Акколада

                «Акколада (от фр. accolade — объятие) — так называется церемония,
                бывшая прежде в употреблении при приеме в рыцарский орден,
                являлась одной из форм воинской инициации»
                Материал из Википедии — свободной энциклопедии

 Комдив, высокий стройный полковник, жестом пригласил меня отставить формальности воинского приветствия и доклада по уставу и присесть за стол в его кабинете. Начало было не обычным и настораживало своей непредсказуемостью и неизведанностью.

 - Ну что, старлей, здравствуй! Пришло время с тобой прощаться. Командируешься к новому месту службы. Приказ уже готов, предписание тоже – получишь в штабе. Завтра отбываешь в полк в Ваймар. Ну что, рад?

 - Никак нет, товарищ полковник. Разрешите узнать причину моего перевода?

 - Причину хочешь? Ну что ж, она простая – недоукомплектованность полка младшим офицерским составом. Переводишься командиром взвода пусковых установок «Куб». Вот так лейтенант,  старшой!

 - Как «Куб»? Я ж ничего кроме «Круга» не знаю, товарищ полковник?

 - Не знаешь – узнаешь! Не можешь – поможем, не хочешь – заставим! Ты ж уже год как в армии, а основных принципов армейских не усвоил?

 - Ни как нет! Усвоил! Разрешите вопрос, товарищ полковник?

 - Валяй старлей! Сегодня тебе все можно!

 - Чем не пришелся ко двору в дивизионе, товарищ полковник?

 - Да нет! К тебе нареканий нет ни от меня, ни  от командования дивизиона! Молодец, быстро с «гражданки» в армейскую службу втянулся, лейтенант. Хвалю! Потому и рекомендовал тебя руководству для перевода, когда разнарядку получил. Я и сам бы не отпустил! Но деваться некуда.

 - Товарищ полковник, я ж матчасти совсем не знаю, скажите хоть на какой базе ракетный комплекс смонтирован?

 - На современной, лейтенант, на самой современной базе. «Шилка» слышал? Это база легкого десантного танка. Не танк а «Волга». По пересеченной местности шпарит, что легковушка по трассе. Знатный танк. И легкий. Ракеты три, но меньше наших, «круговских». Не робей, старлей, справишься. Ты ж парень грамотный, политех окончил. Не то что мои, старый «Круг»  и то с трудом освоили. Так что вперед, дерзай! И не роняй честь нашего мундира! Удачи тебе, старлей! Место там историческое и к Берлину ближе! Считай, повезло тебе! Все, свободен!

 - Разрешите идти?

 - Иди, иди. Ни пуха, ни пера!

 От души хотел послать полковника к черту, но сдержался. Он не виноват, и мужик отличный, хоть и командир. Делать нечего, поеду жену обрадую. Только обжились, еще не все чемоданы распаковали, и опять сборы. Только встретились после разлуки и опять не меньше месяца порознь.

         И комплекс новый. Ни разу не видел. Как освоить успеть? Что за техника там? Говорит, полковник, поновее нашей будет. И политех вспомнил. При чем тут мой ВУЗ? Я там электротехнику учил по специальности, а не ракеты и технику стрельбы.

 Приказ есть приказ. Уже к вечеру следующего дня я с тревожным чемоданчиком в руках представился новому командиру. Это был кругленький маленький толстяк с погонами полковника. Оказалось, что мы с ним земляки: оба киевляне. А уже вечером я поселился на ночь в офицерском общежитии, напротив штаба.

 Отдыхать мне пришлось недолго, в четыре часа утром меня разбудил батарейный посыльный.

 - Товарищ старший лейтенант! Тревога! Говорят учебная, но через пятнадцать минут возле КПП ваша пусковая будет проходить к месту развертывания на запасной позиции!

 Полевая форма из тревожного чемодана вспорхнула, словно в мультфильме про Мойдодыра, чтобы лечь на меня быстро и ладно, надежно опоясав грудь и талию портупеей с кобурой. Мой расчет в пусковой установке, лязгнув гусеницами, на минуту притормозил возле штаба, где я уже успел взять с собой в дорогу «Макарова» с двумя полными магазинами.

          Мое ощущение, в тот момент,  напоминало покинутый родненький Киев, где я выйдя из дома, ждал заказанное такси, чтобы успеть на ранний самолет в Борисполь. Все происходящее больше напоминало сон, нежели явь. Словно я еще сплю, и мне снятся учения. С ефрейтором и сержантом, познакомившись накануне вечером, чувствовал себя неловко. Не зная ничего о новой для меня технике, ни о расположении позиций на местности, я на самом деле был пассажиром и гостем на чужом событии.

 - Товарищ старший лейтенант, комбат на связи! – вернул меня в действительность сержант. Вчера мне больше всех из офицеров понравился капитан Хорошилов. Самое удивительное, что мы с Виктором – не только киевляне, но и оба живем на Русановке. Сегодня он командовал маршем. Я доложил по форме, но Виктор меня перебил.

 - Брось, лейтенант! Давай не по уставу! Не робей, я понимаю, что ситуация для тебя сложная. Но сержант Груздь опытный, можешь на него положиться. Задача твоего расчета: маршем прибыть на запасную позицию, развернуться и привязаться к моей РЛС. По команде подойдешь с любого борта не более двадцати метров от меня, остановишься, а далее выдвинешься на свою позицию. Она справа в двухстах метрах от станции. А дальше, разворачивайся, включайся и докладывай о готовности. Понял стралей?

 - Так точно, товарищ капитан, - не удержался я от стандартного ответа, - будет исполнено! Да не робею я, просто чувствую себя дураком! Но ничего, справлюсь!

 Закончив доклад, я стал осматриваться. Все было непривычным, новым для меня. Даже боевое отделение впереди корпуса легкого десантного танка создавало иллюзию, что и не бронированная машина это вовсе, а какой-то грузовик! Все три члена экипажа сидели на мягких креслах перед тремя открытыми на марше люками, морозный ветер дул прямо в лицо, задувая снежинки от впереди идущей машины прямо в отсек.

 Понимая мое беспокойство по незнанию ситуации, сержант Груздь меня успокоил.
 - Да Вы не переживайте так, товарищ старший лейтенант. Я местность знаю хорошо. Да и с боевой работой у меня проблем не бывает. Справимся, не подведем капитана!

         Мне ничего не оставалось, как доверится моим новым боевым товарищам: капитану и сержанту. Оба они были уверены в себе и спокойны. Это хладнокровие и уверенность людей, знающих свое дело, передалась и мне. Я перестал волноваться, расслабился и стал наблюдать за происходящим.

         Колонна  батареи, пересекла брусчатку к Бухенвальду, оставив справа на горе знакомую по фильмам колокольню концлагеря, и вошла в старый лес, взрывая гусеницами проселочную дорогу. Ели и сосны стояли вперемежку, украшенные снежными шапками. Лес был старый, но не густой. Вскоре появилась опушка леса, и колонна зеленой змейкой выплыла на белую холмистую местность без деревьев.

         Станция,  в голове колонны, замерла на пригорке. Дожидаясь подшефных пусковых установок, словно корова неразумных телят, разворачивая антенну, словно рога, навстречу им. Зеркало антенны, поднявшись над корпусом станции, стало медленно вращаться, будто крутя головой вокруг, оглядываясь. Казалось, что это мать, ожидая отставших детей, пытается предугадать опасность, которая может на них внезапно обрушиться.

          Грузовики с запасными ракетами отстали, пропуская вперед пусковые установки. А те, выставив рога ракет вперед, словно бычки потянулись по дороге к маме станции. По очереди подъезжая к ней то справа, то слева, они замирали на мгновение, словно спрашивая разрешение, устремлялись резко в стороны, словно радуясь возможности повеселиться на лугу без материнского контроля. Она провожала их, вращая головой антенной, словно ворча их нерадивости и несмышлености малых детей. Отбежав на пару сотен метров, каждая в свою сторону, машины замирали, и, выплеснув облако дыма, запускали турбины электроустановок.

         Подошла очередь моего расчета. Ефрейтор остановил на мгновение машину, я услышал в наушниках шлемофона разрешение капитана Хорошилова на движение, и передал механику-водителю. Танк взревел, отворачивая на месте от станции вправо, и устремился к ровной прямоугольной площадки в двухстах метрах.

          Издали, площадка показалась мне фундаментом разрушенного дома, настолько правильной формы она была, и имела ровную поверхность. Одобряя ефрейтора за выбор, я отметил про себя, насколько удачно она расположена. И наклон отсутствует и расстояния в переделах допуска. Нет поблизости деревьев и высоких предметов. РЛС в прямой видимости. Идеальное место для стрельбы ракетами.

          Небольшой морозец придавал бодрости в предрассветной мгле. Фары высвечивали свежий пушистый снег в своих лучах, заставляя его гореть белым светом в сумерках, словно огромные люминесцентные светильники впереди машины. Утренний свежий морозный воздух, влетая в открытые люки, выгонял запахи солярки и масла, наполняя отсек ароматами хвойного леса.

         Тепло одетые, в танковых ватных комбинезонах, плотно прижавшись,  друг к другу в тесноте боевого отделения, мы не задраивали люки с большими бронебойными стеклами и веками бронеколпаков со щелями на них. Издали танк был похож на девушку с широко открытыми глазами люковых проемов. Которые сверху украшали веки люков, окаймленные большими ресницами бронеколпаков для боевых условий работы.

         Лучи света фар выхватили край площадки, высвечивая невысокий вал перед ней. Поверхность площадки была до того ровной, что у меня возникло сомнение. Если это разрушенный фундамент, то почему, даже под снегом не видно обломков стен. Может быть, это бетонный пол внутри бывшего дома? Тогда зачем так тщательно его очистили от строительного мусора. Непонимание вызвало легкую тревогу, которая родила слабое предчувствие, заставив меня по внутренней связи, абсолютно подсознательно, скомандовать ефрейтору, сбросить газ, который тот уже успел добавить в попытке лихо выскочить на верхушку рва.

         Механик услышав меня, послушно сбросил обороты мощного двигателя. Танк, сбросив пыл ярости, по инерции не торопясь вполз на вал. Медленно забравшись брюхом на его вершину, и потеряв скорость на самом верху, качнувшись пару раз в верхней точке вала, словно размышляя о чем-то своем, наконец, решившись на действие, танка перевесился мордой вниз, освещая пучками света площадку впереди.

         Также нехотя, уважая хозяйские руки ефрейтора на рычагах тормоза, многотонное чудище лениво стало сползать на площадку. А та, внезапно, отказавшись принимать его богатырский вес, пошла черными полосами трещин на своем белоснежном теле, возмущенно выплевывая сквозь них воду и грязь на ровную плоскость.

 - Вода! Задраить люки! Механик держи машину! Полный назад! Скорее! Газу, Газу! Газу, черт возьми! – каждый раз удивляюсь скорости работы мозга в такие минуты. Тысячные доли секунды нужны сознанию, чтобы обработать информацию, дать заключение, поднять из памяти все возможные варианты решения возникшей проблемы, провести их анализ возможного применения в этой ситуации, выбрать оптимальное и начать действовать.  И на все пару секунд Вот это скорость!

 Да предчувствие и сознание не подвели. Это была большая воронка с водой, которая замерзла на поверхности. На лед ночью лег свежий пушистый снег, скрывая и  маскируя все следы западни.

 Лед трещал, ломался на большие льдины, которые словно огромные ладони вырастали и падали перед бронированной мордой зверя в ослепительном свете фар, пытаясь остановить его перед гибелью.

 Задраивая свои шлюзы, в судорожном порыве остановить поток воды, рвущийся поглотить боевое отделение со всем его содержимым, мы сквозь стекла закрываемых люков видели, как уровень зеленой мутной воды линией ползет вверх. На секунду мне показалось, что это не танк. И это всего лишь сон, похожий на фильмы Жака Кусто. В них, как и сейчас здесь, прожектора батискафа выхватывают из мглы водяной пучины лишь ближайшее к нему окружение, показывая в иллюминаторы живое население его. Мне показалось, что я есть то живое, что Жак наблюдает в свои окошки с подсветкой прожекторами.

 - Держи машину! Идиот! Не глуши двигатель! Н-а-а-а-з-а-а-а-ад! – это был не крик истерики или растерянности, это был крик морского чудища из фильма про подводный мир.

 Но было слишком поздно. « И пучина поглотила ея…»  - уныло посетила сознание фраза Фарады из кинофильма. Пучина и в самом деле отступила из отделения за стекло люков, но оттуда уступать явно не собиралась. В качестве издёвки, она оставила лишь маленький верхний уголок левого люка вне воды, показывая нам, как хорошо было там, на воле, где лес и небо, розовеющее всходящим солнцем по черно-синему небосклону.

Двигатель кашляя, чихнул в последний раз и смолк, притушив свет фар и нашу надежду жить дальше в мире вне воды и мглы. В гробовой тишине, я впервые в свое жизни ощутил себя погребенным заживо. Нет, это не был страх. Он еще не дошел до сознания. Это было просто ощущение молодого здорового человека, которого попросили на несколько минут стать покойником неизвестно с какой целью.

Фары все еще светили в воде, освещая сквозь стекла наше последнее пристанище. Я оглянулся вокруг. И справа и слева от меня сидели парни, члены моего нового экипажа. Их лица были зелеными как у водяного из детского фильма. Бледные от испуга, они хорошо передавали свет фар, отраженный сквозь зеленую мглу.

        Не могу сказать, что за несколько минут передо мной прошла вся жизнь. Это было бы неправда. Ничего передо мной не проходило, как и внутри меня. Это был шок. Я ни о чем не думал впервые от своего рождения. Ни о чем! Совсем! До этого, мне казалось, что такое невозможно. Теперь я точно знаю: ВОЗМОЖНО!

         В реальность меня вернули зеленые лица моих воинов. Я вспомнил, что я их командир, и за них в ответе.  Подумав об этом, я тут же перешел к выбору плана спасения из числа тех,  что роем влетели в сознание из моей памяти.  Уже начал подбирать слова поддержки для своих членов экипажа, чтобы вернуть им и, заодно и себе, мужественность и трезвость сознания вместо прострации, в которой они и я пребывали несколько последних минут.  Я даже вдохнул в легкие воздух и открыл рот, чтобы сказать…

        Но подготовленная речь не прозвучала, нарушенная набатом колокола. Нет, это не был погребальный звон! Это был стук крюка буксировочного троса, которых не менее трех присутствует на каждой бронированной технике в уважающем себя и свою страну военном подразделении любой армии.

        Это была помощь боевых друзей. Она пришла вместе с капитаном, отныне самим моим любимым комбатом на всю оставшуюся жизнь! Так я думал в ту минуту. Так думаю и теперь, через тридцать лет. Спасибо тебе, Витя Хорошилов! Если ты помнишь меня, то отзовись, заблудший мой комбат!

        Все, что произошло далее настолько тривиально, что не стоит времени моего и слушателей. Виктор подогнал свою станцию, зацепил на буксир, и выдернул меня с парнями из воронки с водой.

       Самое удивительное, что вся эта история была длиною в одиннадцать минут. Не думаю, что ее пересказ можно уложить в это время. Так порой бывает, что события минут впитывают  смысл прожитых лет.

        Это боевое крещение было для меня как раз именно таким событием!

        Это была моя Акколада посвящения
        в благородный офицерский орден прославленной армии.

Историческая справка:  30 лет со дня официальной регистрации Независимого самоуправляемого профсоюза «Солидарность» - 10 ноября 1980 г.

В тот зимний день тревога была боевой. Мой полк четыре дня ждал приказа Ставки о выдвижении в Польшу. Это была не только моя Акколада. Это была Акколада Советской армии, которую она выдержала с честью и достоинством, проявив терпение и хладнокровие!