Язык до Киева. И обратно

Забредший читатель!

Должен, даже обязан, сразу предупредить.
Слышали поговорку: ни ума, ни фантазии? Это об авторе, публикующемся исключительно в жанре бытописательском.

Робкий автор этой заметки, по меткому определению одного мощного аналитика (из тех, которые всегда всё понимают правильно и делают абсолютно верные выводы), относится к  разряду «перхотных зануд, для которых значение словарей непреложно». Бьюсь об заклад, этот аналитик член партии "Единая Россия".  Причём, по мнению этих психологов, я бы даже сказал, парапсихологов, занудой мудаковатого типа.
Мнению такого эксперта я не могу не доверять, поскольку, читатель, тебе не хуже меня известна поговорка «Мудак мудака видит издалека».
По меткому выражению другого гиганта мысли, маститого хирурга человеческих душ, автор злоупотребляет «агрессивно-невежественными аргументами», которые изложены в экстремистском издании, которым, по мнению этого гиганта, является русский Букварь. И приводит в доказательство неопровержЫмые факты. Согласись, читатель, против фактов не попрёшь. Тем более, неопровержЫмых.

Это так, читатель. Как каждый правоверный чтит зелёную книгу, так автор чтит Букварь. Честно сказать, автор не так уж много прочитал других книг, но Букварь считает лучшей из всех. Словом, перед тобой автор без ума, без фантазии.

Как говорил Дед Евсей, закон херов, но он закон! В данном случае имеется в виду закон о защите прав потребителя. Который, в первом приближении, гласит: покупатель (в нашем случае, читатель) всегда прав. Так что, дорогой читатель, прочитал о продавце (авторе), и, как говорил всегда дед Евсей, не нравится – не ешь. Чтобы потом, задним числом, не упрекать автора, что он всучил тебе завалящий товар.

Скажу без ложной скромности, задуваевскую семилетку автор закончил с твёрдой четвёркой по русскому языку.  Напомню, что программа изучения русского языка в седьмом классе, собственно, и заканчивалась. Потому и значение словарей для автора непреложно. Кадетских корпусов автор не заканчивал. Равно, как и ускоренных курсов политработников, сокращённо, ВПШ. Как ни стыдно признаваться, автор даже в тюрьме не сидел. (Тьфу, типун тебе (мне) на язык). Пока не сидел. Ибо у нас народный обычай такой: от сумы и от тюрьмы не зарекайся! Откуда ему, автору, знать что-то, выходящее за рамки орфографического словаря?

Потому, дорогой читатель, решай сразу, будешь ли ты читать дальше, или нет. Ибо речь в заметке пойдёт-таки, вольно или невольно, о языке. Который, скажу тебе, читатель, по большому секрету, запросто не только до Киева, но и до беспорядков в Киеве доведёт. Драки по поводу закона о статусе языка, в стране, называющей себя цивилизованной, куда позорнее,  чем прорыв водовода перед чемпионатом по футболу!

Итак, друг-читатель, продолжим. Остальным предлагаю выпить чашку зелёного чая. Или, чаю. Кому как нравится.

Как говорил мой односельчанин, дядя Ахмет, ясный кутак, что язык со временем меняется, заимствуются и сочиняются новые слова. Ещё несколько десятилетий назад многие не слышали не только слова «компьютер» или «электорат», но даже и слова «фак». То ли дело сейчас. А всё, по образному выражению Владимира Ильича Ленина, благодаря трём источникам и трём составным частям: кино, вино и домино. То есть, не домино, конечно, а телевидение. Или, как говорили в соседнем селе Кукуево, кину, вину и домину. То есть, конечно же, тиливизеру.

Более того! Почти половина электората, увидев на экране монитора требование «кликнуть хер», правильно понимает команду! Так-то вот!

Конечно, как утверждал один мой друг, главный инженер телефонной компании, все мы говорим. И даже пишем. То есть, что сказали, то записали. Правда, это только условно можно так утверждать. Записанное далеко не всегда эквивалентно сказанному.  Сейчас, конечно, особой разницы нет, особенно, в московском метро. В каком бы направлении ни следовал поезд, там все говорят примерно одинаково: якши, бабай, бьяха кель, ананге сикей, джаляп. Редко когда услышишь «маст кирпеенин кутагене сур». Так, примерно, и пишут, когда в легавке объяснительные записки сочиняют. В общем, кайда барас мен с пятачок уркен, уркен секрет, пишут эти московские ребятишки в объяснительных записках. Такой вот московский фольклор.

То ли дело, раньше. Раньше в каждом селе свой говор был, на худой конец, говорок. Вот ты, читатель, из какой деревни? Из Бескудникова? Как же, знаю, знаю. Кому же не известны бескудниковские народные промыслы, кирпич, там, или железобетонные изделия? Нет, не оттуда? В Солнцеве живёшь? Земляки тогда. Нет? В Беляеве? А, тамбовский, значит. Наши-то, задуваевские, всё больше, в Солнцево.

Ну, так у вас, в тамбовских сёлах, говорили, а кое-где ещё, к счастью, даже и говорят, например, «куды». Или там, «морква». А писать требуется «куда» и «морковь».

О чём это говорит? Да ни о чём особенном. Всего лишь о том, что таковы правила письменности. Вот в Беларуси так и пишут: «куды» и «морква». Потому что когда кому-то приспичило сочинить белорусскую письменность, приняли такие правила.

А для русской письменности принято так: говорить «карова», а писать «корова». Ну, принято так, нетрудные, в общем-то, правила. Ты не из Костромы, читатель? Я знаю, у вас в Костроме тоже говорят не так, как пишут. А вот поезжайте, чуток совсем, в сторону Буя. Да хотя бы, в сторону Нерехты, туда на пригородном поезде можно. Там люди что слышат, то и пишут. Если корова, так она и на бумаге корова. И огород. И дорога. И даже молоко там не «мылако», как в Беляеве, а именно «МО-ЛО-КО». И это радует.
Ты слышал, читатель про костромскую породу коров? Чем она от других отличалась, как ты думаешь, читатель? Догадался? Тем, что она именно кОрова, а не кАрова.

Да… Попивал, бывало, и я, пиво в беседке Островского на крутом волжском берегу. Давно тому назад. Ещё в эпоху развитого социализма. Не обижайся, читатель, но дрянное у вас, в Костроме, было пиво. Одно только радовало, что не «пива», как в Останкино, и не «пыво», как в черниговском селе Чайкино, а «пиво». Вот ярославское к вам возили, то было, куда лучше. А помнишь, чешское пиво покупали на пристани, с проходящих теплоходов? С наценкой дорожно-ресторанной. Как-то сейчас в Костроме с пивом? Потребляют, небось, теперь, в эпоху недоразвитого капитализма, и в Костроме изделия останкинских народных промыслов.

В принципе, всё просто. Должно быть просто. Каждая буква соответствует звуку. На деле же, всё по-другому. Справедливости ради надо сказать, у тех же англичан не лучше, а похуже с этим делом. Ну, сам знаешь, в открытом слоге читается так, в закрытом сяк. Словом, если прочитал Ливерпуль, наверняка имелось в виду Манчестер. Вот у немцев орднунг в этом деле получше.

Слово, как известно, не воробей. Сказать, а вернее, произнести, можно, что угодно. Вот у нас, в Задуваевке, проживал некогда дурачок Володя. Безобидный такой русский дурачок. И любил он напевать, сам себе, нечто, вроде «Бу-бу-бу-бу…». Вполголоса так, нежно, спокойно. За что и получил прозвище Володя Бубу. Царствие ему небесное. Так вот, это «бу-бу» слово, или нет? Согласись, читатель, вряд ли. Слово должно иметь смысл.

Один бесконечно уважаемый мной автор, как-то сказал: « - А что, Даль – бог?». Ну, как бы, спрашивает, с какой стати Даль узаконил такие-то слова, а такие-то не узаконил. В том-то и Дело, что Даль не узаконил ничего. И не придумал ни одного слова. А истолковал ИМЕЮЩИЕСЯ в русском языке слова. Огромная часть из которых не являются литературными. Так же, как и Ожегов, истолковал ИМЕЮЩИЕСЯ в русском языке слова. Собранные сотнями и тысячами энтузиастов по всей необъятной родине. Не ходил Даль с блокнотом по стране. Огромный вклад в это дело внесли Мельников – Печерский, Максимов, Погодин. Да всех не перечислишь. Это только так говорится, словарь Ожегова. У этого словаря тысячи авторов.

Слова... Многие из которых в словаре Ожегова имеют совсем другое значение, чем в словаре Даля. Почти на сто процентов это слова, заимствованные из других языков.

Ты, читатель не задавался вопросом, а зачем, вообще, что-то толковать? Ведь каждый человек в пять лет уже значение всех слов знает. Это же родной язык, не иноземный. Я задавался. И вот что я тебе, читатель, скажу. У тебя, конечно, есть микроскоп. Доставай. Доставай также атлас мира. Лучше большой атлас мира. Хотя бы, издания главного управления по геодезии и картографии 1977 года. Попристальнее вглядевшись в микроскоп, ты найдёшь, примерно в центре Европы, государство Лихтенштейн. Уверяю тебя, читатель, не существует толкового словаря лихтенштейнского языка. Потому что он ни к чему. Ясное дело, что чихнувший в одной комнате, на границе с сопредельным государством, лихтенштейнец чихает точно так же, как его сосед, чья комната граничит с другим сопредельным государством.

То ли дело – необъятная наша Отчизна, которой, друг-читатель, предлагаю совместно посвятить души прекрасные порывы. Когда в одной деревне петух кукарекает утреннюю зарю, в другой он уже кукарекает полночь. Понятно, что в этой деревне не может не существовать множество местных слов, которые жители другой деревни, что находится за пять часовых поясов, слыхом не слыхивали. Их надо растолковать так, чтобы всем было понятно. Для этого и есть толковые словари.

Несмотря на обилие наречий, диалектов, говоров и говорков, законы словообразования повсюду едины. Хоть в пiвденних, хоть в захiдних, хоть в схiдних краях ареала русского языка.

Конечно, словообразование в русском языке несколько сложнее, чем, допустим, в тюркских языках. Например, если по-тюркски «иди сюда» будет звучать, как «кель манда», нетрудно догадаться, что «иди отсюда» будет звучать «от манды киль».

Но и в русском языке правила не столь уж сложны. Например, из самого названия ясно каждому, что прилагательное, хотя и является самостоятельной частью речи, не берётся, невесть откуда, а всегда к чему-нибудь приложено. Как если бы, говорил классик, дверь к месту приложить. «Какой», «какая», «чей»… Нетрудно ведь, правда? В целом схема проста. Берём, к примеру, существительное, которое, по образному выражению Владимира Ильича Ленина, существует независимо от нашего сознания. И прилагаем к нему суффикс. Например, если к существительному дурак приложить суффикс, то получим прилагательное дурацкий. Если же приставить ещё приставку, то получится на порядок красивее. Например, архидурацкий.

Вот тут, читатель, ты можешь справедливо сказать автору: «Нет такого слова. Вращай барабан, автор». И будешь, безусловно, прав. Но всё же… открой Русский орфографический словарь Российской академии наук. (Отв. ред. В. В. Лопатин). Открыл? Там ты найдёшь слово архиважный. Которое семьдесят лет пытались внедрить в русский язык активисты коммунистического агитпропа. Потому что так ляпнул когда-то вождь мирового пролетариата. Несмотря на все старания агитаторов, слово не вошло даже в школьный учебник обществоведения, не говоря уже об академических изданиях. Но агитаторы не оставляли усилий замусорить русский язык этим архидурацким словечком, которое повторялось из номера в номер в журналах «Партийное самообразование» и «Коммунист» под редакцией Гайдара-внука. Он же, если помнишь, читатель, главный глашатай капиталистического будущего.
И ведь внедрили-таки! Как только наступили времена недоразвитого капитализма. Правда, только в литературный язык. И даже не в язык, а в словарь. В разговорном языке такого слова, по-прежнему, нет. И не будет.

Вот мы и подошли с тобой, читатель, к расплывчатой границе соотношения «печатное – непечатное». Всякий ли произнесённый набор звуков можно считать словом, и какое слово можно считать литературным, какое только разговорным. И какое из разговорных годится в печать, а какое считать не печатным.

Ты уже согласился со мной, читатель, что звукосочетание «бу-бу» вряд ли можно считать словом. Поскольку не наблюдается массового его употребления. А, например, отсутствующее (заметь, читатель, в отличие от слова «архиважный») в словарях слово «жопа», несомненно, можно. Ибо употребляется оно массово. Хотя считается, если не ошибаюсь, не только не печатным, но и обсценным. В полном согласии с поговоркой: жопа есть, а слова нет. Диаметрально словечку архиважный, которое, наоборот, есть, а то, что оно обозначает, того нет. Лично я, правда, для обозначения данной части тела употребляю слово задница. Которое не табуировано. И вот почему я говорю именно так. Как подлинно квасной патриот, не люблю полонизмов, к которым, несомненно, относится слово «жопа». Не к футбольному чемпионату будь сказано. По результатам которого российские футболисты оказались именно в том месте, которое есть, но слова такого, вроде, как нет.

Итак, от слова «бу-бу» мы не сможем образовать прилагательного, разве что, архидурацкое какое. А от слова «жопа» - сможем. Такова закономерность словообразования. С другой стороны, слово архиважный занесено в словарь, а слово «жопа» нет. Таковы языковые парадоксы. Тем не менее, благодаря огромной работе подвижников, все существующие слова занесены в буквари и словари. За исключением табуированных. Для которых, впрочем, есть свой словарь. Правда, часто все табуированные относят к матерным, что неправильно. Матерный язык это мусор, от которого надо избавляться.

А если учесть, что в каждой деревне свой дурачок, понятно, что есть множество слов и словосочетаний, которые вовсе даже и не слова. Но кто-то, услышав в какой-то деревне несуществующее слово, может, по малограмотности, принять его за настоящее. Хотя отличить простое сочетание звуков от слова не составляет труда. Надо просто подумать, что оно может означать. Куда его можно приложить. Итак, если вы услышали, что какое-то незнакомое слово говорят во всех окрестных деревнях, но его нет в словарях, значит, это слово существует. Впрочем, практически все они внесены в словари с примечанием «разг.». Если же слово услышано от одного – двух человек в округе, вряд ли, услышанное вами является словом. К примеру, по сведениям http://jeck.ru/tools/SynonymsDictionary, частота употребления слова «архиважный» составляет 27 раз на 300 млн. слов. Ещё меньше частота употребления слова «перекособоченный». А вот статистику частоты употребления слова «жопа» автор не нашёл.  Бьюсь об заклад, она высока. Итак, люди говорят. И пишут. Понятно, что на каждый говор и даже наречие создавать свой письменный язык нереально. Потому и приняты правила правописания. Говорить можно всё, что угодно, даже "бубу" или "кутак", но писать надо так, чтобы на Камчатке понимали то, что написано в Воронеже. Или ты не согласен, читатель?

Давно когда-то было попроще. Для всех русских говоров и наречий был единый письменный язык. Сначала, так называемый, старобелорусский, на базе разговорного языка коренных киевлян, иногда называемый ещё церковнославянским. Затем, сменивший его, так называемый, русский литературный, на базе того же разговорного языка киевлян, только искажённого московско-мерянским произношением. Некоторое время тому назад приспичило разделить единый русский письменный язык, язык Гоголя и Пушкина, Куприна и Короленко, сочинив ещё два литературных языка. Отдельно для пауднёва-заходнiх и отдельно для заходнiх наречий русской мовы. Мова, от слова молвить, сам понимаешь, читатель, имеет не мерянский, а русский корень. Но это несколько другая тема, друг-читатель, которую пока, давай, отложим.