Пролог

Сумеречный край.
Бездонной тишиной наполнялось пространство, и даже малейший звук был подобен раскатам грома, сводящего с ума, лишающего рассудка. В величии своем, возносилась к небесам алая луна и, отражая в блеске реки свой скорбный лик, провожала сонмы мертвых, отмеряющих свои собственные дороги.
Редки звезды в полночной тьме. Нет спасения честному народу в царстве мрака. Жесток и коварен этот враг. Силен и неудержим.
По крайней мере, до тех пор покуда не настанет рассвет. Спасительное сияние которого, подобно дару Богов, изгонит сумеречных тварей назад в свои логова, скрытые глубоко под землей. До поры пока новый день не сгорит в вечности времен давно спетых сказаний. Тогда мир будет в их власти.
Время ускоряло свой бег. Бесчисленной чередой сражений, смертей и канувших в пустоту стремлений. Неслось оно, подобно дикому ветру, в беспечности своем, сметающему все вокруг и, рушащему заветы давно устоявшихся законов. Нет конца и нет края – только воля и жизнь, сменяющая смерть на ристалище ненавидящих друг друга врагов.
Он открыл глаза.
Незнакомец в сером плаще и широкополой шляпе черного цвета ступил на сухую истлевшую траву. Отчетливый шелест разрезал тишину. Здесь, в этом месте, на широкой поляне, звук больше походил на хруст перемалываемых в жерновах Ада костей мертвецов. Видно не зря прозвана она поляной забвений. Мертвое должно оставаться мертвым. Так говорили бывшие лорды этих земель. Ныне их нет, но оставленные заветы еще хранятся в земле и страж, что поставлен сберечь все то, что еще осталось.
В кровавом отблеске луны можно было различить черты лица незнакомца: редкие каштановые волосы, ниспадающие до плеч, суровое угловатое лицо, с ямочками на щеках, ярко-голубые глаза, в бездне которых можно было узнать скрытую в человеке усталость.
Путь его был долог и полон свершений. День сменял ночь, и зрим новый рассвет. Неделима суть и мысли, отраженные в глубине глаз. Он знал, что предстоит и не боялся исхода. Однако грусть, тоска по былому – заставляли медлить с решением, искать иные пути, дороги, возвращающие к истокам. Знать все, уметь так много, но не иметь возможности вмешаться. Построить мир и зреть гибель своего творения. Горькая участь и жизнь, лишенная смысла, которой никогда не придет конец.
А хруст под ногами становился все невыносимее.
Вот у края поляны, где узкая тропинка, шипящей змеей уходила в густой дремучий лес, незнакомец заметил движение. Едва уловимое человеческому взору, не привыкшему к бездонному мраку, для него было отчетливо и ясно, как если бы стоял ясный день.
Незнакомец не был удивлен. Нет. Лишь легка досада наполнила его сердце. Кто смел, нарушить его покой? Кто, вопреки запретам, помешал мирному течению мысли, и обратил в хаос движения безжизненный порядок вещей. Кто проник в край, где одиночество – есть главная ценность, и жизнь не проникала в эту часть творения, оставив сумрак безвестности и безнадежность вечной скорби только ему одному.
Незнакомец медлил. Рука его легла на эфес шпаги, которую скрывал просторный плащ. Редко. Крайне редко приходилось пускать ее в ход. Тем более, здесь – где движимы запреты его собственной воли. Однако сам факт пребывания посторонних, наводил на самые неприятные мысли.
Он был обнаружен.
Вот вспыхнул яркий свет, вмиг разогнавший тьму. Незнакомец невольно отвернулся, закрыв глаза. Боль, застилавшая сознание заставила его вскрикнуть, потерять контроль над ситуацией.
Пересилив себя и отрешив боль, незнакомец открыл глаза и узрел, как у края поляны, вопреки всем условностям, стояли три обнаженные женщины, полукругом обвивая яркий костер. Руки их воздеты в приветствии, а глаза, отражающие пламя, внимательно смотрели в сторону хранителя этих мест. Скользкие тени плясали на их голых телах, рисуя причудливые узоры – завораживающие и пугающие одновременно.
Он внимательно осмотрел каждую из них.
Стоявшая справа была черноволоса и юна, подобно едва распустившемуся цветку, едва коснувшемуся весеннего солнца. Та, что в центре – более походила на мать девицы. Искушенный зовущий взгляд и первая седина, тонкой полосой разделяющая гриву густых вьющихся волос. На ту, что стояла слева, нельзя было смотреть без содрогания. Потому как в ней угадывался распад, и грядущий конец привычному укладу, что более другого пугала незнакомца. Старая, сгорбленная и лишенная зубов, она едва стояла на ногах, опираясь на ивовую трость, спешно подобранную в лесу.
Выцветшие глаза ее впились в незнакомца.
- Приветствую тебя, Алленор. – прозвучал ее скрипучий голос. Хлад разложения был отчетливо ощутим в каждом звуке, доносившемся из ее уст.
Человек, названный Алленором не снимая руки с эфеса шпаги, ответил на приветствие коротким кивком. Гости, посетившие его, были незваными и посему законы гостеприимства на них не распространялись.
- Ты остался таким же отшельником, которым помнит тебя юность этого мира. – прозвучал голос юной гостьи. – Времена меняются, а ты нет.
- Но старые законы неизменны. – прозвучал недружелюбный голос в ответ. Как давно длилось его молчание? Алленор уже не помнил. – Кому как не Хранительницам Судеб знать это?!
- Все меняется. Даже законы, установленные самим творением. – со вздохом заключила женщина, стоявшая в центре. – Наш сегодняшний визит – прямое тому подтверждение. Или ты забыл, что Закат близок?!
Аллевар скрипнул зубами.
- Нет….
- Тогда ты знаешь свой путь. – хрипнула старуха.
- Я знаю все. – ответил он.
- В таком случае, не мешай тому, чему надлежит быть вскоре. Не меняй порядок вещей. Мы не допустим….
- Я волен сам выбирать путь, как и судьбу! – отрезал Алленор. – Здесь у вас нет власти.
Звонкий смех был ему ответом.
- До тех пор пока ты не вмешаешься и не станешь частью мира, разделив судьбу тех кто его населяет. – проскрежетала старуха. – Тогда ты будешь в нашей власти.
- Никогда! – вскрикнул Аллевар.
- Тогда уйди и не мешай грядущему. – прозвучал вердикт Хранительниц Судеб.
Вновь вспышка света, и бессмертный остался в одиночестве, продолжая наслаждаться тишиной – владыкой которой он являлся.
Лик его посерьезнел. Мысли неистово терзали плоть. Ему было над чем поразмыслить, и что сделать, а время было на исходе.