море

после твоей смерти я смотрела на рыб, которые выпрыгивали из воды в мои ладони. Солнце садилось в шпагат на проволоке горизонта, над ним слоились тяжелые облака - было удивительно, отчего эти массивные, наполненные светом громады не падают вниз. Над ними синело небо, по которому плыли легкие белые разводы. Камни на берегу покрылись тенями, в них было что-то от моей собственной будущей смерти: та же твердость, та же неожиданная быстрота; те же голоса; та же глубина, в которой можно разглядеть плавающих по дну рыб. Впрочем, было ли это дном ?
песок быстро подсыхал и осыпался, образуя на ногах затейливые темные зигзаги, посверкивавшие осколками ракушек. Людей на берегу было совсем немного, зонты стояли нераскрытыми. Я оперлась на локти, раскинула ноги пошире и стала глядеть на море. Над горизонтом громоздились слоистые облака; величественные и неторопливые, они, казалось, поглощали своим суровым сияющим безмолвием и крики, и плеск морских волн
в мире так много воспоминаний. Ими набиты наши карманы, у некоторых они легкие, у других тяжелые, словно гири. Иногда они просыпаются, словно песок сквозь наши пальцы. Несколько слов, несколько часов, всего лишь несколько, не сотни, не миллионы. Можно забыть, все забыть – сотни миллионов. Только не тебя. Проживая свое время, я помню все о тебе, все, об этом я расскажу кому-нибудь когда-нибудь. В это нетрудно поверить. Но для меня странно, что ты еще есть в моем мире, в котором уже нет места ни для кого
кто-нибудь мог бы обнаружить слезы у самого глазного дна, но туда никто не смотрел. Я встала и пошла к морю, песок потихоньку уползал из-под подошв. Вода толкала меня со всех сторон.Теплые течения крови боролись с чернильным мраком непонятных слов – в этот день я осталась жива. Память подчас играет с нашим сознанием странные шутки, путая времена и наслаивая их одно на другое. Вечером я сидела в компании строителя заборов и слушала его небылицы. Я уже знала, что окружена скорлупой, которую если расколоть, то обнаружится ядро, состоящее сплошь из никому не принадлежащих воспоминаний. Он предпринял попытку расколоть орех, но не тут то было. Орех был тверд и только отскакивал на безопасное расстояние, откуда продолжал дразнить рассказами о своем состоящем из воспоминаний ядре.  Мы рассматривали сценки чужой жизни в открытом кинотеатре, запивая креветки кока-колой
 утром я смотрела, как из-за крайнего левого мыса всходило  солнце. Это солнце теперь в равной степени принадлежало нам двоим, мы разделили его на две половинки и остались довольны. Только вот несчатье  -  оно будет высвечивать сумятицу повседневной жизни так же беспристрастно, как свет прожектора , который выхватывает из тьмы скалы, рощи на берегу и белые клыки волн, вгрызающихся в унылые ночные утесы. Мы были напряжены до крайности по причине необъяснимого приступа острого ожидания, разлившегося в воздухе с самого утра и так и не испарившегося до самого вечера
кроме всего прочего, мы делились несуществующими воспоминаниями друг с другом. И это ядро становилось особым местом – пусть временным, но в нем не была ни ветра, ни дождей, люди жили любовью и питались ветром. Строитель целовал мои колени, а я смотрела в небо, где – то  шли прохожие,  густо чернела тень аллей, крыши с трудом удерживали раскаленный металл льющихся с неба лучей. О чем он думал ? Может, о земле на участке, где велись строительные работы, ссохшейся и побуревшей ?
неохватная широта моря начиналася откуда-то из-под самых облаков и надвигалась на берег. Море казалось больше суши.  Волны вздымались высоко. Замирали. Обрушивались вниз. Их рокот был одной природы со жгучим безмолвием летнего солнца - почти не звук, почти тишина. К нашим ногам же подкатывались уже не волны, а лирическое их перевоплощение, легкая пена, тени белых великанов
несколько слов о том, как я зашла в воду, о том, как с меня слетала мешура, словно платье с вешалки, словно слезы с лица. Во мне практически не осталось никаких воспоминаний. Что  могло оказаться целью наших странствий? Вот как раз тогда-то мы думали о смерти. И не то, чтобы каждый из нас раньше о смерти не думал, а то, что никто из нас не думал о смерти в своем собственном теле, где нас подстерегают древние, темные и непонятные боги
в такие минуты несчастье, мысли о котором мы вечно гоним подальше от себя, мстит нам за пренебрежение полной мерой. Как гоняемся мы за счастьем в хорошие времена, как носимся с ним, но что от него проку в ненастные дни нашей жизни? Редко сталкиваемся мы с несчастьем, и трудно нам при встрече сразу распознать его черты. Я была сломана, словно лодка, которая потеряла способность управлять своей судьбой. Однако я знала, что все проходит, и забвение будет набирать силу. Оно просочится в наши души, используя любые, самые крошечные отверстия, проникнет в ткани, проводя кропотливую и добросовестную работу. Сама того не сознавая, я претерпевала незримую метаморфозу, против моей воли велись незаконные превращения. я же была частью, которая никак не складывалась в общий паззл.  Похожи все люди, которые присоединяются к плаванию, когда с основными надеждами уже покончено. Остается только несколько бессвязных воспоминаний, бороться с которыми можно было только водкой, временем и бессонницей. Я просто пыталась убить время или, может быть, выжить. Понимание должно прийти позднее,  тогда испытанные чувства поддадутся анализу, можно будет все вычислить и разъяснить.  Пока же, оглядываясь назад и вспоминая свои переживания сразу после несчастья, я не видела ничего, кроме горя. Я надеялась, что оно со временем превратится в печаль, но не у всех печаль соизмерима горю
море лежало поверх песчаной полосы берега - широкое и сверкающее, и по нему стремительно бежали волны. Я стояла уже по грудь в воде и смотрела вдаль в этот странный туман, словно ожидая чего-то. А что же еще остается делать, когда ближайшая земля только внизу, а на горизонте лишь беспросветное ожидание на что-то настолько смутное, что только глаза портятся от отсутствия формы, а ум — он невнятности содержания? Когда случается такое,  путь один - вниз, на дно, в ил, в черный песок. Сначала из глубин и трещин уже совершенно запредельных для понимания появляются на дне светящиеся фиолетовым светом рыбы. Но я вижу лишь тени их хвостов и пытаюсь схватить их вдоль подводных хребтов
сегодня последний день, я теперь понимаю, зачем нахожусь в этом месте. Строитель машет рукой, я медленно выхожу. Скоро прохожие заполнят мою жизнь и я перестану плакать, я перестану искать правды в морском дне, я перестану искать ответа в необъятном, и мои воспоминания снова поместятся в ладонях, я их спрячу глубоко в ветки и стебли, подсвеченные снизу солнцем, чернеющие густой тенью. И я буду считать удары чужого сердца, пусть уже не твоего. Так будет продолжаться до тех пор, пока я не исчезну  на глазах всего света, потому что не смогу измерить свои дни  ни в ширину, ни в глубину.  Так будет продолжаться, пока во мне живет потребность к тому, от чего я не могу отказаться, - потребность любить, папа !

















Март, 2011