Бах, Ноздря и Поножовщина

     Они такие же, как двадцать пять лет тому назад: желтые улыбки ("Моя невеста такая красавица! Все зубы золотые!"), черные глаза (то щелочки, то круглые и крупные как виноград с ташкентского рынка). Похожие, но разные. Тогда было так: в центре Ташкента несколько европеизированные, в Самарканде многие демонстративно наряжены в национальное - пестро-полосатые платья на женщинах (зачастую - в угоду туристам, в основном немцам), в Бухаре - хоттабычи. Выйдя из самолета, я погрузилась в 42-х-градусную жару и всеобщий траур. Хотя их бог и царь товарищ Рашидов умер задолго до моего прилета, многие продолжали скорбеть, так или иначе ощущая, что с его кончиной хлопковую республику настиг-таки экономический коллапс. 
     Вылив из сумки то, что когда-то было шоколадкой, я, чтобы не испустить дух сразу, в день приезда, а продержаться хоть немного еще, спустилась в прохладу метро. На поверхность адовой ташкентской сковородки я решила до захода солнца больше не выходить. Каково же было мое удивление на утро следующего дня, когда, выглянув из окна гостиничного номера, я увидела теток в куртках, мохеровых кофтах и шерстяных платках. Ну и народ, эти узбеки! В жесточайшую жару! Выхожу вся такая в сарафане, а там - как у нас в конце августа. Забыла я об особенностях данной климатической зоны: ночью холод, днем зной - пустыня.
     Опускаю восторженное описание всяческих медресе, мечетей, подвижничества Авиценны, анемичных ручейков Сыр-Дарьи, настоящего танца живота, загадок могилы Тамерлана, голубых куполов, наследия мудрости Улугбека, пустыни как таковой, изобильных базаров и прочего. Все это достойно изучения и восхищения. Ей-Богу.
     Но вот приметы времени. Не удалось попробовать узбекского плова. Мясо только в ресторане интуристовской гостиницы, а для простых смертных - плов с яйцом и водка. Водка везде, особенно "аппетитно" она смотрелась на солнцепеке проспектов и улиц, хрустально сверкая прямо на столиках. Зато в Самарканде у аэровокзала топтались увесистые узбечки и голосили: "Горох, горох, горох!". Оказалось - приглашают поесть тушеного горошку со свининой. Очень вкусно, а кроме того - в настоящем узбекском доме (снаружи - глухая стена, внутри - маленький рай с раскидистым деревом посреди двора), в обычной, не экскурсионной, махале.
     Показали зиндан. Теперь-то мы все знаем, что это такое, а тогда - часть музейного комплекса. Одна из применяемых в старину пыток - пытка клопами. По рассказам, клопы были тоже размером почти что с виноград, по крайней мере, с изюм. По ночам эти живые изюмины выползали из своих укрытий, набрасывались на жертву и выкачивали из нее все пять (ну или сколько их там, в тощем узбеке?) литров крови.
     Тогда, в середине 80-х, в Узбекистане, особенно в Ташкенте, проживало довольно много русских. Узбеки были доброжелательны и предупредительны. По сравнению, например, с Кавказом, Узбекистан казался безопасным для прогулок, да и для жизни тоже.   
     После изрядной перемолки всей нашей кургузой империи вместе с ее безропотными обитателями, спустя двадцать пять лет они приехали ко мне, хоть я и не приглашала. Уставив на меня свои непроницаемые черные виноградины глаз и неприятно блестя желто-металлической улыбкой, мужчина с трудом произнес:
     - Людмила, я хочу снять у вас комнату.
     - Хорошо, пусть агент заполнит договор. Как вас зовут?
     - Бах. Со мной еще Зина будет жить, она тут недалеко живет. А потом приедет жена с дочкой.
     Так и порешили. Сначала будет жить... Бах (даже рука отказывается писать священное имя в таком контексте) с какой-то Зиной, а потом - жена (надо полагать, бывшая) с дочкой, а он и Зина... к Зине, что ли, которая "недалеко живет"? Ну, неважно, куда-нибудь денутся - не маленькие, что-нибудь придумают. И правда, придумали - узбекский вариант. Стали жить все вместе: Бах, старшая жена, любимая жена (Зина) и девочка. Ну что ж, и тогда, двадцать пять лет тому назад, две-три жены для узбека были не то что нормой, но вполне допустимым явлением и предметом бахвальства любвеобильного главы семейства - богатый, может обеспечить.
     Жили они шумно. Настолько шумно, что пришлось навестить - выяснить, кто с кем и кто кого (бьет - со слов соседей). Стало ясно - надо гнать, ибо тут, на месте, дошли до меня слухи один чудовищней другого: "Узбек и русская баба всю ночь орут, дерутся, трахаются, а сделаешь замечание - русская с ножом бросается". Так хором жаловались соседи, и мне поневоле пришлось разбираться со всей этой поножовщиной.
     Приезжаю. Навстречу - стройная женщина в длинном платье из темного бархата, за ней прячется девочка тоже в темно-бархатном. И взгляд у женщины бархатный, и голос, а зубы - белые (по моим понятиям - восточная красавица, по узбекским, наверное, уродина). В комнате аромат пирогов. Не удержалась - отведала. Вкусно. Спрашиваю:
     - Вы его жена? Бах даже не сказал, как вас зовут.
     - Ноздря. (По крайней мере, мне так показалось).
     Видя, как подскочили мои брови, добавила:
     - Можно просто Надя. Я хочу вернуться домой, не могу без моей работы. Уеду. Но ведь Баха жалко.
     - А кем вы там работали?
     - Английский преподавала. В Англии была, в Австралии, в Индии, а Америке.
     - И вы - тут?! И все это терпите?!
     - Да, у нас вот так. Мне Баха жалко.
     Заиграл телефон. Надя взяла трубку и стала нежно ворковать, уговаривать кого-то прийти скорее - пироги стынут. И тут я услышала завершение разговора: "Жду тебя, Зина!". Да как же это? Ведь разлучница коварная, змея подколодная и прочее, и прочее, и так далее, и тому подобное.
     - Баха жалко, - как бы извиняясь, улыбнулась Надя, приглашая еще покушать.
     Но в этот момент в дверях показалась Зина. А я бы так и назвала ее - Поножовщина. Наглая, с блестящими глазами алкоголички и толстыми неряшливыми губами - типичная "жрица любви" с Московского вокзала (они же мне говорили, что Зина живет неподалеку - вот там, наверное, и обитает).
     Зная, что Надя с девочкой уезжают, я без колебаний выгнала (три дня на сборы) эту сомнительную парочку - Баха с Поножовщиной. Зина грозилась позвать на помощь агента, а я пообещала пригласить участкового. Она сказала, что не заплатит за свет, а я ответила, что не верну залог. В результате такой пикировки я одержала победу, Поножовщина скисла, а Бах бросился ко мне с объятиями и предложил выпить шампанского, посидеть, поговорить по душам:
     - Эх! Оставайтесь. Ведь у нас так много общего!
     - ?
     - Мы с вами в одной стране росли, - Бах опять попытался меня обхватить: почетное место третьей жены решил предложить, что ли?
     Да, росли в одной стране, но было ли что-то общее, кроме топорной плановой экономики, когда палку для швабры делали в Бресте, а щетку - во Владивостоке?
     Итак, они уехали. Надя с дочкой - в Узбекистан, Бах и Поножовщина - в неизвестном направлении.
     Они уехали, оставив в моей комнате крупных, как изюм, узбекских клопов.