Гекуба

  Я хотел остаться дома, но вышел на улицу, - не знаю зачем. Видимо, желание зримо всколыхнуло подсознательное.
  Там все было по-прежнему: дома, машины, свет, окна и маленькие мячики, которые забавно катились вдоль линии уходящего лета.
  Почему я здесь, и почему он до сих пор здесь?
  Ведь когда было произнесено слово, он не знал, что называется "я", лишь ощущал материю-радость-энергию и голос, исходивший извне.
  Много после голос обрел носителя - мужчину в красной клетчатой рубашке, а энергия-радость-материя распалась на отдельности.
  Так на свет появилось тело, улыбающаяся женщина, эмалированный горшок, коридор, и кухня полная веселых голосов. Голоса принадлежали другим, а клетчатая рубашка и женщина другими не были.
  Свет и бесцветие меняли друг друга с частотой ртутного стробоскопа.
- Ты кто?
- Марина
- Сколько тебе лет?
- Шесть, а тебе?
- Три. А кто там, наверху?
- Бабушка Реббека. Она самая главная, но строгая.
  В восемь лет, лежа в травматологическом отделении, он узнал от соседей по палате, что все взрослые, которые имеют детей, занимаются противными глупостями, в том числе, его папа и мама.
  Последнее было непереносимо, ибо делало тех, кто присутствовал в его "я" изначально, другими - такими же, как все остальные.
  После этого исчезли последние отблески радости-материи-энергии, наступило темное время лет, и только голос привязывал его к послушанию.
  Так когда наступит равновесие, когда во след убегающей минуте хлынет поток, струящийся из завтра в сегодня, из конуса света в конус тьмы?
  Помощь подоспела вовремя - в момент, когда исчезло ощущение связности констант.
  Что мне Гекуба?
  Ни на один вопрос не находилось спонтанного ответа, ибо слова, меняя смысл, обращали текст в бессвязный набор стереотипов и клише.
  Отрицание, государи мои, одна только частичка "не", применяемая походу, способна существенно перекроить представление о мире.
  Здравый смысл, воскликнет просвещенный читатель, - только он, и никто иной, может расставить по местам разорванный текст, вернуть утраченные постоянные, задающие цикличность и воспроизводимость бытия мыслящего субъекта.
  Ни в коем случае, - откликнутся те, кто считает разум оплошностью, поскольку лишь чувством оглушенный мозг, способен не противится соблазну.
  Мы снова возвращались в сновидение, - туда, где нет шума и тоски, где печаль медленно обращает себя в музыку, а не утомленное солнце отодвигает горизонт, словно готовит сцену к траурному закату под многие барабанные дроби.
  Смелее, господа, еще ничего ни сказано и ничего не потеряно.