***

          - ВЫТРЕЗВИТЕЛЬ
     Олег Самсонов попал в вытрезвитель, как и все другие граждане, совершенно случайно. То, что он в этот злополучный вечер (была пятница) выпил с друзьями за карточной игрой, было делом обычным.. Странностью было то, что относительно небольшое количество алкоголя (по его меркам) возымело такое пагубное  действие. Вот такие мысли, вернее обрывки их, блуждали в голове Олега, пока его, сонного, везли  по ухабистой дороге в вытрезвитель. Завели в какое- то помещение. Кругом шныряли серые люди, спрашивали фамилию. Олег закрыл глаза и явственно увидел улицу, по которой  шел сегодня вечером  домой. Так тихонько шел себе, как вдруг кто- то  раз за плечо: «Пройдемте, мол, со мной». ---Мне нельзя с вами, мне надо разобраться, решить, да и   домой пора.
 ---Нет-нет, идем с нами, тебе надо с нами.
« Что- то сильно бок болит, да и спина,-- разминая затекшие ноги, подумал он.
-- Фамилия!»--  рявкнули над ухом.
--Моя?—встрепенулся Олег.
 -- А чья же? -- ,произнесла рыжая морда напротив. Звук доносился до него как будто издалека.
.—Фамилия! --рявкнула рожа еще громче.
--Моя --- Самсонов, -- просипел почему- то Олег
-- Ну, а чья же,- с ухмылкой прорычала рожа. ---- Имя!
-- Олег,- сказал Олег.
 Далее последовали вопросы, ответы на которые обычно предваряют написание автобиографии. По мере поступления ответов окружающее Олега все более и более приобретало обычные земные черты. Рожа, что постоянно задавала вопросы, постепенно посредством шеи соединилась с туловищем, одетым в камуфляжную форму. От туловища отрасли руки, которые  грубо  вертели спичечный коробок.  Постепенно дымка, что скрывала задний план, рассеялась, и стали  видны стены давно не беленной комнаты с большими часами, в углу наискосок еще один стол, заваленный бумагами. Немного поодаль слева на высоком столе постоянно звенел телефон, и шныряющие по комнате периодически хватали телефонную трубку и кричали в нее, что Самусенкова сейчас нет, или же давали добро на какие- то деяния словами  «Давай» или «Ну, все!». В комнате курили все, кроме Олега и полулежащего у дверей расхлыстанного заросшего и явно давно не мытого старика, у которого тщетно пытались что- то выспросить. На все вопросы он либо не отвечал вовсе, либо мычал. В комнату заходили, выходили и все курили и, как у добрых соседей «Доброе утро», восклицали: «Эй, завязывайте курить Топор можно вешать» От всего  нахлынувшего Олег захотел покурить, хотя вот уже два года как бросил.
-- Ну, и сколько ты выпил? – спросил, приостановившись около столика , небольшого роста очкарик. И пока Олег соображал, сколько же он сегодня выпил, спрашивающий уже отошел к столу с бумагами и начал рыться в них,  хмуро перекладывая папки.  Его то и дело окликали «Ну где у тебя там, Исакич?» или: «Ну что, Исакич, нашел?» .На что тот еще более хмурился и произносил свое известное всем, протяжное « Оой», вкладывая в этот звук немалую часть народной скорби.
--. Да, наверное, граммов двести-- ни к кому не обращаясь, неожиданно даже для себя произнес вдруг Олег и начал озираться по сторонам, как бы ища поддержку у окружающих .Исакич, не переставая перебирать бумаги, слегка скосил глаз в сторону Олега ,ухмыльнулся: «Оой, пиши, Степа». .Степа отодвинул от себя писанину и стакан круто заваренного чая, очень похожего по цвету на чифир, переспросил: «Сколько, сколько? Двести?»-- и так по- молодецки:-- «Как бы не литр двести».  Лицо его при этих словах приобрело выражение, которое появляется, когда его хотят обмануть в чем- то для него очень важном , может быть, самом главном и, благодаря не столько бдительности, сколько истине, впитанной с молоком матери, он сумел вовремя распознать кривду. Заполняя дальше протокол, он то и дело фыркал: «Двести граммов» .Олег машинально отвечал на вопросы, касающиеся его сегодняшнего пьяного дня ,без интереса наблюдая, как за высоким столом ,так и не добившись от старика  разумных ответов на свои вопросы, начали спорить двое в камуфляжной форме. Тот, что был повыше ростом и  постарше, в высокой фуражке, доказывал белобрысому широкоскулому с дергающимся лицом  напарнику,  отзывающемуся нервным тиком на имя Андрей, что такую добычу, как этот старик, надо сбагрить, пока он не отдал богу душу .На что дергающийся  ссылался на какой то план и на нехватку бензина и на еще бог знает  что, и в конце концов, дернув головой больше чем обычно, объявил, уставившись почему- то на Олега, что, мол, пронесет, как проносило и раньше.  На последнее от стола с бумагами донеслось многострадальное: «Оой»
.Тут вдруг от удара ноги распахнулась дверь, и в комнату в клубах пара с шумом ввалилась ватага. Когда дымка с мороза немного рассеялась, стало видать, что двое за обе руки держат здоровенного детину лет под пятьдесят в хорошей дубленке, без головного убора, с багровым от напряжения лицом. Висящие на нем были на голову ниже , пыхтели от изнеможения, нещадно матерились и грозились .На что втаскиваемый матерно огрызался , безуспешно пытаясь освободиться от цепких объятий. В комнате сразу все смешалось. Каждый по- своему старался принять участие в происходящем. Степан, отложив бумаги Олега, пытался, перекрикивая втаскиваемого, выяснить, где такого взяли. Из угла донеслось :  «Ооой».Те двое, что спорили о судьбе старика, громко пыхтя, приняли живейшее участие в умиротворении приведенного.Они повисли на нем с разных сторон, образовав что- то, напоминающее «кучу малу» из   детских игр.
.»Как я попал сюда?» --пронеслось  в голове Олега под все увеличивающийся шум.»Как я мог попасть сюда?» И, повинуясь какому то внутреннему чувству, просто по наитию он потихоньку привстал со стула и придвинулся к краю стола. Эти телодвижения не привлекли ничьего внимания. Все были заняты вновь прибывшим, который, перекрывая шум возни и отдельные крики, рычал:»Врешь, не возьмешь. Нас Гитлер не подмял , а тут какие- то банщики»» Он, наверное, сюда из бани»,-- подумал Олег,  шмыгнув за дверь, в холодную ночь слегка осветленного несколькими лампочками двора, ограниченного по окружности высокой оградой. На свободу вели ворота метрах в тридцати, к которым он и устремился.  Однако не успел осилить  и полпути, как в воротах появился газик, который не проехал дальше к дому, а так и остановился, как будто раздумывая.  Открылась дверь у газика, и одновременно появился на пороге дома Степан, который начал кричать тому, что в машине, чтобы он ехал в баню с целью узнать, что за гусь к ним залетел , и чтоб чего не вышло. Тут он заметил беглеца и…
Камера, куда поместили Олега, была длинной и узкой. Пахло сыростью, мышами. На другом конце помещения бормотал, изредка постанывая, тот самый старик .Шел второй или третий час пребывания в вытрезвителе. Мужика, которого «Гитлер не подмял», давно отпустили, выяснив, что он за «фрукт».За ним приехали очень хорошо одетые люди, в которых, как говорится, видна была порода. Было и «Ой, как это мы не заметили», и «Случайно ошиблись», и просто какое- то бормотанье, и внимательнейший осмотр бумаг или ногтей, что не оставляет времени на разговоры .Олег пытался договориться как- нибудь с дежурным Степаном. Просил через решетку, чтобы его отпустили, так как штраф он уже заплатил, или хотя бы дали возможность позвонить домой. Но все было тщетно, а когда он своими просьбами по-видимому надоел рыжему охраннику, тот пригрозил всякими карами. Так и сказал, играя желваками: «Ты, голуба, достучишься у меня. Сказано-- пойдешь домой  в восемь утра --значит именно в восемь.».
Пришлось, повинуясь судьбе и обстоятельствам, потихоньку коротать время в углу камеры. «Интересно, что сейчас дома? .Жена, наверное, думает, что я у друзей или у любовницы. А во всём кто виноват? Да вроде никто и не виноват». Вытянув затекшие ноги, Олег попытался задремать.
 Карта вчера явно шла. Вообще, если игру не насиловать, ну, не рисковать что ли зря, карта обязательно придёт, рано или поздно придёт на какое- то время, и надо этот случай ловить. Этого почему -то никто не понимает. Одни цыгане, ,наверное, понимают. В неясной дымке виделось ему, что он  тащит в гору огромный рюкзак, в котором что-то для него очень важное. Из рюкзака слышится голос его жены Люськи -вот напасть. Но вот высовывается  голова старика. Ну и чудо рюкзак! .А нести тяжело. Сильно давит шею. Неожиданно споткнулся и, не удержавшись, побежал по тропинке вниз, планируя руками, чтобы не упасть. «Ничего,- подумал он, --я снова полезу в гору . Я доберусь до вершины?» Из рюкзака донесся громкий стон старика, а потом стон еще громче,  и послышалось жалобное: «Помираю я»  И так жутко стало Олегу. Он вздрогнул и проснулся. В камере слегка забрезжило. «Да, вчера долго играли, -- разминая затекший затылок, вспоминал Олег.-- Вначале в преферанс, потом в покер, который сменился храпом». В начале игры пили каждый час, потом чаще. В памяти всплыло лицо Фрэнка с всклокоченной бородой с застрявшими в ней остатками еды. Он скабрезно шутил, обзывался, требовал изменения правил игры, рисковал без всякой нужды и пролетал, пролетал…. Серега держался молодцом, хотя и много выпил, но это был не его день. Он проиграл все, что было в карманах, и играл в долг, и после очередного проигрыша объявлял каждому, сколько ему должен. Пробовал даже записывать долги, но вскоре сбился, начал выдавать странные результаты ,чем вызывал всеобщую свирепость, особенно Сашки, который явно не умел играть толком ни в одну из игр, и, если по  трезвому, у него как то ещё ладилось, то по пьянке он просто поплыл и от бессилия жутко ругался на всех и вся.  Любую заминку в сдаче карт, даже вызванную испитием очередной дозы алкоголя, он воспринимал чуть ли не как личное оскорбление.
 Отчётливо всплыло пьяное лицо Фрэнка: кидая карты в лица сдающих, он кричал: «Нет я завтра повешусь!» .И вдруг другим, тоненьким голоском: «Помираю я», --  и чахоточно закашлялся. «Да, где- то аж  часа в четыре кончили пить и играть,- просыпаясь, подумал Олег.-- И чего это Фрэнк пищать стал, что- то на него не похоже»..
Из дальнего угла послышался стон  :»Помираю я».Расстегнув сдавивший шею ворот рубашки, . Олег подошел к старику. Рассмотрев привыкшим к темноте взгядом  скрюченное,  похожее на большой расстегай  тело и  взглянув на заострившееся изможденное   лицо ,снова услышав :»Помираю я», начал тарабанить в дверь камеры. Появился сонный с взъерошенными рыжими патлами Степан
-- Чего тебе?
-- Что- то со стариком плохое творится, помирает, что ли,--  выпалил скороговоркой Олег. Степан зашел в камеру, склонился над стариком, постоял так пару минут, видимо, силясь понять спросонья все происходящее, потом, ни слова не говоря, вышел и вскоре снова появился с дергающимся белобрысым.
Закончив «осмотр», они отошли вглубь комнаты и приглушенно начали обсуждать создавшуюся ситуацию. До Олега долетали отдельные фразы: «Не надо было брать», «А  что, в больницу везти? »  Причем, дерганный начал ещё и заикаться, а Степан говорил все тише и тише.   
Вскоре голоса смолкли совсем. Из рассветной темноты выплыл силуэт Степана.
-- Так значит, ты хочешь пойти домой?-- обратился он к Олегу.
-- Да.
- - Ну, хорошо, свободен.
.Произнесено это было будничным тоном,. ну, примерно как «Московское время шесть часов», или : «В Петропавловске Камчатском  полночь».
 На улице было пасмурно, холодно. Тускло горели предрассветные фонари, в домах ещё не зажигали свет.  Свернув на знакомую улицу, Олег уныло брел по направлению к дому. На душе было очень паршиво, болела голова, да и все тело ломило .Налетели вдруг отрывочные воспоминания о виденном сне «.Недоделано, недодумано,-- прохрипел он, испугав этим торопящуюся куда -то спозаранку женщину,-- .Интересно, какой сегодня день?»
. Смутные воспоминания о вчерашней пьянке,  убеждали его, что вчера была пятница.
--Так, значит сегодня суббота, выходной… .Ах, как трещит башка!.
 Издали увидел силуэт своего дома. Сейчас, в утренних сумерках, его вид щемящей коликой отдавался где- то в районе пупка .В некоторых окнах начали зажигать свет .Что- то вольное, бесшабашное вдруг коснулось его души, заполнило грудь. «Семь бед-- один ответ» и «  Гитлер нас не мог подмять», и,  чуть не дойдя до дома, он круто свернул в сторону базара, где, как он знал, с раннего утра, кажись, с семи, открывается шашлычная, и торгуют пивом. Когда Олег добрался  до шашлычной, там уже вовсю кипела жизнь. Мужики, добротно устроившись за столами, а то и просто примостившись на скамьях , пили пиво, курили , вполголоса беседовали. Вид некоторых выдавал явное пристрастие к спиртному.  Красные носы,  затуманенный  взгляд не оставляли и тени сомнения в этом. Но было много и вполне прилично одетых и хорошо выглядевших людей.  Кое -кого Олег знал в лицо, но, осмотревшись, не нашел никого, с кем мог бы обговорить перипетии вчерашнего дня; так сказать «поплакаться в жилетку». Взяв кружку пива с какой- то селедкой (в нагрузку), он мигом осушил ее. А  вторую кружку он понес к дальнему столику в надежде присесть там. Не доходя пару метров до столика, он замер как вкопанный. Как будто остановилось изображение в телевизоре. Там, куда он направлялся, сидел в темноватом углу тот самый рыжий Степан из вытрезвителя и неторопливо попивал пиво. Он так расположился, что его было не видать от стойки, где торговали пивом. Олег крепко зажмурился, потом снова открыл глаза. Видение не исчезло, а даже наоборот, прихлёбывало пиво с явным удовольствием. «Ишь, куда хорек забрался»,--  подумал, разглядывая его, Олег.  Рядом  расположились с  отрешенным видом  двое-трое любителей утреннего пива. Олег подошел, задумчиво сел на свободный стул, исподлобья уставившись на рыжего. А тот  приподнял  голову , отстраняясь от  навязчивых мыслей или ото сна, увидел Олега, быстро сделав большой глоток из кружки,  он резко поднялся и произнес заискивающе( как бы ища сочувствия  у окружающих):»Жизнь, она ведь разная»,-- и быстро пошел. Проходя мимо Олега , ускорил шаг , пробормотал виновато: »Жизнь разная».
И, как сон, исчез за стойкой в меж ящичном пространстве.