Роберт Стуруа. Между родиной и чужбиной

«Я только сейчас начинаю ощущать масштаб потери», - говорит известный режиссер Роберт Стуруа, уволенный прошлым летом из Государственного драматического театра имени Шота Руставели за неосторожные высказывания в адрес президента Грузии Михаила Саакашвили. Что это было: акт гражданской смелости или элементарная неосторожность? Станет ли грузинский режиссер «своим» в России, приняв приглашение московского театра Et Cetera? Заменит ли ему чужбина потерянную родину?

СТРАХ СОПРОВОЖДАЕТ НАС С ДЕТСТВА

- Первый раз я ощутил страх, когда мне было лет шесть, - говорит Роберт Стуруа. - Мы шли с мамой по улице, и она решила поиграть со мной, спрятавшись за деревом. Оставшись один, я очень испугался. Мама это сразу почувствовала и тут же вышла из своего укрытия. С тех пор прошло 70 лет, а я до сих пор не забыл... И когда я вижу на фотографии какого-нибудь ребенка со страхом в глазах, то сразу вспоминаю тот случай из своего детства.

Второй раз я ощутил нечто подобное уже подростком, - продолжает вспоминать режиссер. – Друзья позвали меня на разборку с мальчишками с соседней улицы. Я дрожал от одной мысли о предстоящей драке, но отказаться было нельзя - дело чести! Мы пришли на место, но ждали напрасно: наши противники так и не явились. Помню, я был так счастлив, что мне не пришлось участвовать в драке!

- Существует мнение, что некоторые поступки люди совершают, чтобы преодолеть собственный страх. Вы с ним согласны?

- Есть в этом доля правды, конечно. В 1973-м я поставил спектакль «Квар-кваре» по пьесе Какабадзе, написанной им еще в 1920-х годах – задолго до возникновения фашизма. Я превратил эту пьесу в притчу о тиранах: в провинции после смены власти появляется случайный человек, волею обстоятельств он становится в уезде главным, превращаясь в диктатора, и все вокруг начинает меняться самым непредсказуемым образом. С этим спектаклем впоследствии возникли серьезные осложнения. Людям запрещали на него ходить. Я предвидел, что так будет, и устроил его «прогон» ночью, при полном зале, куда пускали всех желающих. Помню, моя мама очень волновалась за меня, но мы пережили эту историю достаточно легко. Самым значимым для искусства я считаю период шестидесятых годов: все начали говорить правду. Тема власти и человека, свободы и тирании были постоянными в репертуаре театра.

КОГДА ИСЧЕЗАЕТ СТРАХ

- Все ваши страхи остались в детстве?

- Они трансформировались в нечто другое. В какой-то момент я обнаружил в себе страх перед скоплениями больших масс, и в последнее время, до отъезда из Грузии, на митинги уже не ходил. У меня появилось ощущение, что, находясь в толпе, ты теряешь себя, становишься ее частью и вынужден ей подчиняться.

- В вашей жизни были по-настоящему опасные моменты?

- Да. В начале 1990-х, в период правления первого президента Грузии Гамсахурдия, я попал в список нежелательных элементов, которых собирались устранить.

- Кто вас внес в этот список и почему?

- Одна из очень талантливых актрис нашего театра неожиданно подалась в политику. Очаровательная и свободная женщина поддалась искушению власти. Возможно, захотела стать главной фигурой в нашем театре. Я никак не ожидал, что именно она внесет меня в «черный список».

- И что за этим последовало?
 
- Ожидание, что за тобой могут прийти в любой момент. В детстве я пережил нечто подобное. Я тогда учился в пятом классе, и у меня были два друга. Один жил по правую сторону от меня, а второй – по левую. И оба они сгинули в одну ночь вместе со своими семьями. Их отцы были объявлены врагами народа. А я пришел, как всегда, утром вызвать их во двор, и вдруг из дверей выходит тетя одного из друзей в слезах и говорят: «Их ночью увезли...». У одного отец пережил плен, второй получил орден почетного легиона во Франции. Так, в одно утро я потерял двух своих лучших друзей. Один из них спустя годы вернулся, а второй нет.

В начале 1990-х подобное могло, наверное, случиться и со мной, - продолжает режиссер. - У моего дома тогда дежурили разные люди: они не были моими друзьями, но собирались меня защищать.

- Хочу задать вам неожиданный вопрос: если бы вам довелось «стоять у стенки», и вам предложили назвать свое последнее желание, каким бы оно было?

Стуруа смеется:

- Я бы его палачам не сказал! Не уверен, что они бы его выполнили, – продолжает уже серьезно, – Вообще-то я об этом иногда думаю...Вот приводят меня на допрос, следователь открывает ящик и достает из него плоскогубцы, чтобы меня пытать, - делает паузу, усмехается. – А я ему говорю: «Давайте ваши документы. Все подпишу!» Ну это я шучу, конечно. Вообще-то я боль хорошо выдерживаю, - подумав, добавляет. - Но на самом деле никто не может знать, как он поведет себя в подобной ситуации...

- А чем закончилая для вас та история в начале 1990-х?

- Вскоре я уехал работать в Финляндию, а когда вернулся, то застал в Грузии войну. Повсюду стреляли, а я возвращался из театра поздно ночью и почему-то совсем не ощущал страха. Возможно, это было своего рода фрондирование... Потом я снова надолго уехал.

- А что вы ощутили, когда вернулись из-за границы в очередной раз – после прихода к власти нынешнего президента?

- Тот же самый вопрос задавали мне и друзья, когда я приехал в Тбилиси после долгого отсутствия. Это было еще до войны с Россией. Я отвечал им, что почувствовал в Грузии атмосферу необъяснимого страха, который поначалу передался и мне, но я его поборол.

- Каким образом?

- Ответственностью перед людьми, которые в меня верят. Просто понял, что если изменю себе, своей свободе, начну торговать совестью, мне будет стыдно ходить по улицам, и мое окружение будет пребывать в еще более подавленном настроении.

ВОЙНА НЕ ТАК СТРАШНА, КАК ТО, ЧТО СТОИТ ЗА НЕЙ

- Известный стрингер, побывавший на многих войнах, сказал мне однажды в интервью, что не видел более страшного зрелища, чем бегство грузинской армии в 2008-м году.

- Я думаю, стравливать грузин и осетин – вот что самое ужасное. И то, что против грузин воевали чеченцы, проявлявшие особую жестокость...

- Вы находились во время войны в Грузии?

- Да. И я сказал своим актерам: «Делайте так, как велит вам ваша совесть». Один из молодых актеров вызвался поехать со мной на границу, в Гори. И мы были свидетелями того эпизода, который потом крутился по всей Сети: бегство президента Грузии и его сопровождающих его лиц от налета авиации. На нас вдруг выехало неимоверное количество правительственных машин, так что пришлось свернуть на обочину. Потом мы направились в Боржоми, где застряли из-за военных действий и не могли вернуться назад. Побывали у моего друга в Батуми, поехали в Поти, а там как раз началась бомбежка. Мы пришли на рынок, видим: женщины стоят и торгуют. Я их спрашиваю: «Не боитесь русских?» А они мне шутя отвечают почти как в известном анекдоте, что готовы к встрече с ними, - смеется. – Чисто женская позиция... Вот так мы проездили всю войну – под выстрелами и бомбежками.

БЫТЬ РЕЖИССЕРОМ НЕ ПРОСТО...

- Помню, как один актер назвал меня полушутя Лаврентием Адольфовичем Сталиным, - улыбается Роберт Стуруа, - но на самом деле я по натуре совсем не жесток. В первые годы работы в театре меня приводила в отчание одна только мысль, что при распределении ролей часть актеров остается за бортом. Но что было делать! Быть режиссером совсем непросто: часто ты наносишь кому-то обиду, совсем того не желая.

НЕОСТОРОЖНАЯ ОСТОРОЖНОСТЬ

- Сейчас у вас нет страха перед властью?

- Нет. Но, находясь в чужой стране, я не могу себе позволить крамальных высказываний по поводу того, что происходит здесь. Нет у меня такого права, я здесь чужестранец. Единственное, что меня тревожит – это судьба моих внуков, которые остались в Грузии. Я опасаюсь, чтобы им не причинили вреда, но и молчать не могу. Когда творческий человек входит в сделку со своей совестью, он теряет свой дар.

- Из этого можно сделать вывод, что вы никогда не шли на сделку со своей совестью?

- Нет. Я не совершал поступков, за которые мне было бы сейчас стыдно. Не считая любовных обманов, конечно, - улыбается.

- Чему научил вас опыт жизни в Грузии?

- Осторожности.

- Судя по тому, что говорите журналистам из разных стран в многочисленных интервью, вы совсем не осторожны.

- Просто журналисты нередко преподносят мои слова вырванными из контекста беседы, а в результате меня вдруг объявляют «ксенофобом».

ОЖИДАЕМАЯ И НЕОЖИДАННАЯ ПОТЕРЯ

- Увольнение из театра, которому вы отдали столько лет, было для вас большой потерей?

- Последние пять лет я часто думал о том, как уйду из театра. Человек стареет и не замечает этого, но может настать день, когда он уже не сможет ничего сделать из того, что мог раньше. Мне не хотелось оказаться в таком положении. Сдругой стороны: выкидывать режиссеров – это в традиции театра Руставели. Все мои предшественники подобное пережили. Одного из них даже убили... Каждые 15 лет в театр приходят новые молодые актеры: происходит своего рода революция. Правильнее было бы уйти самому – не дожидаться этого. Но в результате вышло, что меня превратили в изгоя, который пострадал за свои убеждения. Недавно журналисты спросили меня, не собираюсь ли я вернуться в Грузию.
Я ответил: «Пока там у власти этот президент – нет».

- Хочу вернуть вас в тот день, когда вы получили приказ об увольнении из театра. Куда вы пошли с этой новостью? К свои друзьям? Домой?Какие у вас были при этом ощущения? Вы ведь понимали, что утром встанете, а вам уже некуда идти.
Театр, который был «детищем Роберта Стуруа и его вторым домом», для вас отныне закрыт...

- Самое смешное заключается в том, что мне этот приказ принесли прямо на дом, поскольку я живу в театре, точнее, в пристройке, которая была сделана в нем специально для меня и моей семьи. Там есть жилые комнаты и репетиционный зал. Я даже повеселился от мысли, что выселить меня отсюда не могут, и я теперь буду для своих гонителей как бельмо на глазу, - смеется. – Нет, я не испытывал в тот момент боли по поводу случившегося.

- Как актеры отрегивали на ваше увольнение из театра?

- Организовывали демонстрации в мою защиту, перекрывали улицу. Но не все актеры ко мне в те дни заходили. Им было неудобно передо мной от всей этой ситуации.

- Ваше отношение к тому, что произошло, до сих пор не изменилось?

- Вот вы меня спросили, и я вдруг подумал, что меня эта боль только сейчас начинает «догонять». Ведь я сказал, что никогда туда не вернусь, все пути отрезаны, я для них чужой. Но и здесь я своим вряд ли стану. Конечно, я благодарен театру Et Cetera и Александру Калягину за то, что дали мне возможность работать - я ведь единственный кормилец в семье, на мне – десять человек, включая внуков. На зарплату, которую я получал в своем театре Шта Руставели, не проживешь. Сбережений не было и нет. Все, на что мы с женой и детьми жили до сих пор – это гонорары от постановок за рубежом, а их не всегда сразу выплачивают. В Et Cetera мне сразу предложили хорошие условия, и есть интересные предложения на постановки в других странах...

- Как складываются ваши отношения с Александром Калягиным, руководителем театра Et Cetera?

- Очень хорошо. Мы ведь знаем друг друга не один год. Он трезво оценивает свои работы, и, как и я, не чужд самоиронии.

- Что вы испытываете, думая о будущем?

- Вспоминаю тост своего отца. Он, конечно, звучит наивно, но я его люблю: «Если вы замечали, во время заката во всем животном мире наступает волнение: муравьи закрывают муравейники, птицы сбиваются в стаи, тревожно галдят, потому что они не знают, что утром солнце снова взойдет. Но мы-то с вами знаем, что утром оно снова появится на небосклоне и озарит нас своим светом...», - Роберт Стуруа бросает взгляд поверх моей головы, приветствуя взмахом руки томящегося в ожидании молодого журналиста, который пришел взять интервью для интернет-сайта, и с улыбкой произносит:

- Вот так и перехожу из рук в руки, как старая проститутка.

Шели Шрайман, опубликовано в приложении "Окна" ("Вести"); фото, которое вверху - автора, нижнее предоставлено пресс-службой театра Et Cetera.

P.S.
Роберт Стуруа – известный театральный режиссер, ученик Михаила Туманишвили, с 1962 года работал в Государственном драматическом театре имени Шота Руставели, с 1979 года – главный режиссер, а с 1980 – художественный руководитель этого театра.
Имя Роберта Стуруа известно во всем театральном мире. Он ставил спектакли во многих странах запада. Награжден международными премиями - имени Альберта Швейцера; Английской критики; Итальянской критики; Государственного университета Аргентины. Обладатель российской театральной премии «Чайка» и гран-при фестиваля «Балтийский дом». Его постановка "Гамлета" на сцене лондонского театра "Риверсайд Стьюдиоз" в 1992 году была внесена Международным Шекспировским обществом в число 10 лучших мировых постановок "Гамлета" за 50 лет.
Заслуги Роберта Стуруа отмечены высшими наградами и на его родине: он – народный артист Грузинской ССР, обладатель грузинского Ордена чести и президентской золотой медали. Но, как оказалось, нет пророка в своем отечестве... 9 августа 2011 года Роберт Стуруа был уволен из Государственного театра имени Шота Руставели, которому отдал почти полвека, приказом министра культуры Грузии «за ксенофобские высказывания». Причиной тому послужили резкие высказывания режиссера в адрес грузинского президента на творческом вечере.