Он и она

Пять лет назад Николай Иванович с женой и сыном купили на высоком берегу Оки, недалеко от города, дом в деревне, где почти не осталось местных жителей. Они достроили второй этаж с балкончиком, с которого Николай Иванович любил смотреть на плывущие по реке баржи, на бесконечные заливные луга на том берегу, где вдалеке виднелись серые крыши деревенских домов. А со временем подремонтировали дом и стали жить в нем почти круглый год. И только сын, часто задерживаясь на работе, оставался ночевать в городской квартире.
Голова Николая Ивановича была седой, как только что выпавший снег, но коротко постриженные черные усы оставались нетронутыми сединой. Его высокий лоб, прямой нос и глубокие карие глаза обращали на себя внимание. Он был красивым, широкоплечим и образованным человеком. К шестидесяти годам, по его мнению, он добился всего: жил в достатке, имел дом, семью  и стал известным ученым. Сын, похожий на мать, никогда не доставлял ему хлопот: прилежно учился в школе и, окончив аспирантуру, защитился и стал хорошим программистом. Это был очень увлеченный симпатичный голубоглазый молодой человек с белокурыми волосами, хотя в роду у них ни у кого не было светлых волос. Никогда в жизни, за все тридцать лет сына, Николаю Ивановичу не было стыдно за него, он гордился им, его похвальные школьные грамоты бережно хранились в семейном фотоальбоме. Но вот уже три года как Николай Иванович туда не заглядывал, там лежали фото его трагически погибшей  жены. Он любил свою жену. После ее гибели он весь ушел в работу…
Николай Иванович сидел на качелях в тени осеннего яблоневого сада с молодой энергичной женщиной и, отталкиваясь ногами от земли, раскачивал качели. 
- Вот так и в жизни: то вверх то вниз, то вниз то вверх, - сказал он, наблюдая за играющими под деревьями котятами. Они носились друг за другом, кусая за хвосты и уши.
Рядом с Николаем Ивановичем сидела женщина, открывшая перед ним новую страницу жизни. Она отличалась от его жены, нельзя сказать в лучшую или худшую сторону, просто она была совершенно другой. Николай Иванович безумно полюбил это нежное, чуткое, большеглазое создание двадцати девяти лет от роду. Ему нравилось все: и как она ходит, держа спину прямо, чуть вытягивая шею вперед, словно желая что-то спросить, как она радостно хлопает в ладоши,  трогает пальцем маленький носик, смущаясь или волнуясь, как она расчесывает свои гладкие темно-русые волосы. Ее задорный смех проваливался в него, будто в колодец, и долго эхом звучал внутри.
Он смотрел на беседку, обвитую диким виноградом, чувствуя рядом с собой дыхание этой родной женщины, и не мог поверить в свое счастье. Он настолько сильно ее любил, никогда ранее не испытывая таких острых чувств, что порой казалось, его разум этого не выдержит. Просыпаясь среди ночи, до утра не смыкал глаз, размышляя, ворочаясь с боку на бок, что жизнь одна и прожито немало, что вероятности встретить такую удивительно интересную, пылкую женщину еще раз у него просто может не быть. Под утро он открывал книгу Бехтерева «Объективная психология» с непонятными терминами и сложными для восприятия мыслями и читал, не вникая в содержание, просто бездумно читал и засыпал.
Со своего крохотного балкончика он любил смотреть, как она собирает в саду груши. Она приподнимала подол шелковой длинной юбки и складывала их туда, но груши постоянно выскальзывали. Смеясь, она подбирала их и снова заворачивала в юбку. Потом они сидели на крыльце, ели груши и разговаривали, сначала недолго, она ссылалась на какие-нибудь дела и убегала в дом, потом задерживалась на веранде все дольше и дольше. Ее привлекала его жизненная мудрость, он много знал и почти все мог объяснить, был спокоен и рассудителен. Ее притягивало внимание к себе. Его тоже тянуло к ней, к ее молодости, восторженности, беспечности.
Ему нравилось, как она радуется всему, что ее окружает, в самых обыденных вещах находила изюминки и восторгалась ими. За что бы она ни бралась, все делала увлеченно, легко и красиво. Николай Иванович частенько наблюдал, как она готовит. Он не мог припомнить, приходилось ли ему за последнее время так вкусно есть. Поначалу он не понимал, зачем он несколько раз за день заходит на кухню взять какие-то совсем не нужные ему вещи,  растерянно шагая с ними по комнатам, не зная, куда их применить. Ему просто хотелось лишний раз ее увидеть.
С появлением этой женщины их дом преобразился, стал, словно живой, исчезла звенящая пустота, и теперь ему хотелось постоянно быть дома, режим его работы часто позволял ему это. Под ее руками дом незаметно превратился в уютное местечко, где все предметы говорили о ней. Вот отмытая вазочка, принесенная с чердака, диванная подушка, вышитая крестиком, эту старую скатерть из тяжелого полотна она раскопала в каком-то ящике, отбелила и дала ей вторую жизнь. Весь дом от пола до потолка дышал теплом и заботой, везде слышался ее голос. Куда бы он ни зашел, в гостиную или в чулан, везде была она, он повсюду чувствовал ее присутствие, аромат ее волос.
Перед домом с одной стороны дорожки она посадила кусты малиново-красных георгинов и садовые желто-оранжевые ромашки. Из окна его кабинета они были похожи на огонь. А с другой стороны дорожки росли кусты чайных роз. Николай Иванович с интересом наблюдал, как она ходит вдоль кустов, гладит руками листочки, прикасается губами к бутонам и что-то им шепчет. В соломенной шляпке, с лейкой в руке, колдующей над цветами, она напоминала ему маленького эльфа. Потом, внимательно разглядывая цветы, он с удивлением обнаружил, что не замечает завядших или отцветших цветков. Это осталось для него загадкой, как и многое другое, к чему прикасались ее руки, приобретало новые свойства и качества и несло за собой тайны. До ее появления у них никогда не было такого урожая груш и смородины. Раньше ему не нравилось копаться в земле, а тут вдруг у него появилось  желание помочь ей. Он стал возить тележки с торфом для цветника, подвязывал кусты и, как ни странно, испытывал  от этого удовольствие.
Редко в своей жизни Николай Иванович встречал людей, умеющих радоваться всему. Ему было приятно, что все ее устраивало, во всем она умела находить маленькие радости, сглаживала острые углы в отношениях с людьми.  Она умела быть счастливой. Обращаясь к нему с вопросами, она не стесняясь, что чего-то не понимает или не знает, и он с удовольствием отвечал на них.
Последнее время Николай Иванович стал замечать, что она как-то незаметно и трогательно за ним ухаживает: и рубашки постирает, погладит, и за обувью проследит, и необходимые вещи во время найдет. И все это делалось легко и ненавязчиво.
Она так планировала свой день, что на все хватало времени: и еду приготовить, и убраться, и всех кошек накормить. А про кошек разговор особый: котята в доме не переводились, она их ловко в хорошие руки пристраивала, соседи сами приходили выбирать. Надо сказать, гости у нее бывали часто. Она умела внимательно слушать, любую тему поддержать, рецепт варенья предложить, советы по хранению овощей дать. Он, конечно, не против гостей, но больше ему нравилось, когда кроме них двоих в доме никого не было. Сначала это случалось редко, потом все чаще и чаще они оставались одни. Сын надолго задерживался в городе на срочной работе. Хотя он тоже очень любил эту женщину, но часто забывал, что любовь нужно постоянно подпитывать и ухаживать за ней, как за самым прихотливым цветком – забыл полить, и он завял. В городе у него появились новые друзья, и он проводил с ними все свое свободное время. Эх, молодость!
А она почти всегда находилась дома. По специальности она была переводчиком и брала работу на дом. Николай Иванович так привык все время быть с ней рядом, что когда однажды она уехала на целую неделю в город, он не мог найти себе место. Он и не предполагал, что она имела для него такое значение. Даже дела, считавшиеся для него важными, отошли на второй план. Сердце ныло и томилось. Он не мог долго находиться внутри дома один, казалось обрушится потолок или рухнут стены. Николай Иванович вдруг не на шутку испугался, что она может исчезнуть из его жизни. Гораздо спокойнее знать, что она где-то рядом.
Когда он серьезно заболел и всю ночь метался в жару, она поила его чаем с малиновым вареньем и сидела рядом, прикладывая холодное полотенце на лоб. И чтоб он больше не болел, она связала ему шарф. В тот момент он был самым дорогим для него подарком.
Однажды из окна своего кабинета он увидел, как под летним дождем она босиком бегает по зеленой лужайке. Раньше он думал, что так могут радоваться только дети. Теперь он сам превратился в ребенка, они вместе простояли под дождем с сияющими лицами, разведя руки в стороны, пока не промокли насквозь.
Николай Иванович любил работать у себя в кабинете и не всегда мог оторваться и спуститься вниз на завтрак, и она стала приносить ему кофе наверх. Он заметил, что она знает, сколько ложечек сахара он обычно кладет в чашку и о его любимых обжаренных бутербродах с сыром и зеленью. И он уже каждое утро ждал ее прихода, то и дело поглядывая на секундную стрелку часов, еще немного, еще три круга и она войдет.
Ему приятно было смотреть, как она что-нибудь делает, смеется или рассказывает, или как читает. А читала она всегда на ночь, сидя в кресле, поджав под себя ноги. Рядом с креслом стоял старинный деревянный торшер с красным абажуром. Свет от него так играючи освещал ее силуэт, задумчивое лицо и пушистые волосы, что Николаю Ивановичу однажды захотелось тихонечко подойти и погладить ее по голове, но тогда он этого не сделал, сдержался. Его не на шутку испугало родившееся в нем чувство. Он заперся у себя в кабинете и простоял всю ночь у окна, размышляя, что будет дальше…
Желание сделать эту женщину счастливой возрастало у него с каждым днем. «Мне с ней хорошо и я буду с ней. Вместе мы будем счастливы. Я хочу быть с этой женщиной. Это последняя женщина в моей жизни, и я не хочу ее терять», - думал про себя Николай Иванович, все больше и больше убеждаясь в правильности своего решения.
И вот однажды в жаркий летний день Николай Иванович, работая у себя в кабинете, услышал чудный голос, доносившийся из сада. Он вышел на балкон и прислушался к пению. В саду возле раскидистой, наполовину засохшей старой сливы у них был сделан душ. Подходя к дереву, через полупрозрачную пленку он увидел ее стройную фигуру. Он вошел, и она крепко-крепко к нему прижалась…
И вот сидят они на качелях в тени яблоневого сада и смотрят на кувыркающихся в ярких осенних листьях котят.
- Что будем делать? – спросила она.
- Ждать. Все решится само, - ответил он.
- Я не могу больше скрывать, - сказала она и добавила: - Через два месяца все будет видно.
- Сегодня я сам с ним поговорю.
Николай Иванович безумно любил и ни с кем не хотел делить эту женщину и не представлял свою жизнь без нее. И он был бы самым счастливым человеком на свете, потому что и она понимала его с полуслова, отвечала взаимностью, если бы… если бы она не была женой его сына.
В этот вечер сын не вернулся из города, не вернулся он и завтра. Спустя несколько дней от него пришло письмо: «Отец, я давно обо всем догадался, не считай меня слепым. Признаться честно, мне было больно видеть вас счастливыми. Но вижу, что это серьезно. Вы оба мне очень дороги. Когда я почувствовал, что она больше любит тебя, принять решение мне стало легче. Пока поживу в городе».