Дед Мазай

ДЕД МАЗАЙ
 

Солнце взобралось на самую вершину небосвода и уже приготовилось скатиться с него, как вдруг заметило бегущую по извилистой лесной дорожке женщину. Она бежала к озеру. Воспоминания недавних событий душили ее. Слезы все вытекли, плакать было нечем, веки распухли, ком стоял в горле. Хотелось быстрее избавиться от щемящего душу чувства жестокости, несправедливости, равнодушия и обмана близкого ей человека. Она решила утопиться в озере, решила твердо и бесповоротно. В любимом озере, на берегу которого она раньше частенько с удовольствием проводила свободное время. Ей казалось, что ее душе именно в этом чудном месте будет хорошо, и она, наконец-то, приобретет долгожданное спокойствие.
 Внезапно, как от толчка, она совершенно неожиданно и глубоко почувствовала усталость от жизни. Пришло время подойти к очередной жизненной планке, которую она сама же для себя и устанавливала, постоянно поднимая вверх, чтобы перепрыгнуть ее. Но столкнулась с внутренней опустошенностью, неоткуда было черпать силы, никак не могла найти выход. Раньше ей удавалось сравнительно легко (для постороннего взгляда) покорять эти маленькие вершинки. Завоевания этих вершин пополняли ее духовный мир и  толкали  вперед. С каждой новой высотой ей было все труднее признаваться самой себе, что способности-то ограничены. Не так-то просто честно посмотреть себе в глаза и согласиться, находясь перед своим апогеем, что это твой предел - не перепрыгнуть. Вот твоя последняя возвышенность! В лучшем случае тебе удастся как можно дольше продержаться на ней, сохраняя достоинство или делая вид, что оно у тебя еще есть. В худшем случае  покатишься вниз, что более реально. А при падении, как известно, без травм не обойтись.
Она потеряла самое важное (возможно, это не очень важно для других) - веру в людей. Свои жизненные силы она собирала по бусинкам, нанизывая их на прочную нить в красивые весомые бусы. А бусинки находила в людях, которые шли рядом с ней по жизни. Нить порвалась, и бусы рассыпались. Те самые люди, на которых она опиралась, которым она доверяла и верила, ради которых она собственно и жила, предали ее. Они не понимали, что это предательство. Это был стиль их жизни, они так жили. Важно, что она это осознавала, и ей расхотелось для них жить. У нее с ними не сходились в одно определение понятия добра и зла. Все  поворачивали так, что даже черт не мог разобрать, чем там пахло - хорошим или плохим. С какой точки зрения смотреть? Она жила, находя удовольствие помогать людям и заботиться о них. А им это оказалось совсем не нужно, обременительно. И перестав совершать бескорыстные поступки, она потеряла интерес к жизни. Незачем стало жить, она не находила в этом смысла. Апатия перешла в тоску, а тоска переросла в  уныние. А тут еще новость про мужа узнала…
И вот она со всех ног торопилась покончить с собой, избавиться от мучавшего и терзавшего ее чувства уныния и одиночества. Старалась бежать как можно быстрее, чтобы лишить себя возможности опомниться и передумать.
Она влетела в озеро. Разгребая руками воду, в босоножках, в ситцевом белом платье в голубой горошек, она стремительно шла от берега на глубину.
-Эй, ты что, купальник забыла? Обувь могла бы и снять, - окликнул ее с берега задорный мужской голос.
«Черт, утопиться  не дадут спокойно», - мысль дала настроению другое направление. Топиться расхотелось, голос вызвал интерес.
Она ногами вросла в песок. Постояла, подумала, потом немного проплыла вперед, лениво развернулась и подплыла к берегу. Встала - воды по колено. Мокрое платье прилипло к телу, сделалось прозрачным, выставив напоказ тощую фигуру без особых выпуклостей. Она с трудом подняла свои опухшие глаза и сквозь влажные ресницы рассмотрела обладателя задорного голоса, непонятно откуда возникшего на берегу.
Им оказался коренастый мужчина неопределенных лет, национальности и занятий.  От солнца его русые волосы выгорели и стали почти белыми, как жухлая солома. Загоревшее лицо казалось чумазым. В радужной оболочке глаз цвета морской волны плавали коричневые точечки словно кораблики. Кончики ресниц почти касались бровей. Кроме глаз на лице уживались нос картошкой, мясистые ласковые губы и глубокая ямочка на подбородке, разделяющая его на два ровных холмика. Портрет завершали оттопыренные любознательные уши. Добрые и веселые глаза своей лиричностью скрашивали неказистую внешность. Одет он был очень скромно: просторная льняная рубаха и потертые джинсы, которые, видимо, служили хозяину не одну пятилетку.
     -Наконец-то я нашел пропавшую с постамента статую. Теперь ты от меня не сбежишь!
Перед тем как войти в воду, он снял и бережно определил место своим потрепанным кедам …третьего года выпуска возле прибрежных кустов. Широкими шагами он вошел в воду,  легко перекинул ее через плечо, немного пронес и водрузил на пенек старой ветлы недалеко от берега.
-Вот тут  будешь стоять, глаз радовать, - подытожил он все свои  нелепые действия.
-Кто вы такой? - спросила она равнодушным голосом, все еще находясь под впечатлением событий десятиминутной давности.
-Дед Мазай. Читала такую сказку? Плаваю круглосуточно по озеру и зайцев спасаю.
-Вы мне помешали.
-Я знаю. Профессия у меня такая. Не даю озеро людьми засорять. Не дай Бог рыба вверх брюхом всплывет, крокодилы все вымрут. Чем я тогда питаться буду? Что за народ пошел? Только о себе думает!
Она вяло улыбнулась.
-Ну что, статуя? Смотрю, кроме трусиков и платья на тебе ничего нет. Гардеробчик у тебя не ахти, так и замерзнуть недолго. Потом лечи тебя, других забот нет. Идем, чайку попьем!
И вдруг до нее дошла абсурдность мысли, которая завладела ею и привела к такому безумному поступку. Рыдания лавиной вырвались наружу, теперь уже больше из жалости к своему спасенному телу.
-Ну, ну, успокойся. Все позади. Так ведь и озеро из берегов выйдет, а я болотные сапоги не захватил.
Всю дорогу он балагурил, подтрунивал, подбадривал и вытирал ей нос. Представился он Степаном.
Так они добрели до поляны, находящейся в глубине леса и скрытой от людских глаз. Избушка выросла перед ними как из-под земли. Она выглядела такой милой и аккуратной, словно из сказки, только курьих ножек не хватало.
-Заходи. Хочешь - гостьей, хочешь - хозяйкой, - шутливо, но с ноткой серьезности  Степан распахнул дверь  перед Машей. Единственное, что он смог выведать у нее за весь путь, так это ее имя.
Убранство в доме было любовно сколочено мастерскими руками. Посреди комнаты красовался роскошный дубовый стол, вдоль него тянулась широкая лавка. Возле расписной русской печи уютно вписалась небольшая кровать. В углу между двух окон с резными ставнями незаметно стоял шкафчик для посуды. Большая часть утвари тоже была деревянной. Пахло дымом, смолой и свежей корой.
На пороге их встретили дымчатая кошка «дворянских» кровей и два ее шустрых полосатых котенка, как два тигренка, которым было дозволено проживать в доме. Папа тигр, очевидно, наведывался в эти места. А вот породистого сеттера, сопровождавшего их всю дорогу,  в дом не пустили. Он не обиделся...
-Ставь тарелки на стол, трапезничать будем, - сгладил различие между гостьей и хозяином Степан.
Он ловко открыл печную заслонку и ухватом выудил из печи чугунки с картошкой и гречневой кашей. Степан проворно, с прибаутками накрыл на стол. Тут были и огурчики, и помидорчики, зелень, яйца, и даже козье молоко. Маша с удивлением окинула взором всю снедь одинокого мужчины и посмотрела на Степана...
-Огородик за домом: по щучьему велению, по моему хотению. Ты ешь, ешь, не стесняйся, - таков был ответ на ее немой вопрос.
Котенок запрыгнул ей на колени, свернулся клубочком и громко протяжно замурлыкал. Она гладила его и радовалась, что никто ее ни о чем не спрашивает.
-Давно подыскивал дрессировщика кошкам. Такая вакансия тебя устроит? - между делом сделал предложение Степан. - Спать залягу на сеновале...
И Маша осталась. Она постепенно вживалась в хозяйство. Научилась доить козу Катю, кормила кур, щипала траву кроликам, живущим в сарае на заднем дворе. На рассвете они вместе ловили рыбу на озере. Собирали в лесу грибы, ягоды.
Через несколько недель, в один из вечеров возле костра на берегу озера, ей захотелось рассказать:
-Я все время кому-то доказывала, что могу звезды с неба достать. Карьерой была поглощена, думала польза от меня огромная, ценят мое упорство. Просто места на должности освобождались, следующий претендент в спину дышал. Каждый норовил подножку подставить, малейшую ошибку на суд выносил: «Мол, смотрите - не тянет». Кто не выдерживал - сам уходил или на рабочем месте помирал. Думаешь, добрым словом вспоминали? Наоборот, радовались: «Вот вам наши соболезнования, а нам - ваше теплое местечко».
-Ребенка хотела… Муж все просил подождать: «Встанем на ноги, начнем зарабатывать, тогда и заведем ребеночка». Словно о собаке шла речь. А ведь мы в достатке жили. Вот и прождала, теперь уж поздно. А тут недавно узнаю, что муженек-то мой зря времени не терял. Хорошо устроился, на две семьи жил. И той ничем не обязан и мне никаких обязательств. Работой прикрывался, совещания бесконечные, до ряби в глазах, командировки длительные себе устраивал. Работничек незаменимый! А он на чужом фронте до изнеможения пахал, бедняжка. Осталась я ни с чем. У подруг своя жизнь, дети, не до меня. И зачем жила, кому нужна? Сама себе противна!
 -Я когда про женщину с ребенком узнала, - продолжала она без особых эмоций, - не выдержала, сорвалась и все ему высказала. Он тогда первый раз меня ударил, легко, со всего размаха, от всей души. Да словами сопроводил, якобы я во всем виновата, усердие не в том месте проявляла. Такого эгоиста еще поискать надо, хотя он таковым себя не считал. Чужие мы были... Обиднее всего было не то, что у него другая, а что люди вокруг все знали, смеялись надо мной втихаря. Лучшая подруга скрывала и молчала, якобы берегла меня. На мужа посмотришь - красавец, в душу заглянешь - падаль. Осточертело  все!

Однажды, сидя на ступеньках крыльца, когда уставшее солнце завершало свой дневной обход неба, они заметили среди деревьев приближающегося к ним решительным шагом мужчину. Вид у него был такой свирепый и возбужденный, что казалось, он сметет все на своем пути. Порванные о кустарники брюки, грязная одежда говорили о неблизком пути, проделанном этим человеком.
-Муж пожаловал, - спокойно констатировала факт появления постороннего человека на их территории Маша.
-Я почему должен везде тебя искать? Хорошо люди сказали, где ты. А ну, пошли домой! - с ходу набросился на Машу муж, как будто они вчера расстались.
-Ты мне не нукай, я не лошадь. Никуда я не пойду. Слишком долго искал, опоздал!
-Кончай дурить. Если чем обидел, так уж и быть - прости. Вставай!
-Уходи!
-Все равно пойдешь, мерзавка! - он больно рванул ее за руку и столкнул с крыльца.
-Оставьте ее в покое! - встал между ними Степан.
-А ты вообще заткнись, не лезь не в свое дело! - отпихнул в сторону муж защитника жены.
-По-хорошему прошу - уходи! Я остаюсь здесь! - это прозвучало настолько убедительно, что муж оторопел. На мягкий и податливый характер жены это не походило.
-И ты останешься с этим идиотом? Где твой вкус? Ты только посмотри на него! Это же Квазимодо! Может, ты поменяла привычки? На тебя это не похоже. Да ты же не сможешь жить в этой глуши, нежное создание. Тут даже ванны нет. Подумай хорошенько, пока я не передумал, - пыл мужа стал спадать, но колкости в адрес жены и ее друга не пропали.
Он еще какое-то время пытался угрожать, унижать, уговаривать, пугать будущим. Но понял, что все бесполезно, она незыблемо стояла на своем.
-Я, наконец-то, поняла, что мне надо. Я нашла то, что так долго искала! Я хочу жить так, как я хочу и с кем хочу, без ваших условностей. Играйте без меня в свои грязные игры! Тебя заело, что я от тебя ушла, а не ты. Но я помогла тебе сделать выбор и дарю тебе свободу. Бери! - на одном дыхании выпалила Маша.
-Ты все сказала? Хорошо подумала?  Думаешь, ему ты нужна? - указал пальцем он в сторону Степана. - Быстро же ты мне замену нашла! Поздравляю! Ну и живи с этим уродом. Счастливо оставаться!
Он сплюнул, махнул рукой и все той же решительной походкой убрался восвояси.
Солнце облегченно скрылось за горизонтом.