Вторжение. глава VIII

Рассвет пробивался в тишине леса. Высоко в листве мягко шелестел ветерок. Солнце начало проникать сквозь листву, покрывая землю пятнами света и тени. Где-то вдалеке, нарушив тишину, каркнула птица.
Рядом с лужами стоячей воды, на пружинистой, похожей на губку, покрытой зеленым мхом почве, шуршали в листве крохотные насекомые.
В столбе солнечного света мелькали бабочки. Это были затерянные, нехоженые места за Миссисипи.
Жак Бурвиль почувствовал, как забилось сердце, когда в сплошном ковре опавшей листвы заметил след от сапог, ведущий на юг, вглубь леса. Он понимал, что бандиты были здесь и собираются идти через топь. Индейцы куапо назвали эти места Обителью Злых Духов и не всегда решались заходить сюда. Несколько лет назад, во время войны здесь попал в засаду к индейцам отряд солдат, да и до этого случая и после него люди, отправившиеся по этой тропе, исчезали бесследно, не оставив ни единого намека на то, что с ними случилось.
Жак, сбежав от бандитов, вовсе не собирался возвращаться на ферму. Его эго говорило ему о мести, незамедлительной, решительной мести. Он хорошо знал местность , так как не раз проводил скот по огибающей болота дороге, и поэтому он решил пойти  именно по этой тропе, через Обитель Злых Духов, чтобы подготовить засаду на бандитов и расправиться с ними. Свою лошадь он прогнал, понимая, что она для него станет обузой, и в случае успеха, планировал отбить лошадей у бандитов.
Старая тропа заросла травой, и представляла собой зеленый, сумрачный, похожий на пещеру вход в лес. Ветра не было, лишь наверху перешептывались листья, потому что сюда, в это место, лежащее глубоко в болотах, не проникал ни ветер, ни посторонние звуки. В этих безлюдных местах надо было ходить неслышно и украдкой, двигаясь, подобно индейцам. 
Жак пробирался сквозь узкие проходы между деревьями, кроны которых образовывали купола, воцаряя мрачные молчаливые сумерки даже в полдень. В тишине редких полян и прудов со стоячей водой, где плавали одинокие водяные лилии, запутавшиеся в водорослях и покрытые тиной, брошенный камень, почти не оставлял кругов на воде, и звук его падения, скорее, напоминал чавканье в темноте.
Несколько лет назад, выжив здесь, после столкновения с индейцами, Бурвиль стал считать это болото, жестокой и мрачной землей. И все же в болотах существовала жизнь. На примыкавших к нему холмах водились белки, ондатры, норки, олени, волки и черные медведи. Но поселенцы никогда не охотились в болотах, так как в глубине этой запретной территории человек мог заблудиться или провалиться в многочисленные топи, исчезнув навсегда.
 Осмотревшись, Жак прислонился спиной к стволу дерева. Как охотник он отчетливо различал все звуки, которые издавал лес. Раскачивающий деревья ветер, скрип ветвей, падение желудя или шишки, шуршание маленького зверька..., эти звуки Жак знал, и чувствовал на подсознательном уровне. Его скорее настораживали те из них, которые были чужды лесу.
Судя по следам, которые вновь обнаружил Жак, бандиты были непривычны к лесным путешествиям. Расстояния между шагами были большими. Лошадей они вели на поводу и застревавших местами в топи животных, приходилось силой выволакивать на более твердую почву. Однозначно, что бандиты не просто бродили, а шли к известной им цели на юге – переправе через Миссисипи.
  До того как завести собственную ферму и жениться на Монике, Бурвиль проживал в лесной хижине на окраине болот. Потом приходил сюда за лечебными травами, которые заказывал ему Олли Твид для приготовления различных снадобий и лекарств. Поэтому лучше Жака, ну и, конечно же, индейцев куапо, никто не знал болота столь хорошо, чтобы здесь ориентироваться. Вряд ли бандиты случайно оказались в болотах так далеко от дороги. Они точно знали, куда направляются. Кто так уверенно вел бандитов по местности, Жак представить пока себе не мог. Дорога через Обитель Злых Духов была границей, через которую запрещалось переходить даже индейским охотникам. 
По мнению Жака, бандиты шли к поляне, где поблизости располагалась заброшенное святилище куапо. В том месте, издревле, шаманы куапо уходили на поиск видений, где четыре дня постились, приносили жертвы, молились, чтобы добиться расположения духов-покровителей и обрести Силу, с помощью которой совершали мыслимые и не мыслимые чудеса. На поляне находилась также заброшенная хижина, которую построили индейские охотники, но дорогу к ней не знал никто, кроме них и как думал Жак него самого.
Жак спустился в низину, перешел ручей по упавшему бревну и начал подниматься вверх по склону сквозь густые заросли деревьев. Когда он взобрался на пригорок, где земля была твердая, он быстро пошел – почти  побежал – по гребню, пробираясь через кусты.
Вдруг он снова увидел чужой след. Человек шел по той же тропе, которую выбрал Жак, но подойдя к рассеченному молнией кипарису, резко свернул и перепрыгнул через маленький ручеек: Жак обратил внимание на след  от обуви в том месте, где человек приземлился после прыжка, и там, где этот человек поскользнулся, карабкаясь по мокрой глине берега. Отпечаток следа оказался почему-то очень знакомым Жаку, и у него от неожиданности относительно своих предположений вновь участилось сердцебиение. По мере продвижения, Жак старался гнать от себя сумасбродные мысли, обволакивавшие его сознание. Взглянув на поляну с места, где неожиданно свернул незнакомец, Жак увидел женщину, сидевшую на поваленном стволе дерева. На ней был мужской костюм, и в руках она крепко сжимала его старый оленебой.
«Моник»!? – удивленно прошептал Жак.
Только опыт лесного бродяги не позволил ему в более резкой форме излить охватившие  его в ту минуту эмоции. Жак почувствовал, как тяжело забилось сердце. Мысль, что Моника может оказаться на малопроходимых болотах в этот час, даже не  могла прийти ему в голову. Он и подумать не мог, что его жена знает эти Богом забытые места, и что она так уверенно двигается в направлении индейского святилища. Оставался только один вопрос: «откуда такие познания»? Еще на один вопрос: «Почему она здесь»? – Жак  ответ знал.
Он, присев на корточки, с подветренной стороны начал гуськом пробираться к ничего не подозревавшей Монике. Бесшумно, подойдя со спины, он быстрым движением руки накинул свою ладонь на ее рот.
– Это я, Моник. Все в порядке. Спокойно родная – это я,  – быстро и шепотом проговорил он.
Почувствовав, что жена вышла из оцепенения, Жак убрал ладонь.
Моника резко обернулась, их взгляды встретились. Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга.
– Чи-ш-ш! – прошипел Жак, приложив указательный палец к своим губам.
Моника доверчиво кивнула в знак понимания,  а потом от радости припала к груди мужа.
– Я, их выследил, Моник.
– И, я шла по их следу. Они движутся к переправе Лемке.
– Правильно, как ты догадалась?
– А, куда им деваться? Через поселок к переправе они не пойдут. Высока вероятность нарваться на неприятности. Остается только тропой куапо, через Обитель Злых Духов, – демонстрировала свою осведомленность Моника, – В этом направлении они будут неуязвимы и преспокойно переберутся на тот берег. Только их и видели.
– Все так, детка. Все так, – волнительно  бормотал Жак, явно восхищаясь смекалкой жены, – Никогда  не думал, что ты так хорошо знаешь болота. Мне казалось, что только я здесь могу ориентироваться.
– Скажите, пожалуйста, только он, – задиристо шептала Моника, – это же земля куапо. Забыл? До того как ты появился в Рейнджпоинте мой отец излазил всю топь. Он каждую кочку на болоте знает. Ну, и я с ним частенько напрашивалась поохотиться.
– А, я-то думаю, каким образом, моя маленькая Моник, оказалась в этом ужасном, диком краю, – задумчиво произнес Жак. – Слушай, а случайно это не папаша твой бандитов ведет? Уж больно уверенно ведет.
–Ты, что дурак? Мой папочка поубивал бы этих ублюдков прежде, чем дал согласие быть проводником.
– Ладно, прости, прости. Я так просто сказал. Сомнения разные посещают мое воображение. Кто-то точно их ведет.
– Я почему-то не сомневалась, что ты дашь деру. Боялась только, что при попытке к бегству ты мог погибнуть.
– Все, детка, пора топать. Патроны-то взяла?
– И порох тоже, будь уверен.
Чувствовалось, Моника была испугана, но еще более ее одолевало любопытство, к тому же она не хотела признаваться в своем страхе мужу.
С Жаком во главе оба супруга двинулись в лес.
Время близилось к полудню, когда Жак и Моника обходили остров шаманов, оставляя Обитель Злых Духов чуть в стороне тропы, которая вывела их на поляну.
  Их взору предстала хижина на сваях, такие строили куапо.
Сооружение не было классически выдержанным в архитектурном стиле этого народа. В ней присутствовали элементы некой незаконченности. Более того, хижина стояла скрыто от посторонних глаз в гуще кипарисов. Деревья надежно прятали ее, и увидеть хижину можно было, подойдя лишь совсем близко, почти к самой двери. Несмотря на кажущуюся удаленность хижины, Жак заметил тропинку, от которой до нее определил расстояние – четверть мили. К тому же сейчас, Жак, однако, разуверился, что ему единственному известно о существовании хижины, хотя тот, кто также знал о ней, был явно из здешних краев.
Ползком, супруги приближались к хижине. Вдруг справа от Моники что-то плюхнулось с глухим шлепком в лужу со стоячей водой, и она вздрогнула. Деревья вокруг приняли причудливые и таинственные очертания, знакомые ориентиры растворялись в пробивающемся сквозь них солнечном свете. Какое-то маленькое животное выпрыгнуло на тропинку и умчалось в лес. Наверное, заяц. Жак решил, что по-пластунски надо спуститься к ручью, журчание которого слышалось в стороне. Он махнул рукой Монике и пополз первым. Она покорно последовала за ним. Они спустились к берегу ручья. Вода в неясном солнечном свете отсвечивала тусклым свинцом. Они встали и перешли ручей по бревну и вошли в узкую щель в сплошной стене леса. Жак прислушался. Ему показалось, что будто кто-то за ними наблюдает, и поджидает, чтобы напасть. До хижины оставалось порядка ста ярдов. Приглядевшись, они заметили, что за деревьями возле хижины уже стояли лошади, точное количество которых Жак определить не смог.
Вдруг закричала сова и, вспорхнув с ветки, пролетела над головой у Моники. От испуга Моника растерянно присела на пятую точку.
– Ее кто-то спугнул, – едва прошептал Жак на ухо жене, подавая ей руку.
Острый слух, инстинкт самосохранения за долю секунды сработали. Жак услышал протяжный свист и быстро оттолкнул от себя Монику, которая не успела ничего понять, как снова оказалась на пятой точке. После, он и сам резко принял лежачее положение, взведя замок оленебоя.
Жак не прогадал. Одна за другой стрелы, рассекая воздух, вонзились в поблизости росший вяз. Приподняв голову, Жак прошептал:
«индейцы».
И хоть Жак считал себя бывалым, присутствие здесь индейцев явно осложняло выполнение задуманного им плана. Он не знал сколько их. Может двое, а может и больше. Он решил не подавать признаков жизни. Краснокожие, будучи уверенными, что их стрелы не настигли цели, будут ожидать от  потенциальных жертв каких-то дополнительных телодвижений, и уж тогда точно не промахнуться. Жак знал, что индейцы весьма любопытны и азартны, и не преминут выяснить, если длительное время не обнаружат шевелений и движений в той стороне, куда они посылали стрелы. На это он и надеялся, крепко прижимая к груди оленебой. Моника лежала затаив дыхание и, так же, как и Жак вслушивалась в окружающие их безмолвие.
Опять откуда-то со стороны вспорхнула птица. Жак насторожился. Еще мгновение, и взгляд Жака упал на  выбритый череп в траве, на котором волосы на макушке были связаны в пучок, а над ухом свисали три лебяжьих пера. Подползая, индеец явно не ожидал, что обнаружит некий свербящий его взгляд. Жак явно также растерялся.
Потом вскрикнула Моника и резко затихла. Жак долго не думая кинул ствол оленебоя перед собой в направлении индейца смотревшего на него из-за стеблей травы, и нажал на спуск. Грянул выстрел. Голова индейца уткнулась лицом в землю. Перекатившись в направлении места, где лежала Моника, Жак быстро встал на колени, и занес приклад оленебоя над головой другого индейца. Краснокожий сидел сверху Моники, одной рукой здавливая ей горло, а другой пытался срезать скальп. Сверкнув глазами на Жака, индеец замялся. В эту секунду Жак со всего размаху ударил краснокожего прикладом в лицо. Индеец слетел с Моники. Жак бросил свое тело на противника, вцепившись в его кадык. Минута, и…. Бой из засады закончился. Отдышавшись, Жак быстро зарядил оленебой и подмигнул слегка оторопевшей супруге.
– Судя, по татуировке, воины куапо из клана Бобра. Давай быстро, вон туда, к лощине, – сказал он, – там переждем, понаблюдаем.
– Хорошо, – прошептала Моника, – и на коленях, перебирая руками влажный мох, поползла туда, куда указал Жак.
Супруги заползли под кусты, над которыми нависали корни огромного вяза, и скорчились в густой молодой поросли, напряженно, со страхом прислушиваясь. Жак начал прикидывать, как подобраться к хижине не замеченным.
Со стороны хижины доносились неразборчивые голоса, а в щели забитых досками оконных проемов виднелась полоска света от огня.
Выждав немного, Жак решил приблизиться к хижине, а Монику оставить в лощине, доверив ей оленебой.
Двигаясь вперед от дерева к дереву, он оказался в дюжине ярдов от окна, и притаился. В хижине говорили люди. У восточной стороны он насчитал восемь лошадей. Подобравшись севернее, он увидел с десяток, сидящих на земле негров, скованных между собой цепью. Среди них была Жабо и ее мальчуган. Негры смотрели по сторонам, так как недавний выстрел ружья насторожил их. 
Перебравшись опять к оконному проему, Жак стал слушать.
– Что говорит краснокожий? – послышался  голос того самого бандита, который надругался над Моникой.
– Он утверждает, что за нами идут двое,  и что надо осмотреть лощину, – отвечал  один из бандитов, наверное, переводчик, понимавший язык куапо.
– Неужели еще кто-то кроме тебя, Анпан, может блуждать в этих дебрях, – спросил  переводчик явно у индейца.
Ответ Жак не расслышал, видимо краснокожий был немногословен и движением какой-то части тела дал понять своим собеседникам, что лощину нужно все-таки осмотреть.
– Бак, – обратился  главный к одному из своих подельников, – возьми  троих и индейца. Прочешите все.
– Конечно, Аметист, – последовал  голос, – сделаем .
Жак нащупал в голенище замшевого сапога трофейный нож поверженного куапо. Опробовал тетиву, на также трофейном луке, осмотрел стрелы в колчане и подумал: «Вот теперь только бы Моник не подвела».
Ползком от кустика к кустику Жак направился обратно, стараясь находиться все время в тылу тех, кто шел осматривать лощину.
Под ногами Жака раздался звук ломаемых веток. Он осторожно приподнялся. Услышав этот посторонний звук, индеец остановился, и взвел замок своего ружья. Бандиты рассредоточились по фронту и стали осторожно окружать лощину, в которой находилась Моника. По телу Жака пробежала дрожь, когда индеец резко обернулся, и направил ствол точно в то место, где засел Жак,  с натянутой тетивой лука. Жесткое, сильное лицо краснокожего было насмешливо-циничным, и указывало на то, что он явно вычислил засаду, и казалось, давал шанс обнаруженной жертве проявить себя, чтобы мгновенно влепить в нее кусок свинца. Жак понял, что попался на мушку. Дернись он, и исход предрешен. «Краснокожий вошел в азарт и играет с ним, – думал  Жак. – Как  быть? Вскочить и выстрелить из лука? Нет. Пуля окажется быстрей. Что делать? Как глупо влип…», – молча,   говорил он себе.
Вдруг из лощины раздался выстрел, за ним последовал протяжный стон одного из бандитов. «Это мой оленебой», – мелькнуло у Жака. Индеец инстинктивно развернулся в сторону выстрела, чем быстро и воспользовался Жак. Стрела, выпущенная им, точно угодила в затылок краснокожему, и тот, отбросив ружье, плюхнулся в болотную жижу. От неожиданного выстрела один из бандитов присел и оторопел в замешательстве. Жак молниеносно вставил в тетиву другую стрелу и отправил ее в тело этого бандита. Двое других бандитов попятились от лощины в сторону хижины с криками: «Индейцы»! «Индейцы»! «Засада»! Они открыли беспорядочную стрельбу по кустам. Не став перезаряжать ружья, бандиты отбросили их, и вытащили из-за пояса по пистолету. Жак, отрезая им путь отхода, спрятался под мохнатыми лапами ели, и как только бандиты появились перед ним, произвел еще один точный выстрел из лука. Бандит, схватившись за живот, присел на колени. Второй остановился, выстрелил в сторону ели, а потом бросился бежать обратно. Жак, выскочив из-за ствола дерева, нагнал бандита, и сбил его с ног. В долю секунды трофейный нож куапо вошел под лопатку, преследуемой Жаком жертвы. 
Жак перевел дух…
 «Моник»!? – сразу подумал он, и быстрыми перебежками, скрытно направился к лощине. Добравшись туда, Жак, словно кошка прыгнул под корни вяза. Быстро осмотрелся и обнаружил, что Моники в укрытии нет. Сняв с головы мокрую беличью шапку, и  вытерев ею пот с лица, Жак решил вернуться к хижине и расправиться с остальными бандитами.
– Что за пальба? – вскричал тот, кого бандиты называли Аметист, выскочив из хижины, – Бак! Бак! Тысячи чертей, отзовись?
– Пора бы уходить, – сказал худощавый бандит, с пепельного цвета лицом, выйдя вместе с Аметистом. – Похоже Бак на кого-то нарвался.
Моника слушала их разговор, наблюдая из-за кипариса на углу хижины.
– На кой дьявол, хозяину эти земли. По мне они ничего не стоят, и не будут стоить, – произнес третий голос бандита, присоединившийся, к тем двоим. – Эти испанцы с французами разве, что хорошее после себя могут оставить?
– Неважно, есть люди, которые думают иначе, – заметил  Аметист, – не тебе чета, болван. Делай, что говорят и получай за это деньги. Не плохие деньги, я бы сказал. Бак! Черт тебя дери!
– Не нравиться мне все это, Аметист.
Моника чуть высунулась из-под ветки, медленно приложила оленбой к плечу, направил ствол на бандита, бранившего затею, как вы поняли своего хозяина, и выстрелила в него, укрывшись вновь за кипарисом.
– О, черт! Помоги ему, – закричал Аметист худощавому, юркнув в хижину.
Худощавый ринулся было оказать помощь раненому подельнику, но передумал и, сложившись в три погибели, спрятался в хижине вслед за патроном.
Моника, зарядила ружье, вбив в ствол очередную порцию свинца и пыж, насыпала на ружейную полку порах, взвела замок, и решительно ворвалась в хижину.
– Лежать койоты! – громко крикнула она, стращая бандитов.
От неожиданности, Аметист и худощавый присели. Худощавый выхватил из-за пояса пистолет, но Моника мгновенно среагировала и точным выстрелом от бедра отправила худощавого на тот свет.
Аметист упал на колени, но сообразив, что женщина вряд ли успеет перезарядить, вскочил, достав пистолет.
– Не ожидал! – сказал он, выстроив отвратительную гримасу. – Сладкая, ты ли это? Вот так сюрприз?
– Я тебе не сладкая, ублюдок, – с  ненавистью произнесла Моника, плюнув в сторону бандита.
– Как знаешь, – и бандит медленно вытянул руку с пистолетом в сторону Моники. – Да пошла, ты…,  и его палец плавно стал нажимать на спусковой крючок.
И тут Аметист, вдруг издал глухой, кряхтящий звук, рухнув на ветхий земляной пол хижины со стрелой в спине.
– Жак! – вскрикнула Моника.
– Я здесь, детка, – отозвался Бурвиль, появившись в проеме того, что в нашем понимании служило, видимо окном хижины.
– Больно долго ты, – ерничала  Моника, улыбаясь, – никак по грибы ходил, пока я с ними расправлялась?
– Ну как же, она расправлялась?– язвил  Жак, – если бы не я, то…
– То…, – кривляя  Жака сказала Моника, и бросилась в его объятия.