Князь Добра

                Я проснулся под стук дождя. Ветер из распахнутого окна принес горьковатый запах каких-то трав. Вспомнился сон, как будто я стоял посреди равнины в серых и светло-коричневых тонах, а с неба падал дождь. Но это был не обычный дождь. Капли были огромными, с кулак, и они кружились в воздухе, как снежинки, в конце концов медленно падая на землю.
                Но это была не вода, а газ. Метан. Вокруг, среди камней и нагромождений неизвестной мне природы металлическими бликами сверкали целые озера метана. Я захотел протянуть руку, чтобы узнать, какой он на ощупь – жидкий метан, но вместо руки к вращавшейся в воздухе капле протянулось длинное темное щупальце. Оно коснулось капли, но я не получил обычных ощущений, а только поток информации, из которой не понял ничего. Что это было? Генетическая память Ари о родной планете сианов? Или что-то другое?
                - Доброе утро, Домиарн.
                Я так привык спать один, что подскочил от неожиданности. Рядом со мной, подперев голову рукой, лежал Мел Черныш.
                - Я иногда... теряю память. – Я улыбнулся.
                - Сегодня день рождения барона Кралидеса. – Мел неожиданно поднялся, и стал одеваться.
                - Я не знаю, кто это.
                - Это мой друг. И ему не нравится, что мы вместе. Вчерашняя заварушка была предупреждением. Мне нужно возвращаться на службу. И вообще, Домиарн. Я увлекся тобой, но зря. Мне не стоило. Прости.
                Он обошел кровать, поцеловал меня в лоб, и ушел.
                - Мелстром! – Крикнул я вслед, но он не обернулся.
Потрясенный, я какое-то время посидел в спальне. Что пошло не так? Все конфликты на земле происходят всего по двум причинам – время и деньги. Я ему мало заплатил? Ему надоело проводить со мной время?
                Но, в соответствии с тем, что говорил Релемилл, были еще три крюка. Чувство вины, страх и чувство стыда. Человек мог уйти по одной из этих причин. Я поразмыслил еще немного, и ответ был на поверхности – конечно же, это страх. Он чего-то боится. Но чего?
                Глотая слезы, я подошел к окну, и увидел, как Мел уходил по дороге к городу. Его длинные волосы цвета воронова крыла развевались на легком ветру. В воздухе была горечь невозвратимости, но откуда и почему, я не видел.
                Захотелось прислушаться к его душе. В ней, по забытым событиям прошлого, лежавшим повсюду, как обломки мебели, кралась бесшумная кошка тревоги. Во тьме проступили безжизненные черты лица. Я догадался, что это и был барон Кралидес. Он умер много лет назад, но Мел считал, что барон находится с ним рядом, покровительствует, и ревнует к любому, кто пересечет черту деловых отношений.
                Хотелось узнать больше об этом таинственном человеке-призраке, но мысли уходящего Черныша перекрыл другой сигнал. Он увиделся мне диковинного, вычурного цвета, не имеющего названия. Он был также полной противоположностью мыслям Мелстрома. Если душа Мела была как ломкий лед, крошащийся от одной мысли об опасности, то душа этого человека была от страха полностью свободна. Она была гладкой, как льняное полотно, и всепроникающей, как лунный свет.
                «Все это в прошлом, говорите вы. А я вам говорю, что времени нет. Раны, которые вы несете в своем сердце сейчас, сделали вас, и всех вокруг несчастными тогда, и снова сделают это в будущем. Тогда вы убрали тех, кого обвинили в случившемся.
Но только потому, что зеркало было убрано от твоего лица, еще не значит, что твое лицо перестало быть уродливым. Вот суть круга, по которому мы бегаем – то, что проросло в прошлом, прорастет и в будущем, пока мы несем в себе определенные семена.
                Глупо думать, что проблемы, созданные уродством твоей души – в прошлом, ведь твоя душа-то – в настоящем. А значит, готовьтесь к тому, что проблемы возникнут в будущем – или меняйте душу, выдергивайте эти семена. Но я не могу ждать, пока вы очнетесь, и изменитесь. И страна не может ждать. Настало время ускорить этот процесс.»
                Источник сигнала находился совсем рядом. Я вышел из спальни, и медленно пошел по направлению к комнатам на галерее. Почувствовал запах терпких, восхитительных благовоний, и в следующий момент меня сбили с ног, и, обхваченный кем-то богатырски сильным, я покатился вниз по лестнице с огромной скоростью.
                Лестница оказалась неблагодарно жесткой. И это после всего, что я для нее сделал, починив перила. Наше стремительное падение было мимолетным, а конечная остановка долгожданной, хоть и не самой приятной.
                В глубоких тенях на полу первого этажа без окон надо мной склонился кто-то, приставивший к моему горлу кинжал.
                - Никогда, никогда больше так не делайте. Я не люблю, когда ко мне подкрадываются.
                - Кто вы, и что вы делаете в моем замке?!
                - Я Князь Добра. И нам нужно поговорить. Я хотел отложить разговор хотя бы до завтра, но вы меня обнаружили. И это даже хорошо, потому что я совершенно одурел от беспорядочной запутанности вашей жизни.
                Меня подняли с пола одним рывком небывалой силы. Передо мной стоял Манихот с невозмутимым, жизнеутверждающим выражением лица. Бесприютность каменной лестницы ничуть не смутила его.
                - И давно вы здесь шпионите? – Я потер разбитое от удара об лестницу плечо.
                - Со вчерашнего вечера. Вы потрясающий персонаж. К вам приезжают гонцы с ваших рудников, гонцы из ратуши, а вы всех по боку, и развлекаться с антейнским полоскалой. А потом вы часами ходите по замку среди ночи, и разговариваете неизвестно с кем, желая себе смерти. А смерти, дорогой мой лорд Гидеалис, желать надо только на сверкающей вершине успеха, ибо только там кроме этого уже больше нечего желать.
                - Я сегодня ночью не вставал.
                Манихот закатил глаза, и махнул на меня рукой.
                - Стряхните эти стружки.
                - Какие стружки? – Я оглядел себя, и стал отряхивать клоки пыли с камзола.
                - Страха оказаться ненужным, сладкой боли ради опьянения болью, ненависти от бессилия, попыток приспособиться, неуверенности в себе, из-за которой вы подбираете мужчин буквально с улицы, и так далее. Вашему тронутому ржавчиной невменяемости сознанию, друг мой, нужна не импровизация, а проверенная классика. Называется «цель». – Мой собеседник смотрел на меня, прищурясь, полный уверенности в себе такого высокого уровня, что она казалась недоступной пониманию.
                Глядя в его глаза, я, не привыкший к тому, чтобы кто-то покушался на мой контроль над ситуацией, сорвался с уступа, на котором, оказывается, висел все это время (а думал, что твердо стою на ногах), и рухнул в реку. Меня унесло по течению прежде, чем я смог ухватиться за прибрежный камыш.


                С самого начала было ясно, что Тенедар Манихот меня просто использует. Я это знал, и он знал, что я знал. Но он убил меня логикой. Он сказал, что за каждой «состоявшейся» личностью подчас скрывается грустная тень, жаждущая чуда, чего-то несбывшегося, и что вся моя жизнь – это не финансовый успех, и не сепаратистские выпады, которые, кстати, за пределами провинции мало кто заметил, а безвольное шатание от одной несчастной любви к другой, перемежаемое скандалами с отцом, в лике которого я реагирую на все то, что ненавижу в себе. У него, добавил он, есть это чудо, и несбывшееся получит шанс сбыться, если я брошу все, и поеду с ним.
                Мы ехали по темной проселочной дороге, а он говорил о том, что каждый человек сам выбирает, чем себя наполнить, и поэтому не надо искать виноватых. И да, я понимаю, говорил он, вы влюбились, я тоже в молодости так увлекался.
                Я знаю это чувство – упасть обессиленно в траву, и лежать, глядя в небо, расплывшееся в разводах слез, потому что всему конец, ибо он больше никогда не придет. И пусть, пусть. Ибо только здесь, только в человеческом теле мы можем пережить всю эту палитру чувств.
                Проблема в том, что, к сожалению, многие из нас имеют склонность застревать в одном и том же цвете. И вы застряли в темно-синем, почти черном, как одинокий ирис, но это только звучит романтично, говорил он, а выглядит глупо, а у меня для вас есть восхитительная возможность увидеть мир и себя с другой точки зрения.
                Я кивал, и вспоминал, в какой спешке покинул замок, как бросил на ходу обалдевшему Арканду, что уезжаю надолго, и, если не вернусь, то пусть делают, что хотят.
                Манихоту надо было знать будущее задуманного дела. Мы подъезжали к постоялому двору, который он наметил для ночлега. Из окна доносилась тихая колыбельная песенка. Я ответил, что если бы мать этого ребенка спросила меня о его будущем, то я сказал бы, что будущее ребенка – это всходы его стремлений в настоящем.
                Будущее не статично, и читается не по тому, что ты видишь на горизонте, а по тому, что ты видишь прямо перед собой. Формула гласит – я хочу, я готов заплатить цену, плюс безоговорочная вера в себя – и вы получите любой результат. Прямо перед собой я видел человека, который жил по этой формуле всю жизнь.
                - Поэтому не вижу причин сомневаться в успехе вашего предприятия.   
                Безоблачное небо над нами было усыпано звездами. Я подумал о том, что где-то там, за миллионами световых лет, во тьме вселенной плывет мир, где вместо дождя на землю падают сверкающие капли жидкого метана. Этот мир, наверное, по-своему красив.
                Случайно накануне встреченный мной человек верил в идеалы справедливости, и считал, что кровопролитие – приемлемая для этого цена. Он уговорил меня принять участие в государственном перевороте против короля Кимаариса.
                Мир Князя Добра Тенедара Манихота, с его притягательными, вычурными красками был красив также, как и любой другой мир. Также, как и мой, наверное. Но я позволил ему втянуть меня в рискованное предприятие с потенциально смертельным исходом, ибо не видел особой ценности в своей жизни, и не верил в мой мир так, как он верил в свой.