Потому что я - Вампир Глава 4

Потому что я - ВАМПИР
Дунаева Алёна

Продолжение...

Глава ЧЕТВЁРТАЯ.
30.3.12
«Всё-таки, не сказал», - с облегчением вздохнула я, узнав, что всё со мной хорошо, нет никакого сотрясения и всё, что мне нужно - это просто немного поспать и успокоиться. Однако вид родителей тем утром был хмурым и недовольным. Даже у отца, у которого начинался первый рабочий день на нормальной постоянной работе. Я догадывалась, в чём причина этого негодования. Они могли увидеть ссадины и ушибы (на утро проявились синяки, и скрыть это уже было не возможно), или же наткнулись в «Хламовой комнате» на то, что осталось от моего железного «пони»... Да всё, что угодно! Это было уже не важно, когда я увидела в их взгляде укор.
- Да, ладно вам! - резко села я в постели и комната вдруг закружилась, что меня замутило. - Всё же обошлось! Я «в полном порядке», - для большей убедительности процитировала слова фельдшера приехавшего на вызов. Но маму это мало успокаивало. Чем сильнее я пыталась убедить её, что всё хорошо, тем яростней она напирала.
- Где твой велосипед могло так смять? - нервно постукивала мама носком по полу. Мягкий ковёр не позволял ей создавать этот жуткий звук, который неизбежно получался, когда она выполняла это действие на паркете, и этот факт нервировал её ещё больше.
- Мама! - умоляюще протянула я, откинувшись назад на высоко сложенные подушки. На них я проспала всю ночь, и на утро с непривычки тянуло спину. С непривычки или всё-таки после полёта с велосипеда? - Я повторяю в сотый раз, что не помню!
- Ну, вот, точно не всё нормально, - паниковала мама, всплёскивая руками. - У неё провалы в памяти, - немного громче сказала она, высунувшись в коридор, где в соседней комнате отец собирался на работу в строительную фирму по отстройки и восстановлению коттеджей по всему Вайомингу. - Она не помнит, как это случилось!
- Я не помню не по тому, что забыла, а потому что не видела! - Я сделала вид, что пытаюсь снова задремать, и закрыла глаза, на самом деле пытаясь лишь скрыть от родителей последние доказательства моей лжи. Притворяться и врать я умела почти так же безупречно, как и ничего не делать, и только глаза (или бегающий взгляд... уж, не знаю, не видела себя в такие моменты со стороны) всегда выдавали меня. Мама снова охнула. Ей на смену пришел отец. Я не видела его, но чувствовала характерный запах его, не подлежащего замене, одеколона. - Если мама думает, что тебе я скажу что-то другое, - я чуть-чуть увеличила громкость своего голоса, - то она ошибается! - Папа подошел и сел на краешек моей кровати. Нехотя я приоткрыла один глаз, разведывая обстановку. Он сидел и, добро улыбаясь, смотрел на меня. Он вовсе не ждал услышать от меня новой версии произошедшего. Просто взял за прохладную руку и согрел её. - Пап, я действительно не знаю, что произошло. - В моменты, когда я шла на риск обмануть, я никогда не говорила «правда», старалась заменить его чем угодно, вроде «действительно» или «серьёзно», менее будоражившими мою совесть. Все предыдущие разы, когда мне доводилось им лгать, это были безобидные пустяки, как прогулы занятий, катания на роликах в парке с друзьями вместо домашних заданий у них дома. Но на этот раз всё было по-другому. Я сбила человека, который даже не пошатнулся от удара, а мой велосипед превратился в то, что сейчас несчастно лежало в «Хламовой комнате». Как я могла такое рассказать? Это не та правда, которую следовало им знать. По крайней мере, не сейчас. Выдай я маме то, что случилось на самом деле, её бы точно хватил удар и нас двоих поместили бы в психиатрическую клинику для душевно больных: меня - за рассказанное, маму - за то, что не перенесла такого шока. Во взгляде отца я находила понимание и даже одобрение. Значит, он понимал, что я вру, однако правды не требовал (пока).
- Звонил парень из строительной бригады. - Внезапная смена темы ничуть не ошарашила меня. Папа частенько прибегал к подобного рода фокусам, когда предыдущая тема находила логическое, не всегда устное, завершение или заходила в тупик. Что из этого было в нашей ситуации осталось загадкой. Упоминание о бригаде вызвало на моём лице сосредоточенное внимание. Наверное, он говорил о Рэйнольде. Не знаю почему, но мне стало, мягко говоря, не по себе. - Он заглянет к нам сегодня в обед. Сказал, что хочет посоветоваться по поводу чертежей, оставшихся ещё от Камелии.
«Вот!» - Меня будто разрядом молнии поразило и заставило дрогнуть от этого имени.
- Камелия Пэйтонс? - переспросила я, снова предприняв попытку сесть в кровати. Эта оказалась более удачной.
- Да, - улыбнувшись сильнее, кивнул отец. - Предыдущая хозяйка этого дома... и, да, это она написала ту книгу, которую ты оставила вчера на столе в библиотеке. Я принёс эту книгу и очки сюда. - Он потянулся к столу и, взяв с него перечисленные им же предметы, положил их на одеяло. - Сможешь почитать, пока будешь отдыхать. - Случайно его взгляд скользнул мимо будильника на тумбочке, с другой от него стороны у моей кровати, и заторопился. - Негоже опаздывать в свой первый рабочий день. - Ничего не ответив, я поцеловала его в гладко выбритую щеку и помахала на прощание, когда он покидал мою комнату.
Не имею ни малейшего представления о том, что он сказал маме, но она больше не хотела меня пытать с целью добыть информацию всеми мыслимыми и не мыслимыми способами. Да и кому было дело до странного человека, который главное не пострадал, когда, наконец, появилась возможность перестать жить в вечном напряжении, со страхом ожидая очередного переезда. Можно было обосновываться, пускать корни, жить! Столько предстояло узнать, посмотреть... но как только я встала с кровати, поняла, что с этим всем придётся немного повременить. И с каким же удовольствием я повторяла это про себя: «Не страшно! Ведь больше некуда спешить...»
Завтракать тем утром не хотелось, но я всё же спустилась в столовую. Мама смотрела в гостиной репортаж с показа мод, прошедшего прошлым вечером в Милане. В моде, как и любая дама, она разбиралась неплохо, но на, представленные на таких показах, «шедевры» предпочитала смотреть, а не носить. Увидев меня, остановившуюся у дверей в комнату, она махнула мне, приглашая присоединиться к её занятию, и возмущенно воскликнула:
- Это же смешно! - Я вполне разделяла её возмущение относительно показа и поэтому, ответив тактичным молчаливым отказом на приглашение, осталась стоять на месте. - И кому-то ведь приходит в голову покупать подобные убожества за миллионы долларов, не смотря на то, что никогда ЭТО не наденут! - Расстояние между мной и экраном было приличное, однако мне удалось разглядеть не чёткие очертания тощей модели в мешковатом оборванном книзу балахоне тигриной расцветки и затянутом яркой алой лентой на тонкой талии девушки. Она так отчаянно виляла своим отсутствием бёдер, что со стороны, казалось, будто у неё просто не было сил стоять на ногах, и подобным образом она всего лишь пыталась удержать равновесие. Смешно представить, что когда-то ЭТО, то, на что мы с мамой смотрели в тот момент, было моей детской мечтой. Одной из тех мечт, которым никогда не суждено было сбыться, навсегда оставшись лишь мимолётной частичкой прошлого. Я не громко хихикнула, представив себя на месте той бедолаги, раскачивавшейся по подиуму. Не отрывая взгляда от экрана, мама периодически вздыхала, цыкала и покачивала головой, но не собиралась переключать канал. Я была рада видеть, что мама не злилась на меня за то, что случилось этим утром. Мне как никогда было стыдно. Хотела извиниться, однако представила, каких усилий стоило отцу отвлечь её от затеи выпытать у меня информацию об аварии, и передумала. Вернее, не передумала, желание попросить прощения преследовало меня ещё довольно долго, а сдержалась.
В животе негромко заурчало и я вспомнила, зачем спустилась. Разогретый в микроволновке завтрак был не менее вкусным, чем свежий, и после еды я почувствовала себя значительно лучше. Голова перестала кружиться так сильно, но как только в мыслях неизбежно возникали воспоминания прошедшего вечера, меня снова уносило в эйфории. То, к чему я привыкала все годы своей жизни, больше не было нужно. Однако и забыть всё, так вот в раз, тоже, оказалось, не могла. Я привыкла обороняться от внешнего мира, всего того, что нормальный человек рвался узнать в первую очередь, перебираясь на новое место жительства. «Нормальный человек»... Такой меня давно нельзя было назвать. Выстроенная мной самой стена вокруг, коконом оберегавшая меня от всего, что хоть как-то могло причинить мне боль, не хотела разваливаться, даже после такого сокрушительного удара, нанесённого по ней родителями неожиданным известием. На это нужно было время. Сердце снова затрепетало от одной только мысли о времени. У меня впереди была целая жизнь - целая вечность.
Телефонный звонок встряхнул дом, когда я уже домывала свою тарелку, осторожно, стараясь не намочить бинт. Казалось, от него задрожали стены. Я даже не знала, что у нас на новом месте был телефон. За всё время пребывания в резиденции я услышала этот громкий, пробиравший до самого основания головного мозга, звон впервые.
- Я отвечу! - крикнула мама из гостиной и ужасный звук смолк. Отец говорил, что собирался провести телефон в каждую комнату дома, и невольно меня передёрнуло от представленной картины: что же будет, когда этот звон одновременно раздастся по всему дому? Он просто рассыплется, не выдержав частоты вибраций? - Луиза! - донёсся из гостиной радостный мамин полу-взвизг. - Как ты, дорогая?... Да... Ага... Да ты что!... Правда?!... - Пробегая мимо кухни, она заглянула ко мне и, прикрывая телефонную трубку рукой, прошептала еле слышно, от напряжения забавно сморщив нос: - Я буду наверху. Позовёшь меня, когда придёт Рэй? - Рэй?! К сожалению, мне не послышалось, мама действительно назвала того парня «Рэйем». Меня слегка перекосило в удивлении, и я сконфужено кивнула. Мама улыбнулась так непосредственно, будто ей было каких-то пятнадцать лет, а не за сорок. - Люблю тебя! - прочла я по её губам, и она быстро взбежала по лестнице. Её шаги скоро стихли. Из гостиной всё ещё доносилась музыка и голоса. Я неторопливо выключила телевизор. На глаза попалась настежь открытые двери в библиотеку. От помещёния так и веяло некой таинственностью, захватывающей дух. И я вспомнила о книге, которую отец принес мне в комнату. Начинать читать её сейчас, в своей комнате, было глупо. Зная себя, то, как когда-то я погружалась в чтение, с уверенностью могла сказать, что Рэйнольд так и остался бы стоять за порогом, так как ни я за книгой, ни мама за телефонным разговором с подругой, просто на всего не услышали его стук.
Я поднялась наверх за книгой и очками и спустилась в библиотеку. Тем утром в ней было прохладней, чем днём ранее. Но это было не страшно, потому что на мне был надет сиреневый свитер с длинными рукавами. Для Джексона в самый разгар лета это было слишком тепло, а для библиотеки оказалось в самый раз. Я приземлилась на диванчик, снова отметив про себя его удобность. Наконец, можно было начать читать. Мама была занята Луизой, что означало - это продлится не меньше двух часов (если конечно её не отвлечет что-нибудь поинтересней), отец вернётся домой с работы только вечером, а до прихода Рэйнольда оставалось примерно столько же, сколько и до окончания минимального срока маминого разговора (в случае, разумеется, если «Рэй» являлся человеком пунктуальным).
Как и в предыдущий день, я с осторожностью открыла книгу на первой странице и остановилась, прислушавшись к окружающим звукам. Где-то за окнами щебетали птицы, наверху раздавался негромкий смех мамы, редко, но всё же, мимо дома почти что беззвучно проезжали машины. Ничто не намеривалось мне помешать, и я опустила глаза в книгу. На первой странице с текстом изящным курсивом было выведено посвящение в стихах. Что-то внутри меня сжалось. Я будто открывала дверь, за которой не знала, что находится. Но это, ведь, была просто книга, отчего же так сжималось сердце?
«Время ускоряет бег
И мне за ним уж не угнаться.
Ты будешь БЫТЬ, не доживая век,
А мне пора со всеми попрощаться.

Мы будем вместе до моей могилы.
Я унесу с собой твои черты.
Как жаль, что время так неумолимо.
И жаль, что всё такой же ты.

Минуло без году столетье,
А на тебе ни одного седого волоска.
И помню всё: как тосковали мы о лете,
И поцелуй у поседевшего виска...

Как жаль, что мне уже не стать моложе,
Как и тебе, увы, уже не стать живым.
Ты был видением, всей яви мне дороже,
Теперь пора стать мне видением твоим». - Я ощутила лёгкий сквозняк у себя во рту. Это было так мрачно, так печально, но так красиво. Стихотворение вызвало у меня противоречивые чувства. Это было до слёз проницательно, в то же время пробирал странный холодок. Я натянула рукава свитера на начавшие подмерзать пальцы и перевернула упрямую страницу. Эта книга оказалась совершенно новой. Её ни разу никто не открывал до меня. Видимо Камелия приберегла этот экземпляр для кого-то, потому что под стихотворением от руки дрожащим подчерком было дописано: - «Обещай, что будешь помнить обо мне, сколько бы времени с тех пор не утекло». - Кто бы это ни был, он был дорог Камелии, и она до последнего ждала его. И раз книга до сих пор дремала на полках её библиотеки, а не у того, кому было адресовано послание, так и не дождалась. Мне даже стало жаль бедняжку. Она любила человека, который даже не пришел попрощаться с ней. Что может быть ужасней провести последние минуты жизни в ожидании того, чего не случится! В голове проносились мысль за мыслью, и я сама не заметила, как взгляд соскользнул на следующую строчку, а потом на следующую, и следующую, и следующую... Не помню слов, помню лишь то, что творилось у меня на сердце. Оно разрывалось от бешеной тревоги и тоски. Камелия писала так проницательно, затрагивая самое сокровенное где-то глубоко. Эта книга не шла ни в какое сравнение с книгами, которые мне довелось прочесть за всю свою жизнь. Будто автор писал о себе, сам лично прочувствовал каждое написанное слово. Особо контрастировали со всем текстом, слова, фразы и предложения, к которым приложили руку редакторские корректоры. Эти, осквернённые бесчувственным холодным расчётом речевых рамок, моменты будто выбивали меня из той атмосферы, которую Камелия так тщательно создавала в своём произведении.
Она писала от своего имени, вроде мемуаров, от чего становилось ещё проще понять её и прочувствовать вместе с ней её переживания. Углубляться в подробное описание своего детства и юношества Камелия не стала. С самого начала она поставила чёткие границы в произведении, отодвигая на задний план всё, что не было связано с НИМ: семью, учёбу, работу... при этом, вероятно сама того не замечая, отмечала ЕГО явное влияние на всё это. В книге у НЕГО нет имени. Это был просто ОН. Но эти две буквы она выделяла не только прописью. Это было что-то больше, нежели просто заглавные буквы. Ощущался тот трепет, с которым она говорила о нём, и моё сердце трепетало в унисон с книгой.
Я едва успела дочитать до точки в конце сорок первой страницы, когда меня отвлёк чудовищный рёв мотора, стремительно приближавшийся к нам с востока. Попытки не обращать на очередную проезжающую мимо машину, обернулись полным крахом. И тогда я решила подождать, пока ревущий «монстр» не выйдет за пределы диапазона восприимчивости моего тонкого слуха. Однако «монстр» не торопился и даже сделал остановку около нашего дома прежде, чем замолчать. Я с неохотой оторвалась от книги и, после полминуты размышлений, подошла к окну в гостиной, ведущему на подъездную дорожку к резиденции. Прямо напротив нашего дома аккуратно припарковался серо-зеленый, кажется, если под тем слоем грязи можно было точно определить цвет, пикап марки Tayota Hilux SR5 4WD середины восьмидесятых годов. Эту марку я бы узнала даже после пресса на свалке! В старших классах в пригороде Детройте моя соседка по парте получила такой на день рождения от бабушки с дедушкой и вся школа только о нём и говорила. В том районе, новые автомобили, особенно такие, вообще считались раритетом. На них даже дышать боялись, не говоря уже о том, чтобы запустить его до ТАКОГО состояния. Приспустив очки, я посмотрела на водительское место. Не могу сказать, что ожидала увидеть там Рэйнольда, хотя и другого я от него тоже не ожидала. Глядя на часы, боковым зрением я заметила, что парень за рулём сделал то же самое. Он приехал на полчаса раньше, возможно именно поэтому не спешил покидать свой автомобиль. Ближе к полудню солнце достигало своего зенита на небесных просторах, и тени на улице почти не было. Рэйнольд стоял на самом пекле. Я видела, как спустя считанные минуты в остановившемся авто, ему стало не комфортно. Парень хоть и вызвал во мне смутные неразборчивые колебания и, не смотря на то, что видела я его всего однажды (прошлым днём), именно он помог мне в том конфузе с наездом на странного человека, и мне не позволяла совесть мучить его, держа под раскаленным летним солнцем. Заложив очками страницу в книге, на которой остановилась, я поспешила в холл. Что-то внутри тянуло меня не делать этого, но руки не послушно открыли дверь. Совершенно негромкий и вообще едва слышный внутри дома (не говоря уже об улице) щелчок заставил Рэйнольда обернуться ко мне. Его широкая улыбка слепила глаза.
- Привет, Колин! - помахал он мне, по-прежнему не намериваясь выходить из пикапа, в котором наверняка становилось жарковато. Откуда он знал моё имя? Снова промелькнула эта подозрительная тревожная нотка в моих мыслях. Мой инстинкт «морального» самосохранения отчаянно прокручивал в голове: «Держись от него подальше!», в то время как пресловутая интуиция спала крепким сном в свете последних новостей. Голова пошла кругом.
- Эй, Рональд, не думаю, что от тебя от жаренного будет больше пользы! - Нарочная оговорка прозвучала убедительно. Я совершила её скорее больше для себя, нежели для него, в попытке успокоить что-то, в штыки воспринявшее его приближение. От него повеяло весьма интересным ароматом задолго до того как мы с ним сровнялись. Смесь ели, свежее спиленной древесины, отблеск бензина и лёгкий аромат туалетной воды, с которым раньше не сталкивалась. В сильной руке он сжимал мамину зелёную папку и небольшие пожелтевшие рулоны старых чертежей. В потёртом джинсовом комбинезоне он абсолютно не выглядел по-деловому. Я старалась сохранить на лице остатки вежливости, вытесняемые настороженностью.
- Я освободился раньше, чем предполагал, - сияя, оправдался парень, переступая через порог. Его взгляд оценивающе заскользил по холлу, захватывая и видные с его позиции части зала и столовой, пока я закрывала за дверь. - Вы ничего не стали менять? - Этот факт искренне его удивил. Я лишь развела руками и постаралась заставить себя улыбнуться. В его присутствии меня и при прошлой нашей встрече посетило глупое желание заулыбаться в ответ, но я понимала, что в сравнении с его улыбкой моя покажется безжизненной и наигранной. Это смущало.
- Наверное, в коем-то веке мои родители решили, что им ни к чему лишняя головная боль подобных масштабов. - Мои слова пробудили в памяти Рэйнольда что-то, от чего его брови взметнули вверх, собирая лоб в упругие морщинки.
- Твоя мама сказала, что ты так и не поехала вчера в больницу! - Вот он и узнал, что Эвилин - моя мама. Остатки вежливости медленно сошли с моего лица.
- Так вот, значит, по чьей милости сегодня утром она меня пытала как фашист последнего партизана?! - От возмущения пропал голос. Я ловила воздух ртом, в последний момент отказываясь от подобранных в мыслях слов, уж слишком мягкими они были для него. «Рэй» закашлялся в кулак, попытавшись скрыть нечаянно вырвавшийся смешок. На этот раз его точно развеселил мой вид. - Ты... Да я... Если б... - Взбешенная всем и сразу я вложила остатки воздуха, задержавшихся в лёгких, в сдержанный рык. Я больше не могла находиться рядом с ним ни секунды. Направилась в библиотеку через гостиную (двери в эту комнату находились прямо за моей спиной, а я хотела как можно меньше видеть его).
- Да ладно, твои родители рано или поздно всё равно узнали бы. - Судя по голосу, он неподвижно стоял на том же месте, что и до того, как я скрылась в стенах гостиной комнаты. Почему-то его объяснения ничуть меня не утешали. - А я просто беспокоился, вот и решил узнать. Откуда ж мне было знать, что ты такая скрытная? - Схватив со стола библиотеки книгу, и вернулась в холл, но вовсе не для того, чтобы продолжить дискуссию, а подняться к себе в комнату до тех пор, пока он не уйдёт. По лестнице как раз уже спускалась мама. Остро кольнув его резким взглядом на прощание, я на секунду остановилась у подножия лестницы. Увидев меня в таком состоянии, мама замерла посередине пролёта с немым вопросом в глазах.
- Мама, Рональд. Рональд, мама, - коротко представила я друг другу обе стороны предстоящих переговоров и, взбегая по ступенькам через одну, не оборачиваясь махнула рукой. - Всё, АДЬЁС! - Вообще-то я надеялась скрыться из виду раньше, чем он решится меня поправить, но ошиблась в расчётах.
- Рэйнольд! - догнал меня его голос. Я не сочла нужным что-либо ему отвечать. Да, и нечего было ответить. Чем дальше я отходила от него, тем спокойней становилось моё сознание. Чувство тревоги начинало постепенно пропадать, но пока он находился в доме, оно меня не отпускало. Непонятное напряжение, висевшее в воздухе, вовсе не от той шуточной перепалки в холле, не позволяло мне снова сесть за чтение книги Камелии. Теребя её в руках, я расхаживала по комнате взад-вперёд, не понимая, что происходит. В прошлую нашу встречу мне не было так странно... неприятно странно.
«Может это настрой книги так отразился на моём состоянии? - подумала я и посмотрела на книгу. - С моей-то впечатлительностью всякое возможно».
Неожиданно послышался звук открывшейся входной двери. Закрываться она не спешила. Я как могла быстро подскочила к окну и вслушалась в голоса.
- ...Отлично, - произнесла мама. - Значит, договорились. - Её голос был довольным. Голос Рэйнольда был всё так же беззаботен.
 - Ага. - Голос слегка исказился. Наверное, он кивнул. - Тогда приступим завтра. Стройматериалы будем подвозить по мере продвижению работ, чтобы не захламлять задний дворик. До завтра!
- До завтра! - ответила мама. Входная дверь захлопнулась. Следом хлопнула дверь пикапа и заревел мотор.
Я не смогла отойти от окна пока рёв не затих. Действительно, странно! Вчера мне показалось, что этот парень мне даже немного понравился, а всего часом ранее всё это пересекла тревога и чувство опасности, исходившее от него, которое мне никак не удавалось объяснить, хотя бы самой себе. Я маялась в терзаниях до самого вечера. Зарываясь в книгу, но перед глазами возникал его образ, идя вразрез с сюжетом прочитанных эпизодов.
 31.3.12