доски причала, Ксенженко с Коробовым  и  двумя мичманами - ракетчиками,   решили для начала осмотреть Стамбул  и наняли  что-то вроде открытого фаэтона с   восседающим на козлах  длинноусым здоровяком в необъятных шароварах и красной  феске.
       - Куды вам, панове?  -  спросил тот по - украински, чем вызвал немалое удивление у седоков.
       Ксенженко  заявил, что им желательно  посмотреть город, на что   последовал лаконичный ответ, - «добрэ»,  и  повозка тронулась с места. По дороге возница рассказал, что его зовут Данила Корж, сам он из низовых  козаков, несколько лет назад попал в плен и  был гребцом на турецких галерах.
       - А чего же не вернулся домой?  -  спросил  один из ракетчиков.
- Так никуды, - пожал широкими плечами козак. - Сечь сожгли, а родни у меня шаром покати.
       Для начала  поколесили по городу, а затем, по предложению Данилы, направились по   построенной еще римлянами дороге, к высящейся над  Стамбулом,  горе Чамлыджа. Оттуда открывался живописный  вид на город и раскинувшийся до горизонта Босфор.
       - Да, хорошая прогулка, у меня даже аппетит разыгрался -  сказал Коробов, - когда через полчаса, гремя колесами по булыжникам, повозка спустилась вниз. - Послушай, земляк, - обратился он к дымящему трубкой Даниле, - вези нас в какой-нибудь приличный духан. 
       - Ага, - поддержали его ракетчики, - и чтобы с музыкой и бабами. Дадим «шапку дыма».
       -  Ну что же, это можно, -  вынув изо рта трубку и сунув ее в карман, - рассмеялся козак.  - Тикы с  виной и бабами у нехристей строго. Могут и голову отрезать. Отвезу-ка я вас  хлопци у порт. Там  такого добра навалом.
       Вскоре, спустившись в портовую часть города, над которым уже опускались сумерки,  повозка остановилась перед   небольшой таверной, над входом в которую  на  медной цепи висел   дубовый бочонок, и, щедро расплатившись с возницей, подводники вошли внутрь.
       Их встретило веселое разноголосье  и  раскатистый мужской хохот.   
       В невысоком, со сводчатым потолком зале, освещенном  масляными лампами, за дубовыми столами  веселились несколько компаний. Судя по виду, это были иностранные  моряки и любители ночных приключений, которых всегда   в достатке в любом портовом городе.
       - Хайретэ, -   приветствовал  гостей черномазый  хозяин   и  провел их к  свободному, стоящему в  противоположном конце зала, столу. Потом он щелкнул пальцами и у стола появились  две  смазливых  гречанки, с медными, уставленными  едой и кувшинами подносами.
       - А девки - то ничего, в самый раз - подмигнул Коробов одному из ракетчиков и потянулся за запотевшим кувшином.
       Вино оказалось  на удивление вкусным и, опорожнив по  оловянному  кубку, все с аппетитом навалились на еду. А она стоила того. Горячая и сочная, приготовленная с восточными специями    баранина таяла во рту, мраморно- белая, купающаяся  в чесночном соусе камбала издавала дразнящий запах, а острая соленая брынза с  зеленью и маслинами   вызывала легкую  жажду. За первым кувшином последовал второй, а после третьего    все закурили.
       - Неплохой, однако, кабак, -  попыхивая янтарной трубкой, - флегматично сказал Ксенженко.
       - Еще бы музыки, -  ухмыльнулся Коробов  и  махнул рукой  о чем-то беседующему у стойки с худощавым арабом, хозяину.
       - Послушай, Одиссей, - сказал он, когда тот подошел к   столу, - нам бы теперь чего-нибудь для души. После этого, надув щеки, изобразил пальцами игру на флейте  и, вынув из кошелька    золотой империал, сунул его греку.
       - О! - заблестел тот маслинами глаз и,  кивнув   головой, засеменил к низкой двери за стойкой.
       Через минуту оттуда появились два музыканта с флейтой и кифарой,  а вслед за ними миниатюрная девушка в традиционной греческой тунике. Пройдя на небольшое возвышение в одном из углов зала, все трое переглянулись, и  в воздухе  полилась задорная мелодия ифимба.
       - Здорово!  -  умилились  подводники  и опорожнили  еще по кубку.
       Как оказалось, их мнение разделяли  и другие. Многие в зале стали нестройно подпевать, а один из гостей, рыжеволосый верзила, шатаясь подошел к певице и   сгреб ее в объятия.
       - Ты чего делаешь, гад!  - завопил Коробов  и,  бросившись к обидчику, врезал тому по физиономии.  Рыжеволосый взвыл, и ценители искусства,  хрипя, покатились по полу.
       С криками, «полундра!», на помощь приятелю поспешили ракетчики, а вслед за ними, на стороне верзилы, в драку ввязались еще несколько человек.
       Какое-то время Ксенженко  невозмутимо наблюдал за дерущимися, а потом  видя, что сослуживцам приходится туго, встал и поочередно расшвырял всех нападавших. Последнего, самого ретивого, он выкинул  в брызнувшее стеклами окно.
       Чуть позже, уплатив перепуганному хозяину за  учиненный погром, вся компания, вместе с верзилой и его приятелями, оказавшимися моряками с голландского брига, весело распивали мировую за общим столом.
Ровно в полночь  отпускники  явились на причал и  спустились в поджидавший их катер.
       - Хорошо отдохнули, с музыкой -  едва шевеля разбитыми губами, - прошепелявил Коробов.
       - Ага, - согласились изрядно помятые ракетчики, - душевно…

       На следующий день Суворов с Грейгом и  Морев,  вплотную занялись подготовкой к предстоящей коронации.
       В пригородах  Стамбула были размещены  сербские  и черногорские отряды  вооруженных добровольцев, в городе увеличили число пеших и конных патрулей,  а в порту и на базарах провели  серию  облав, разгромив  множество притонов и задержав   массу  контрабандистов, воров   грабителей.
       Одновременно с этим,  к размещению высоких гостей были подготовлены  все дворцовые помещения. 
       Расположенный рядом и  превращенный  турками в мечеть   Софийский собор, в котором намечалась коронация, был вновь освящен, на его звонницу подняли доставленные  из Сербии колокола, и  храм приобрел свой прежний статус.
       В середине июня, эскадра с царственными особами, под гром салюта и восторженные крики  допущенных в порт христиан, вошла в гавань и встала на якорь. 
       Императрица  со светлейшим, в сопровождении  кормилицы, держащей на руках  испуганно таращащего глаза  «великого князя» и  многочисленная свита,  с великими предосторожностями были доставлены на берег, где их встречали   генерал-фельдмаршал  и оба адмирала.
       Под крики «виват» и восторженный рев едва сдерживаемой преображенцами толпы, все расселись по стоящим у причала каретам и блестящая, сопровождаемая ротой драгун  кавалькада, тронулась  с места. Весь путь ее следования от порта до дворца, был    усыпан тысячами благоухающих роз, которые продолжали сыпаться  на головы стоящих в оцеплении солдат  из окон,  балконов  и плоских крыш домов.
       На площади перед собором, с купола которого торжественно лился колокольный звон,  кавалькада встала, и, выйдя из кареты,  все, низко  кланяясь, стали осенять себя крестным знамением.
       - Вот и свершилось, Гриша, - взглянула на светлейшего  прослезившаяся Императрица.
       Перед коронацией, которая состоялась,   на следующий день в  соборе,  при небывалом стечении народа, на всех площадях города был зачитан  царский манифест об учреждении на освобожденных   территориях  единого славянского государства - Дакия  и возвращении  его столице исконного имени - Константинополь.   
       Обрядом  помазания малолетнего наследника на царство, руководил    патриарх Константинопольский Гавриил    и  греческий митрополит. Сразу же после  коронации, во все концы новой Дакии  были отправлены гонцы с тестом манифеста, а в Константинополе были объявлены трехдневные  празднования.
       По их завершению Екатерина со двором и юным монархом, тем же путем  отбыли в Санкт - Петербург, а светлейший, вместе с регентом - Александром Васильевичем Суворовым   и обоими адмиралами, занялись  обустройством нового государства.
       Уже через месяц, их стараниями, в Константинополе были  учрежден  правительственный Сенат и другие государственные учреждения  а Дакия, по примеру России, разделена на губернии  и уезды. Одновременно шло формирование регулярной армии усиление существующей эскадры,  а также создание   судебных и фискальных органов.
       Впрочем, Мореву  всем этим, долго заниматься не пришлось.
       После разгрома османского флота,  многие из его  моряков, не мысливших себя без войны и легкой добычи, отправились в  Африку и определилась на службу к берберийским пиратам.
       Питая фанатичную ненависть к христианам, усиленную  небывалым поражением Великой Порты, они, вместе с новыми хозяевами,  наводившими ужас на все западное Средиземноморье, предприняли из портов Магриба, целый ряд опустошительных рейдов на  прибрежные города  балканского побережья, а также следующие туда   европейские торговые корабли с грузами. 
Немногочисленная эскадра Грейга, периодически выходя в море, захватила несколько пиратских каперов,   однако число нападений не уменьшилось. 
       Прибытие «Левиафана» в Константинополь оказалось как нельзя кстати, и   фельдмаршал поручил адмиралам  незамедлительно провести операцию по уничтожению берберийского флота  в местах его стоянок.
       Они находились на так называемом Варварском побережьи, в портах Алжира, Туниса и Сале. Там же располагались и  многочисленные невольничьи рынки, на которые поставлялись рабы их Европы.У Грейга имелись необходимые  карты, а также полученные, от  лазутчиков и плененных корсаров, сведения о примерном числе  пиратского флота.
       Спустя несколько дней   «Левиафан», в сопровождении паровых фрегатов «Аскольд» и «Таврида», на которые был посажен десант из морских пехотинцев, темной ночью покинул константинопольскую гавань  и направился к берегам Африки…

       Алжирская  галера  «Медина», величаво взмахивая тридцатью парами длинных,    весел, легко скользила по безбрежной глади  Тунисского  залива. 
       Ее высокую кормовую надстройку и   низкий полубак, по всей длине   корпуса  соединял  узкий проход, по которому  тяжело ступал  темнокожий надсмотрщик с плетью, а из-под палубных  настилов у бортов, на которых отдыхала вооруженная до зубов команда, доносилась монотонная песня  гребцов

«Не ждите  нас, отец и мать,
Вам сына больше не видать.
Ударь веслом, ударь еще,
Сильней назад откинь плечо!
Бежит зеленая волна,
Все дальше наша сторона…
Ударь веслом, ударь еще,
Сильней назад откинь плечо!...»

звеня цепями, натужно хрипели грубые мужские голоса.
       На корме, рядом с рулевыми, в ажурной  деревянной беседке, лениво щуря  узкие  глаза и покуривая   кальян, на бархатных подушках возлежал  одетый в тюрбан   и шитый золотом  халат,  капитан.   Звали его  Кемаль Рейс.
       Несколько часов назад, у мыса Эт-Тиб, после короткого боя,  «Медина» взяла на абордаж испанский галеон «Сан-Фелипе», неосмотрительно приблизившийся к африканскому побережью, который теперь следовал за галерой, с призовой командой на борту. В трюмах захваченного судна находился груз  олова, серебра и пряностей, которые  Кемаль Рейс  надеялся выгодно сбыть в Тунисе.
       Снизу, из каюты, доносились приглушенные крики одной из молодых пассажирок галеона, которую насиловал чернокожий помощник - мавр,   дым кальяна приятно  дурманил голову, все складывалось, как нельзя лучше.
       - Кемаль эфенди! -  вывел капитана из блаженного состояния голос старшего рулевого.  -  На горизонте что-то дымится.
       Пока тот, поднявшись на локте,   рассматривал в  подзорную трубу  делекое темное облако, из него вынырнули два необычных судна и, увеличиваясь в размерах, понеслись в сторону пиратов.
       -  Прибавить ходу,  поднять паруса!  - оглушительно завопил, вскакивая на ноги Кемаль Рейс. На галере гулко застучал  барабан,  ритмичные взмахи весел участились, и на ее двух мачтах   поползли вверх  треугольные паруса. Прибавили их и на захваченном галеоне.
       Между тем, дымящие трубами  корабли приблизились на расстояние, вдвое превышающее  артиллерийский выстрел, с переднего рявкнула пушка,  и  фок-мачта галеры, опутывая снастями весла, с треском обрушилась в воду. Последовавший вслед за этим  залп со второго, в щепы разнес капитанский мостик  галеона и разметал по палубе готовящихся к бою пиратов. Чуть спустя,  над  бортом галеры возник  массивный бушприт, затем последовал глухой удар и  ее  палубу захлестнула волна  людей в зеленых мундирах.
       Схватка была короткой.  Оказавшие сопротивление  были изрешечены  пулями, а остальные захвачены в плен и связаны. Примерно то же самое происходило и на галеоне.
       Затем  «Аскольд» и «Таврида», - это были они, отконвоировали захваченные суда    к небольшому пустынному острову, находившемуся в нескольких милях к северу.
Все это время  Морев с Сокуровым, наблюдал за разворачивающимися событиями  в перископ  находящегося неподалеку «Левиафана». Согласно  разработанному плану,  вступать в бой с корсарами в море, надлежало только фрегатам.
       Подойдя к острову,  фрегаты встали на якоря  и захваченных  пиратов, вместе с освобожденными  от цепей гребцами, а также немногочисленной, оставшейся в живых командой и пассажирами галеона, переправили на берег.
       Злобно вращающего глазами  и изрыгающего брань в адрес проклятых неверных  Рейса, вместе с посеревшим от страха помощником, тут же вздернули на ближайших  деревьях, а  еще нескольких  с пристрастием допросили  о числе пиратского флота в  тунисском порту. 
       Получив все необходимые сведения, Морев  приказал  оставить   на острове  всех захваченных корсаров, а также их бывших пленников под надежной охраной,  и предложил план атаки  Туниса.
       Через час   «Медина», со следующим за ней  «Сан-Фелипе»,  отошли от острова  и легли на прежний курс.  На   веслах  галеры  и в трюме галеона,  сидели морские пехотинцы.  Как только  мачты   кораблей исчезли за синеющим горизонтом, вслед за  ними отправились  фрегаты, сопровождаемые таящимся в глубинах  ракетоносцем…

       Разбойничий порт жил по своим извечным законам.
       В заливе стояли многочисленные корабли и галеры, на одни  из которых грузились   необходимые для набегов припасы, со вторых на берег доставлялись награбленные товары и  пленники,  а на третьих, команды которых  веселились на берегу, скучала немногочисленная  вахта. С древних, уходящих ввысь минаретов, сладкоголосые муллы славили Аллаха, городские базары и рынки  бойко торговали  всевозможными « дарами моря»  и невольниками.
       Появление  в порту «Медины» с захваченным испанским галеоном, вызвало бурю радости и восторга  у  многочисленных портовых зевак  и поспешивших туда, перекупщиков  и купцов. Но уже через минуту она сменились   воплями ужаса.   
       С    подходивших к берегу  кораблей   загремели орудийные и ружейные залпы,  накрывшие  прицельным огнем  обезумевшую людскую толпу. 
       Не успела она прийти в себя, как   по сброшенным на причал трапам, на берег стал  высаживаться  морской десант, забрасывая все вокруг себя гранатами. Одновременно с этим, пользуясь всеобщим замешательством, в гавань,   вошли оба фрегата  и  практически в упор, стали расстреливать   стоящие на рейде суда и небольшой, охранявший его форт.
       Возникшая повсеместно паника достигла своего апогея с появлением  в гавани «Левиафана». Он всплыл в ее центре,       взметнув вверх  каскады воды,   подобно   морскому чудовищу.      
       Всего этого оказалось достаточно, чтобы все оставшиеся в живых,  с диким воем,  понеслись по городским улицам к центру, сметая все на   пути и  вопя о конце света.
       Через час все было кончено. Оставив позади пылающий  Тунис, эскадра ушла в море. Вскоре  эта участь постигла и другие пиратские порты. 
       В Константинополь   корабли вернулись через месяц и, после недельного отдыха экипажа,  «Левиафан» в сопровождении "Аскольда"отплыл в Санкт-Петербург...