утро туманное-утро седое

Она пела-утро туманное, утро седое-старинный, русский романс.
Аккорды  гитары, которая была ей велика, опережали голос.
Густой, как патока голос, стекал  глубоко в душу. Он пленил. Связывал. Не давал  пошевелиться. Как она пела...Она пела, как ангел. Ангел, которому дано Свыше. Она училась в институте радио-электроники. Зачем? Зачем, спрашивал я себя? Ей надо было просто петь. Петь для всех. Я сказал ей, пой! Пой для всех. Она ухмыльнулась и спросила-зачем? Я сказал, зачем поют птицы. Для кого и для чего они поют. Каждый день, каждое утро, они поют и не спарашивают-зачем? Не все слышат, как они поют, но они все равно поют. И ты-пой. И она-пела. Нивы печальные снегом покрытые. Я не мог сдержаться и стал гладить ее ступни, завернутые в шерстяные носки. Мне казалось, что ее ноги устали и замерзли. И если я помну, поглажу их, ей станет легче, ее голос зазвучит лучше. Она полуседела на кровати в общежитии, в маленькой общежитской комнате для двоих и пела. Вспомнишь и лица давно позабытые. Когда я стал мять ее ступни, голос ее дрогнул, но затем окреп и зазвучал, как прежде-сладко и уверенно. Вспомнишь обильные страстные речи.Взгляды так жадно и нежно ловимые. А я уже гладил ее колени. Она продолжала петь. Петь страстно. И как прежде аккорды опережали голос. Первая встреча последняя встреча. Тихого голоса звуки любимые. Тихого голоса звуки любимые. Я продолжал гладить и мять ее ноги, все больше пьянея от ее голоса. Вспомнишь разлуку с улыбкою странной. Я не думал, что нам придется расстаться, я думал о том, как нам будет хорошо вместе. Она пела, а я уже гладил...Многое вспомнишь родное далекое. Голос обволакивал и напрягал. Слушая говор колес непрестанный. Душно, открой окно, лишь на мгновение оборвав романс, попросила она. Я распахнул давно крашенную раму и в комнату ворвались звуки улицы. Она не обращала на них внимания и продалжала петь. Глядя задумчиво в небо широкое. А я продолжал ее гладить. Гладить Гладить. Гитара взвизгнув струнами упала на пол. Немного еще погудела и успокоилась. Ее руки, свободные от гитары пытались еще играть. А голос лишь повторил дважды. Глядя задумчиво в небо широкое. А после тише. Глядя задумчиво в небо широкое. И закрыв широко до этого открытые глаза, она спела последнее, самое тихое, -а-а-а, - и затихла. А я продалжал ее гладить и слышать ее голос, густой, как патока голос, утро туманное-утро седое.

2012