Её двоюродные мужья. Гл. 32

     То, что я сейчас прикован к постели, не значит,
     что я больной человек. Это неверно. Это чушь!
     Я совершенно здоровый парень. То, что у меня не
     двигаются ноги, и я ни черта не вижу, - сплошное
     недоразумение, идиотская шутка, сатанинская!
     Если мне сейчас дать хоть одну ногу и один глаз –
     я буду такой же скаженный, как и любой из вас,
     дерущихся на всех участках нашей стройки.
                Николай Островский. Из письма П.Н.Новикову.
                11 сентября 1930 г.

                ГЛАВА 32.  УДАР! ЕЩЁ УДАР…


    Прошло несколько месяцев после того, как Полина и Яся радовались красотам Италии. Полина там всё время фотографировала. И когда они вернулись, то вскоре она отдала Ясе более пятидесяти снимков. На них: во всей своей красе Италия. Во всех своей красе и две подружки.

   Что поблагодарить Полину, Яся «на минутку» заехала к ней на службу. Посмеиваясь,  рассказала:
   - Я купила альбом, вложила туда фотографии, и ношу с собой. Еду в метро – давка, вагоны трясёт, народ шумит, потом воняет, а я достаю альбом и рассматриваю фотографии. И думаю: «Да, пошли вы все!..». Бери меня с собой, если соберёшься куда-нибудь. Теперь я раскусила, что  путешествовать – не блажь, а хорошо для здоровья и настроения.
   - Но надо сначала заработать денег, - сказала Полина. – Не только ты раскусила, что путешествия украшают нашу жизнь. Коммунисты-чиновники сами ездили, да всё за государственный счёт, а для остального народа всякие придумывали препоны. А теперь можно вздохнуть свободно. Есть деньги – поезжай, хоть на все четыре стороны.

    Она спохватилась, когда увидела, что  лицо  Яси искривилось, как при зубной боли. При ней нельзя было критиковать коммунистов и советскую власть. Подружки щадили её принципы. Но когда об этом все вокруг только и говорят! Вопиют!
    Полина быстро перевела разговор на другую тему:
    - Представляешь, у моего мужа дела пошли в гору. Он давно изобрёл прибор, но куда бы не носил, кому бы не показывал – все отпихивались: «Оставьте, посмотрим, что вы там изобрели». И покрывался его прибор паутиной.
    Вдруг  в одной из зарубежных стран проявили интерес к его прибору. Он считает, что коллеги подсобили.  Собираются запускать в производство. Муж сказал, что, если это дело выгорит, то он отправит меня на Лазурный берег Франции, о котором я мечтаю, или в Швейцарию…О которой тоже мечтаю, - засмеялась Полина. – Собирай денежки, поедем обязательно.
   Ты – прекрасный компаньон в дороге; всем довольна, не капризничаешь…Помнишь, как нам в гостинице одного из итальянских городков  дали так называемый «семейный номер»? Огромная, но одна кровать! Я хотела бежать к администратору. Смотрю, а ты уже спишь! Как ребёнок, руку под щёку положила, и мгновенно уснула. Так что с тобой, дорогая, хоть на Юпитер.

  … Ранним утром зазвонил телефон. Полина подняла трубку и услышала:
   - Здравствуйте, Полина. Я Семён. Мама просила позвонить вам. Она в больнице.
    По раннему звонку и по тому, что ей звонил старший сын Яси, который до этого никогда ей не звонил, Полина поняла, что всё это неспроста.
   - В больнице? Что случилось?
   - У неё инсульт. Частичная, как сказал врач, парализация левой стороны, нарушена речь…Даже говорят, что… - голос его прервался.
   - Я записываю, говори, какая больница, как проехать…

   Полина знала, что были уже звоночки, на которые её подружка не обратила серьёзного внимания. Однажды, как Яся рассказывала, утром, ни с того ни с сего, при хорошем самочувствии вечером и ночью, она не смогла подняться с постели;  руки и ноги не работали, язык заплетался.
   Но, даже, если бы язык не заплетался, звать на помощь было бесполезно. Хоть кричи, хоть вой! Павел  уехал на несколько дней на дачу. Мобильных телефонов тогда не было в таком количестве, чтобы его мог иметь «рядовой» кандидат медицинских наук. А городской телефон находился в другой комнате. И, как их потом назовут, «тревожные кнопки», связывающие занедужившего человека со «Скорой помощью», появятся значительно позднее.

   Сутки Яся лежала, выжидая, что ей станет легче, и она сможет дойти или доползти до телефона и кому-нибудь позвонить. Она слышала телефонные звонки, но ответить на них не могла.  Надеялась на ближайшую соседку Татьяну; они дружили. Так и получилось.
   Когда чуть отпустило  руки, Яся, цепляясь за что, только могла, доползла до телефона и позвонила Татьяне. Та прибежала. Сразу же вызвала врача. Напоила  Ясю чаем, принесла горшок (у неё был маленький ребёнок), помогла Ясе освободиться от суточной мочи.
      - Яся Викторовна, я подожду врача, открою ему дверь… Не сердитесь, но мне надо бежать в садик за сыном. Вернусь, зайду к вам. Кому из ваших позвонить?
    - Как я могу на тебя, Танечка, сердиться! – всё ещё непослушным языком сказала Яся. – Спасибо тебе, добрая душа. Моим сыновьям не звони. Они далеко живут, работают… Скоро Павел вернётся, его буду ждать.

    О посещении врача Яся рассказывала потом со смешком, хотя и горьким:
   - Пришла врач. Ко мне не подошла, села на стул у порога комнаты.
   - Что с вами? – спросила, и начала что-то искать в своей сумке.
   - Не знаю, что со мной. Вы – доктор, вы определите.
   - Рассказывайте, - сказала врач, а сама всё  что-то искала в сумке.
   -  Вчера утром не могла пошевелить ни руками, ни ногами…
   -  У вас гипертония есть?
    -  Есть.
    - Всё понятно. Гипертонический криз. Сейчас проверим ваше давление.

     Врач, наконец-то, оторвалась от стула и подошла к Ясе. Наложила манжетку на плечо, накачала воздух.
   - Ничего себе! – не скрывая истины, как это делает большинство врачей, чтобы сразу больной не  начать паниковать, - зашкаливает прибор. Как вы живёте с таким давлением? И давно это у вас?
   - Давно.
   - В нашей поликлинике состоите на учёте, как гипертоник?
   - Нет.
   - Почему?
   - Мой муж – врач, он меня лечит, - соврала Яся.
   - Одно другому не мешает, - назидательно сказала врач. – А где он? Хотела бы с ним поговорить.
   - Он уехал на дачу, доктор.
   - Вам нужно в больницу.
   - Нет, в больницу я не поеду, - категорически отказалась Яся. – Буду ждать мужа. Мы посоветуемся.
   - Милая дама, - покачала головой врач, - пока он приедет, у вас может быть повторный приступ. Парализует, тогда что будете делать?

    Яся, абсолютно не суеверный человек, всё же сразу  про себя сказала: «Типун тебе на язык!».
   - Доктор, выпишите мне лекарство. Я попрошу соседку, она сходит в аптеку.
   - Лекарств сейчас очень много для лечения гипертонии. Могу вам порекомендовать вот это…
    Врач достала из сумки упаковку с лекарством.
   - Очень хорошее средство. Недавно появилось. Проверенное в московской клинике. Его начала поставлять одна зарубежная фармацевтическая фирма. Пациенты довольны.
   - Я возьму. Сколько стоит?
   Врач назвала сумму, от  которой Яся про себя ойкнула.
   - Доктор, на тумбочке лежит моя сумочка. Там кошелёк. Возьмите, сколько надо.
   Врач взяла деньги, положила рядом с Ясей  лекарство, сказала:
   - Выздоравливайте.
   И ушла. Не сказала: «Завтра зайду», не предложила больной сразу же принять лекарство, которое так расхваливала.

    В тот раз  всё обошлось. К вечеру приехал Павел (сначала Яся, наивная душа, подумала, что муж там, вдалеке от неё, почувствовал тревогу, может, долетели до него её умоляющие слова: «Папа, мне плохо! Приезжай!», а потому и вернулся раньше), нагруженный разными овощами, фруктами, ягодами.
  Увидел Ясю в постели, не выразил особого удивления. Не поцеловал, не погладил. Взял лекарство, проданное врачом, прочитал аннотацию, хмыкнул:
   - Тебе нельзя пить эти таблетки. Почему ты не прочитала сначала аннотацию? Здесь же полно противопоказаний для тебя.
   - О чём ты говоришь, папа! Мне было не до чтения аннотаций. Врач сказала, что это лекарство мне подходит, я поверила.
   - Ты всему всегда веришь! Это твой принцип: сначала верить, а потом сомневаться…
    Это был несправедливый упрёк. На глазах Яси появились слёзы, но она не могла сейчас плакать, чтобы не раздражать мужа. А он сейчас был – её единственный помощник. Она была уверена, что от своих сыновей и их жён она бы услышала что-нибудь похлеще.
   
   - Врач предложила мне лечь в больницу. Сказала, что нельзя шутить с таким давлением, как у меня. Может, действительно, лечь в больницу? Как ты на это смотришь?
   - Какая больница! Забудь! Я не хочу, чтобы тебя там … - Павел спохватился, что  хотел нелестно отозваться о своих коллегах по цеху. - Поколю тебе церебролизин. Прямо сейчас вскипячу шприц. Сделаю тебе укол, накормлю, а потом займусь тем, что привёз с дачи. Надо что-то сварить, что-то посолить… Будет нам  с тобой, что есть зимой. На даче – рай. Уезжать не хотелось. Но пришлось. Иначе бы пропали ягоды.
   Так что не интуиция, не внезапная тревога за жену побудили Павла вернуться с дачи раньше. А ягоды.
    Ясе так хотелось, чтобы муж сел рядом, погладил её по плечам или по рукам, по голове…Она ещё помнила, как он умеет нежно гладить! И как это всегда её успокаивало.

   Яся не знала, что специалисты, изучающие поведение и желания людей, пришли к выводу, что человеку конца двадцатого и начала двадцать первого веков не хватает тактильных ощущений. Не знаете, что это такое? Не хватает ощущений от прикосновения другого человека.  Конечно, от человека, которого  вы любите и который вас любит, кому доверяете…
   Дефицит тактильных ощущений не  связан с возрастом. Вам приходилось ощущать головку ребёнка под своей рукой? А знаете ли вы, что дети, возможно, интуитивно, подставляют головку под руку матери, отца, старших братьев и сестёр; а сироты – под руку любого человека, который захочет их погладить? Когда  нас гладят, мы испытываем радость.
   У животных покусывание, почёсывание называют грумингом. Обезьяны много времени расходуют на то, чтобы выискивать насекомых в шерсти собратьев, или просто копаются в их шерсти. При этом у животного возникает сладостное ощущение от прикосновения лап. Так укрепляется дружба в стае.
    Сурикаты – смешные зверьки, обитающие только в южно-африканской пустыне Калахари, используют груминг, если хотят задобрить доминирующую самку или доминирующего самца; когда хотят  в чём-то повиниться и выпросить прощение, выказать кому-то полную покорность…

   А человека от человека отдаляют дача, телевизор, компьютер, другая техника, которая поглощает то время, которое можно было бы использовать  на ближнего своего собрата. А ещё, конечно, равнодушие, скудость умозрения, застывшее воображение.
   В каком-то старом советском фильме жена говорит мужу:
     - Ты бы меня погладил (допустим) Ваня?
     - Ты что, тёлка, чтобы тебя гладить! – отвечает Ваня.
   Да, тёлку – дочь коровы, Ваня погладит, а жену – нет. Ума не хватает у Вани.

   Постепенно Яся оправилась от первого удара. И подружки ещё успели у неё собраться на девичник. Яся подловила момент, когда Павел уехал на несколько дней на дачу. Перед этим он долго о чём-то шептался с соседкой Татьяной. Яся, конечно, догадалась: о ней.
   Для Татьяны Павел сделал ключ от квартиры. Но свою комнату незаметно запер. Яся это обнаружила, когда хотела взять там стулья для гостей. Хмыкнула:
    - Всё пустяки в сравнении с вечностью!
   «Девушки», отложив все свои дела, примчались к Ясе. Когда она тогда, при первом «ударе», немного оклемалась, то позвонила всем. И все предлагали ей свою помощь. И все понимали: раз Павел дома, не стоит настаивать; он не любил лишних людей в их квартире.
     Не было только Раисы, она с супругом  отправилась в санаторий.

   - Расскажи, подруга, что с тобой случилось? – расцеловав Ясю в обе щеки, спросила Агнесса. - По телефону ты только: «да» и «нет». Небось, твой замшелый Павел рядом был?
   Елизавета незаметно для Яси, погрозила пальцем Агнессе, дескать: не сыпь соль на её рану.
   Подружки  развязали свои пакеты, быстро разложили по тарелкам холодные закуски, подогрели то, что надо было подогреть. Цветочки (была у них такая традиция: хозяйке приносить цветы) поставили в вазочку и поместили в центре стола.
 
   - Как красиво получилось! – Агнесса оглядела стол. – Не хватает только …Сегодня мой черёд угощать вас, дорогие девушки, шампанским. У нас была встреча с коллегами-французами. А какая же встреча с французами без шампанского! Но сначала было дело, а веселье – потом. Мы им презенты, а они – нам. Я и выговорила для себя бутылку, чтобы вас угостить.
   Полина, ты у нас главный открывальщик. Передаю тебе торжественно эту драгоценность.
   - «Драгоценность» можно перевести, как дорого досталась, - засмеялась Елизавета. – Дорогая, не потеряла ли ты девственность ради нас?

   Кто стоял, тот вынужден был срочно сесть, а кто сидел, тот лёг. От смеха.
   - Елизавета, - держась за живот, крикнула Любовь, - предупреждать надо! Я уже заикаюсь от смеха. Помнишь, как говорила сваха в фильме «Женитьба Бальзаминова»: «Мы дамы тучные! Долго ли до греха?».
   - Интересно,  на какой грех она намекала? – задумчиво спросила Яся.
   - Ясенька, овечка ты наша невинная! – Елизавета подошла к Ясе и обняла её. – Наверное, та сваха боялась…
   Все замерли, ожидая от  Елизаветы новой шутки.
   - боялась пукнуть…- договорила Елизавета. - А вы чего ждали?
   Посмеялись.
   - Агнесса, - не отставала Елизавета от подружки, - так, добывая  у француза бутылку  шампанского, ты потеряла невинность или нет?
   - Нет! Пока – нет! - с каким-то явным намёком ответила Агнесса.
   - Очень хорошо, - продолжала резвиться Елизавета. – Вот я и предлагаю первый тост: за невинность Агнессы.
   
- Девушки, а я влюбилась! – неожиданно очень серьёзно сказала Агнесса.
   «Девушки» смотрели на неё во все глаза: их  подружка – экстравагантная, кажущаяся внешне легкомысленной, но талантливый математик, влюбилась? Агнесса, которая прогнала мужа и тут же с ним развелась, узнав, что он «только один раз себе позволил сходить налево»?
  Это было также несовместимо, как горящая спичка и газ.

   - И кто он, дорогая? – без тени шутки спросила Елизавета.
   - Чистенький наружно, и с богатой начинкой внутри. То, что я ценю в мужчинах больше всего.
   - И всё-таки, кто он? Из каких кругов? – допытывалась Елизавета.
   - Он большой чиновник. Канадец с русскими корнями, но сейчас живёт в Японии.
   - С русскими корнями? – Яся сделала  движение - как бы подскочила на стуле. – Вот какая Россия плодовитая: ткни пальцем в любое место на карте мира, и там обязательно найдётся человек с русскими корнями! Вот давайте за это и выпьем! За русские корни! Всюду и везде.
   - Яся, ты особенно не расходись, - предостерегла подружку Полина. – И пить шампанское тебе нельзя. Сок тебе налью.

   - Дамы, не сбивайтесь с темы. Агнесса, всё что ты рассказала о поклоннике -  замечательно, - заметила Любовь с улыбкой, -  а как у него тот… сама знаешь…У него тоже хорошая начинка? И он тоже…большой?
   - Какая же ты циничная, Любовь! – шутливо возмутилась Агнесса. – Я от тебя этого не ожидала. – Помолчала. – Не знаю, как у него…тот. Пока у нас любовь теоретическая… Дробим числа, складываем…Когда он на меня смотрит, у меня все внутренности сжимаются. Что это, а? И как мне быть?
   - Любить, дорогая. Я вспомнила стихи Фёдора Тютчева:

     Ты любишь, ты притворствовать умеешь, -
     Когда в толпе, украдкой от людей,
     Моя нога касается твоей –
     Ты мне ответ даёшь – и не краснеешь…

    Правда, дама, которой поэт  посвятил эти страстные стихи, имела мужа. А у тебя его нет, и за тобой некому присматривать. Ты влюбилась, милая наша  Агнесса, - Елизавета подошла к подружке и обняла её. – Я очень рада. За это и выпьем твоего шампанского. Розовое шампанское я ещё не пила. Впрочем, красное, синее, зелёное, жёлтое… тоже не пила. За тебя, дорогая!
   
   Ясю попросили повторить, как врач торговала в её квартире лекарством. Дослушав её, Любовь с возмущением сказала:
   - А что ты от неё хочешь? Совок – он и есть совок! Мы ещё долго будем хлебать щи, сваренные советской властью.   

   - Этот случай не первый, - сказала Полина. – У моей соседки заболел ребёнок, что-то было с ухом. Вы же знаете, что сейчас можно вызвать на дом любого консультанта из самой забубённой больницы или института.
    Вызвали, пришёл доктор наук из престижной детской больницы, кстати, построенной когда-то на деньги русского мецената.  Правда, как рассказывала соседка, ребёнка посмотрел внимательно. И тут же достал из кармана, не белого халата, а пиджака, тюбик мази. Расхвалил, убедил, продал за триста рэ. Сидел, ножки поставил впритык, как юная девственница, видно, всё же, стеснялся.
   - Помогло лекарство? – сразу спросили все подружки.
   -  Не очень, - ответила Полина. – Снова повели ребёнка в районную поликлинику. Физиотерапия помогла.

   - Я знаю, что происходит, - сказала Любовь. – Сейчас в нашу свободную Россию просто мчатся со всех концов фармацевтические фирмы. Здесь большой рынок сбыта лекарств. Оголодали! А как им пропагандировать свои лекарства, мази, сиропы? Через наших врачей.
    Иностранцы  договариваются с нашими врачами разных профилей, и манят их хорошими заработками: дескать, чем больше продадите, тем больший навар получите. Всё это не официально. Никто не думает, что можно всучить такое лекарство, от которого человек отбросит копыта.
    - И так будет до тех пор, - поддержала Любовь Полина, - пока  аптеки не  завалят импортными лекарствами. А наши фармацевтические заводы постепенно закроют, придумав, допустим, такую причину: нет сырья.

    - Ой, не говорите! – рассмеялась Яся. – Я на днях купила картошку, как вы думаете, откуда она?
   - С Украины, там чернозёма много! – пыталась отгадать Елизавета.
    - Из Липецка, - предположила Любовь. – Кажется, в городе Липецке всё есть, как в Греции. На рынке, что ни спросишь, продавцы отвечают: «Из Липецка». Куриная печень из Липецка, индюшка – из Липецка, картошка – из Липецка…
   - Картошка выросла чуть дальше – в Израиле, - раскрыла секрет Яся.- Так что драники мой Павел Иванович делал из израильской картошки.
   - И как они? Отличаются от приготовленных из нашей картошки? – спросила Елизавета.

   Яся достала из холодильника  миску, открыла крышку:
   - Пробуйте. Сами решите, отличается или нет.
   Попробовали. Решили, что не отличается.
   - Ой, подружки, что я вспомнила! – рассмеялась Агнесса. – Как вы знаете, сейчас открываются архивы, в магазинах появляются книги, ранее запрещённые. А там можно вычитать интересные вещи.
   Например, малограмотный  Никита Сергеевич Хрущёв, как вы знаете, очень хотел догнать и перегнать США. По всем показателям, включая куриные яйца. И вот он узнаёт, что советские куры несут в год, приблизительно 135 яиц, а американские – 300. Он в недоумении: чем же наша, социалистическая, курица хуже капиталистической?
   - На ходу придумала? – с иронией спросила Любовь.
   - Нет! За что купила, за то и продаю.

   - Израиль - прекрасная страна! – мечтательно сказала Полина. – Это я, как турист, говорю. Были бы деньги, я бы поехала туда ещё раз.
   - Вот уж ты, Полина, лягушка-путешественница! Всё тебя тянет в дальние края, - сказала Елизавета.
   - Кто бы говорил! Ты уже намотала, наверное, сотни тысяч километров, разъезжая по разным странам.
   - Грешна! Признаю!

   - А у одной нашей ассистентки вдруг осенью стала трескаться кожа на руках, - вернула разговор о болезнях Агнесса. -  На работе ей надо надевать резиновые перчатки, а она не может. И дома ничего не могла делать, потому что кожа кровоточила. Побежала она в кожный диспансер. Там ей поставили диагноз «холодовая аллергия» или что-то в этом духе.
     Врач, прежде чем выписать рецепт, открыла ящик своего стола и сказала:
    - Вот прекрасная импортная мазь. Как раз для такого случая.
    - Купила? – хором спросили «девушки».
     - Она бы купила, - засмеялась Агнесса, - да в её кошельке не было четырёхсот рублей, в которые оценила врач мазь. Ассистентка взяла рецепт, пошла в аптеку и спросила, которая из мазей, что выписала ей врач, самая дешёвая. Взяла  дешёвую, то есть за сто рублей.

   - Помогла? – спросила подружки.
   - Ассистентка ещё несколько лет страдала от той «холодовой аллергии». Считала, что кожа на руках начинала трескаться с того дня, как в домах включали горячую воду. Была уверена, что в подогреваемую воду  стали добавлять какую-то гадость. Но вылечилась, по её заверению, благодаря поливитаминам, которые она пила постоянно, исключая только летние месяцы.
    - А мы с Ясей оздоравливаемся  клубникой, - сказала Полина. - Но не парниковой из Испании или Греции, а  подмосковной, выросшей на натуральной земле. У нас программа: съесть по пять килограммов за сезон. Учтите, без сахара! Присоединяйтесь, мы принимаем всех, кто хочет оздоровиться ягодами-фруктами. Наша партия называется «Клубничка».

   - Так, мои милые подружки, что-то я вас не узнаю, - начала возмущаться Елизавета, - всё о болячках, да о болячках. Куда мы катимся? Аль, стареем? Нет, уж… Хотите, я вас сразю?
      - Хотим, хотим… Недавно ты была в Австралии, гонялась за казаками… Видели твой фильм по телевидению. Понравился. Что задумала, на сей раз? Наверное, поедешь в Новую Гвинею, там есть экзотическое племя…
    - Расскажу, всё расскажу, - кокетничала Елизавета, - но сначала мы споём. Я по телефону продиктовала Ясе один прелестный романс, а для вас, девушки, мои дорогие, размножила текст. Вручаю. Душещипательный романс!
   Яся настроила гитару и запела, а «девушки», кто как мог, подпевали:

   Скажите мне: зачем пылают розы
   Эфирною душою, по весне,
   И мотылька на утренние слёзы
   Манят, зовут приветливо оне?
                Скажите мне?

   Скажите мне: не звуки ль поцелуя
   Дают свою гармонию волне?
   И соловей, пленительно тоскуя,
   О чём поёт во мгле и тишине?
                Скажите мне?

    Скажите мне: зачем так сердце бьётся,
    И чудное мне видится во сне?
    То грусть по мне холодная прольётся,
    То я горю в томительном огне;
                Скажите мне?

   Яся ещё какое-то время перебирала струны гитары. Все притихли.
   - В какой грубый век мы живём! - нарушила молчание Любовь. – Вот спой  я в своём  коллективе: «Скажите мне: не звуки ль поцелуя дают свою гармонию волне?», кто-то покрутит пальцем у виска, а кто-то скажет: «Сбрендила!».

   - Ладно, не будем жаловаться: век как век! – сказала Агнесса. – Яся, ты пела сегодня с большим чувством. Не влюбилась ли? Колись, расскажи, кто он?
   - С тех пор, как перестала ездить в командировки, не влюбляюсь, не в кого. – Яся тихо перебирала струны гитары. – Нет, подруги, я  не влюбилась в мужчину. Я влюбилась в жизнь!
    Когда  лежала без движения, совершенно беспомощная, я поняла, что все мои претензии к Павлу, к сыновьям,  мои переживания, что меня выгнали с киностудии, - полная чепуха. Ходить на своих ногах, когда хочешь и куда хочешь, делать своими руками самую чёрную работу – вот оно счастье! Ни от кого не зависеть, чтобы не было стыдной ситуации, когда  под тебя подставляют горшок  - это счастье!
   Вы не представляете, как мне было страшно! – Яся плакала. – Я боялась, что слегла навсегда.
   «Девушки» вытирала глаза платочками.

   -  Яся, почему у тебя, в  такой большой квартире, один телефон? – спросила Агнесса. – Надо поставить параллельные аппараты во все комнаты. Сейчас это не проблема! И чтобы возле твоей кровати был телефон. Есть радиотелефоны. Никто из нас, твоих подруг, не знал, где ты и почему не отвечаешь на телефонные звонки. Я, например, думала, что ты уехала на дачу с супругом, и ешь малину.
   - Ты права, - согласилась Яся, - надо иметь в каждой комнате и в кухне телефон. Поговорю с Павлом.
   «Девушки» деликатно промолчали. Они знали, что Павел обязательно отговорит Ясю от этой идеи.

   - Лиза, - спросила Яся свою бывшую партнёршу по кино (справедливости ради надо сказать, что не Елизавета дала отставку Ясе, а Яся сама себе дала отставку в их совместной работе), - чем ты хотела нас сразить? Рассказывай.
   -  Я открыла для себя нового писателя – Александра Бестужева-Марлинского…
   - Подожди, - сказала Полина, - был Александр Бестужев – «декабрист». Однофамильцы?
   - Он и есть, тот «декабрист». Марлинский – псевдоним. Но до восстания 14 декабря 1825 года он был уже известен, как писатель- романтик, поэт, литературный критик, публицист. Причем, современные литературоведы считают, что, как литературный критик, Бестужев был сильнее, чем Виссарион Белинский. И сейчас мы пели романс – это его стихи.

   - Да, судить трудно, если ничего не читал, - сказала Любовь. -  Постойте, постойте… Елизавета, раз ты уже знаешь его творчество, скажи, а повесть «Роман и Ольга» его?
   - Это его очень душещипательная повесть! И где ты её нашла?
  -  Как-то я гостила в Крыму у родственников, - вспоминала Любовь. – Тогда я ещё была девушкой. Днём масса развлечений: море и прочее. А вечерами – скучище! Я и читала всё без разбора.
   Как вы знаете, Крым, как пирог с хорошей начинкой, подарили Украине. Книги  поэтому там можно найти  на украинском и на русском языках. «Роман и Ольга» я читала в каком-то сборнике, выпущенном одним из украинских издательств. Насколько помню, я даже что-то  умное выписывала. Это моё хобби – выписывать из книг. Даже на  официальных бланках на моём столе можно увидеть записи стихов Василия Жуковского, ещё кого-то.
   - Какая ты молодец! – искренне восхитилась  Елизавета. – Я хочу написать об Александре Бестужеве сценарий и сама же снять о нём фильм. Ищу спонсора.
   - Было бы у меня столько денег, я бы тебе их отдала на фильм, - взволнованно сказала Яся.
   - Верю, дорогая. Но мне не привыкать искать спонсоров. Я уже знаю, с какого боку к ним подходить. А в Москве столько богатых! Но я не прошу деньги на фильмы у отдельных личностей, а у – фирм, разных комитетов…
    Прочитаю вам, милые девушки, кое-что из повестей и рассказов Бестужева-Марлинского. Короткие фразы.
   
   - Вот из его повести «Испытание», - Елизавета раскрыла книгу там, где была закладка:
   «Прелестны первые волнения и восторги страсти, когда неизвестность воздвигает частые бури сердца, но ещё сладостней покой и доверенность открытой взаимности. Тогда в любви находим мы все радости, все утешения дружбы самой нежнейшей, самой предупредительной, и если первый месяц брака называют медовым, то первый месяц открытой любви, по всем правам, именовать можно нектарным, - это небосклон после грозы: светлый, но без зноя, прохладный без облаков.
    Слившись сердцами, графиня и Стрелинский вкушали негу сего лучшего возраста любви, не отнимая уст от чаши…».
 
    - Господи, как хорошо написано о любви, какой слог! – Любовь прижала руки к своему роскошному бюсту. Потом обратилась к Агнессе: - Дорогая, эти слова писателя – программа для тебя. Сделай со своим поклонником нектарным первый месяц вашей любви, и вкушай его любовь, не отнимая уст от чаши… А, может, вся ваша совместная жизнь будет нектарной. От души желаю тебе этого. Как хорошо сказано! Я прослезилась.
   -  Я знаю, что в том восстании участвовало несколько братьев Бестужевых, - сказала Яся. – Они были отправлены на каторгу, в Нерчинские рудники. О судьбе Александра Бестужева ничего не припомню. Елизавета, просвети.

   - Судьба у него более трагическая, чем у братьев. Его тоже осудили на каторгу. Парадокс в том, что «декабристы» заподозрили его в предательстве и отвернулись от него. И это было большой несправедливостью.
    - Какой ужас! – воскликнула сердобольная Яся. – За что?
    - Александр Бестужев вёл  Московский полк на Сенатскую площадь; шёл впереди, размахивая саблей. Был виден всем, кто там был. Но его, можно сказать, одного из главных  мятежников, почему-то не арестовали сразу, как других. Он сам явился на гауптвахту. В Следственном комитете учли его добровольную явку. А, возможно, и слушок какой-нибудь следователи пустили…
    Словом, «декабристы» с ним не общались. Но его поддерживали братья, сёстры, мать. Он был какое-то время в Сибири, потом  его отправили на Кавказ. Там он и погиб в 1837 году, но, как и где, не известно. Никто его не хоронил.

   - Погиб в один год с Александром Пушкиным, - сказала Полина. – И что его понесло на Сенатскую площадь! Написал бы ещё много хороших книг, нас бы порадовал. Ты, Елизавета, разбудила у меня интерес к  этому писателю. Возьму в библиотеке его книги, почитаю.
   - И обрати внимание на его повесть «Фрегат «Надежда». Это лучшее, что я читала о любви мужчины к женщине. Даже Шекспир так не писал. Вот несколько строчек из этой повести: «О! любовь – эгоистическое растение… Оно скоро разрастается по сердцу и скоро выживает вон все другие чувства!».

    - Подруги, мои дорогие, - тихо сказала Агнесса, - я вам не во всём призналась…
   - Ага! – засмеялась Елизавета и потёрла руки, как это делают при  азарте, - я так и знала! Ты уже с ним переспала? Расскажи, что и как? Понравилось?
   - Елизавета, постыдилась бы! У тебя одно на уме! – пыталась остановить подружку Любовь.
   - И что вы имеете против? Я здоровая женщина. У меня здоровые инстинкты.
   - И как  муж выносит твои здоровые инстинкты?
   - Не жалуется. Мы с ним – два сапога пара. И у него здоровые инстинкты. Ладно, девушки, простите меня. Что-то мне сегодня грустно, потому и шучу без меры. Дорогая Агнесса, так в чём ты нам ещё не призналась?
   - Я скоро уеду.

   Немая сцена.
   Все эти женщины знали, что ничего нет вечного. Были девичники, но, очень может быть, что скоро их не станет. И подружки должны быть рады тому, что эти их встречи длились так долго. Каждая могла вспомнить, как выручали её подружки в трудное время, и как все веселились, когда была тому причина.
   Много говорится о нестабильности отношений между  женщинами: об интригах, сплетнях, зависти, предательстве…Значит, этим «девушкам» повезло.
      В полной тишине Яся прочла стихи Тютчева «Весна»:

    - Не о былом вздыхают розы
      И соловей в ночи поёт;
      Благоухающие слёзы
      Не о былом Аврора льёт, -
      И страх кончины неизбежной
      Не свеет с древа ни листа:
      Их жизнь, как океан безбрежный,
      Вся в настоящем разлита…

    - Не будем о грустном! – Агнесса разлила по бокалам шампанское. – Я уезжаю в Японию. Меня пригласили поработать. Перед отъездом я устрою для нас вечеринку. Так что ещё не вечер! Пью за вас, мои золотые подруги! Спасибо за дружбу.
   - На здоровье! – Елизавета вернулась к шутливому тону. – Постой, постой… Так и он, тот сэр, в которого ты влюбилась, тоже живёт в Японии. Всё понятно! Рада за тебя.
   - Елизавета, это просто совпадение.

    Перед прощанием они ещё споют, веселясь, но со слезами, песню из кинофильма «Весна» (слова М.Вольпина) – о мрачном прохожем с толстым портфелем, не одобряющем весну… Они все сядут на диван, прижмутся, нахохлятся, как птички в ненастную погоду.
   Все их обострённые чувства, как локаторы, будут направлены в будущее с надеждой: а вдруг оттуда придут какие-то сигналы.
   Яся тихонько подыгрывает на гитаре; Любовь – также тихонько, в такт, постукивает по столу; Полина, Елизавета и Агнесса слегка  похлопывают ладонями…
    Закончили припевом:

    Журчат ручьи,
    Слепят лучи,
    И тает лёд и сердце тает,
    И даже пень
    В апрельский день
    Берёзкой снова стать мечтает.
    Весёлый шмель гудит весеннюю тревогу,
    Кричат задорные весёлые скворцы.
    Кричат скворцы во все концы:
    «Весна идёт! Весне дорогу!»

    - Агнесса, ты нам будешь писать письма? – спросила со слезами в голосе Яся.
   - Обязательно!
   Агнесса сняла широкий пояс, перетягивающий её узкую талию. Один раз  расстегнула, потом защёлкнула, и ещё несколько раз. Она искала дело своим рукам, чтобы не заплакать. Ей надо было скрыть  грусть от мысли, что она может больше не участвовать в «девичниках», не увидеть долго своих подружек или - никогда не увидеть. Она не знала, что ждёт её в Стране восходящего солнца, и надолго ли она туда уезжает…

   Приказав себе повеселеть, Агнесса сказала:
   - Я буду вам писать стилем… бустрофедон.
   - Что за стиль? Это иероглифы? – также приказав себе «не раскисать», с улыбкой спросила Любовь.
   - Нет, это греческое слово. Знаете, что такое «bus»?
   - Переведи. – Елизавета подсела к Агнессе и обняла её. – Что-нибудь неприличное? Люблю всё неприличное.
   - «Bus» - бык.
   - Я так и думала! – Елизавета всплеснула руками. – Агнесса, ты в своём репертуаре. За это я тебя и обожаю.
   - Спасибо. На том и держусь, подруги! – Агнесса положила голову на плечо Елизаветы, и разъяснила: - «Бустрофедон» - древний стиль письма в некоторых государствах.  А выглядит это так: первую строчку своего письма я буду писать слева направо, а вторую – справа налево; третью – снова слева направо и так далее. В переводе с греческого «бустрофедон» - поворачиваю быка, а может, поворачивающийся бык.    
   
     …Я поднимаю спущенную петлю романа («Я поднимаю спущенную петлю повести» - эта фраза принадлежит А.Бестужеву-Марлинскому). 

   Что увидела Полина, когда зашла в палату? Яся лежала, прикрытая простынёй, на высокой подушке. На стуле рядом сидел Павел. Полина поцеловала Ясю в щёку, погладила по плечу, что означало: «Держись мужественно!». С Павлом Полина поздоровалась, протянув ему руку, что она всегда делала, здороваясь с мужчинами, независимо от их рангов.
   Было видно, что одной стороной тела Яся не владела. И говорила  с напряжением, как будто вспоминала забытые слова.

     Павел встал, пододвинул стул Полине, сказал:
   -  Здесь недалеко есть магазин. Мне нужно кое-что купить для нашей больной.
   -  Павел Иванович, - Полина поставила на тумбочку большой термос, - здесь протёртый суп. Хватит и Ясе, и вам, если захотите. Если понравится, приготовлю ещё. Я принесла йогурты, творог, сок, булочки…Здесь есть холодильник?
   - Спасибо. Холодильник есть. Я отнесу туда молочные продукты.
   - Не знала, что можно Ясе есть.
   - Нашей больной можно есть всё, только понемногу. Ну, я вас  оставлю на время…

    - Если тебе, дорогая, трудно говорить, молчи. – Полина пододвинула стул ближе к кровати, взяла руку Яси в свои руки.- Я буду спрашивать, а ты кивай головой.
   - Нет, я могу говорить. Речь уже немного отпустило. А вот рука и нога…- Яся заплакала.
    Полина взяла салфетку и вытерла ей глаза.
   - Не плачь, тебе нельзя расстраиваться. Я позвонила нашим подружкам, все передают тебе приветы. И все хотят тебя навестить. Кроме Агнессы. Она уже в Токио.
   - Сч-ч-ча-ст-ливая!

   - Ты расскажешь, как  оказалась в больнице? Я ведь ничего не знаю. Мы с тобой совсем недавно разговаривали по телефону, ты ни на что не жаловалась.
   - Пока Павла нет, расскажу. Говорю я медленно, у меня странные провалы памяти…
   - А, может, ты поешь суп?
   - Нет, мы недавно с папой перекусили. Я боюсь много есть. Подними простыню. Видишь, я в памперсе. Семён принёс. – По щекам Яси снова побежали слёзы. – Так стыдно, передать тебе не могу. Но памперс всё же лучше, чем судно. Павел со мной возится всё время. Уходит только днём, когда ему надо в институт. Ночью дремлет на стуле. Сколько он так продержится, не знаю. Я его отправляю домой на ночь, а он не хочет.

    В палате было восемь кроватей. Все заняты. Рядом с Ясей лежала больная  средних лет. Трудно было сказать, была ли она в сознании. Её, как куклу, время от времени поднимала женщина, сажала, придерживая своим коленом, и делала ей массаж спины, рук…
   - Это сиделка, - проследив за взглядом Полины, пояснила Яся. – У этой больной две сиделки, они сменяют друг друга. Брат их нанял. Она молчит, не знаю, соображает ли  что-нибудь. Тоже инсульт. А ведь моложе меня. Сиделки, я смотрю, очень добросовестные. Поднимают её в кровати, массаж делают – чтобы, как объясняет папа, застоя в лёгких не было. Мне пока подниматься так нельзя.

   - Может, и тебе нанять сиделку? Павел  не мучился бы ночью на стуле.
   - Не знаю. На мои вопросы врач не отвечает. Говорит, что надо посмотреть, что будет через десять дней. Сыновья и Павел ходят с загадочными лицами. Наверное, что-то от меня скрывают. Плохи мои дела. Голова очень болит.
   - Да, брось! Не придумывай. Сейчас столько лекарств! От всех болезней.
   - Я тут Павку Корчагина вспоминала. Николай Островский так подробно описал, как у Павки переставали работать руки, ноги, позвоночник. В конце концов, он превратился в …живой труп. То же самое и со мной будет.

   - Яся, дорогая, я понимаю, что тебе сейчас трудно. Ты растеряна. Мы знакомы много лет, я знаю, что ты - мужественный человек, оптимистка. Надо бороться и надеяться на лучшее. Ты в больнице только несколько дней. Потерпи, скоро тебе обязательно будет лучше. И мы ещё споём.
   - Наверное, я уже отпела, – по щекам Яси бежали слёзы. Полина вытерла их салфеткой. – В тот день, когда это со мной случилось, я неважно себя чувствовала; болела голова, перед глазами летали чёрные мушки. Но у меня было приглашение на встречу с земляками в Доме литераторов. Я обещала, меня там ждали люди, с которыми я давно не виделась. Другой возможности повидаться, в ближайшем будущем, не предвиделось.
   Когда Павел увидел, что я  собираюсь, сказал:
   - Куда ты идёшь? Сдохнешь по дороге!
   Мне стало так муторно от его грубости… А грубости он себе позволяет постоянно. Решила, что лучше сдохну по дороге, чем его слушать. Вот Марк не был таким грубым.
   Я нормально добралась. Повидалась с друзьями. Потом нам показали страшный документальный фильм – о зверствах фашистов в Белоруссии и в других местах во время Великой Отечественной войны. Мне бы не смотреть, а я смотрела, плакала, расстроилась.
    Нам устроили обед. Я сказала тост и  выпила маленькую рюмку водки. И  после долго ничего не помнила. Потеряла сознание, вызвали «Скорую помощь». В себя пришла в машине. И сразу же поняла, что парализована…

   В палату вошла медицинская сестра с лотком, прикрытым марлевой салфеткой. Полина поняла, что ей пора уходить. Она поцеловала Ясю в щёку:
   - До свидания, дорогая. Выздоравливай. Буду тебя навещать. И другие наши девушки.

   В коридоре Полина увидела Павла. Наверное, он специально не заходил в палату, чтобы подружки могли поговорить без него.
   - Спасибо вам, Полина. Нашей больной нужна моральная поддержка.
   - А что говорят врачи?
   - Прогноз плохой, - Павел вздохнул. – Ей я не могу этого сказать, а вам, только без передачи, скажу. Лечащий врач мне, как коллеге,  и сыновьям откровенно признался, что мы должны готовиться к худшему, что она может умереть.