Глава 15

                ГЛАВА 15

          Ольга Степановна приехала в город, чтобы повидаться и поговорить с дочерью. Марина звонила, чтобы поделиться новостями. Беременность была желанной, но в такое непростое время, вполне понятно, вызывала тревогу. Ольга Степановна заодно решила заглянуть к себе, проверить в каком состоянии жильцы содержат её квартиру. Во дворе столкнулась с соседкой, которая жила этажом выше. Ольга Степановна хотела обнять подругу, но Нина Ивановна не разделила радости встречи. Когда-то соседка преподавала теоретическую механику и была секретарём партийной организации института, а теперь превратилась в сварливую старуху. Нина Ивановна подёргала губами и каким-то странным образом свернула их трубочкой, затем всё же придала губам прежний вид и заставила себя изобразить подобие улыбки. При всех манипуляциях с мышцами лица глаза продолжали сохранять стоическое равнодушие. Давно не виделись, и Ольга Степановна хотела обнять приятельницу, но с недоумением обнаружила, что соседку нестерпимо корёжит в её присутствии. Тогда пришлось сдержать чистосердечный порыв. Дом, в котором они получили квартиры принадлежал Министерству обороны и обе женщины были вдовами советских полковников. В былые времена они частенько заглядывали друг к другу в гости на чашечку чая. Отношения резко охладели после того, как Ольга перебралась жить в деревню, а квартиру стала сдавать жильцам. Нина Ивановна неожиданно проявила такую жгучую зависть, что оказалась не в состоянии скрывать свои чувства. Ольга Степановна приглашала приятельницу погостить летом в деревне, но та отгородилась глухой стеной. И на этот раз в голосе отчётливо звучали нотки едва скрываемой неприязни:

          – Предупреждаю, лифт не работает. При моём давлении поход в булочную превратился в настоящее испытание. Но кому теперь до этого есть дело.

          Нина Ивановна походя буркнула что-то насчёт умения некоторых в любой ситуации ловко устроиться. Домика в деревне соседка простить не могла. Не дожидаясь очередного камня в свой огород, Ольга Степановна поспешила скрыться в подъезде. Нельзя сказать, чтобы её совсем не расстраивали перемены, произошедшие с соседкой. Что поделать? На каждый роток не накинешь платок. Жизнь беспощадно вносила свои коррективы. Невесёлые думы отозвались в сердце лёгкими коликами. Ольга Степановна понимала, что страдает Нина Ивановна главным образом по своей вине. Из-за своего тяжёлого характера и всё же пыталась оправдать соседку. Под ежедневным валом проблем нервы сдавали у молодых, что уж толковать о людях преклонного возраста. Рвались не только дружеские отношения, не выдерживали испытания родственные связи.

          Не дотянув до своей квартиры один лестничный пролёт, Ольга Степановна остановилась перевести дух. Пока собиралась с мыслями, мимо неё прошмыгнула девочка-подросток в тюбетейке и бессчётным множеством косичек. Косички вздрагивали при ходьбе червонной россыпью. Ольга Степановна не успела удивиться тому, каким образом в их подъезде могли появиться такие жильцы. Девочка остановилась возле знакомой двери и загремела ключами. Ольга опешила:

          – Постой, деточка. Ты разве здесь живешь?

          Ответа не последовало. Связка ключей выпала из тонких девичьих рук. Воспользовавшись заминкой, Ольга Степановна преодолела оставшиеся ступеньки, и настойчиво повторила вопрос. Девочка успела поднять ключи и быстро справиться с замками, сверкнула молнией раскосых глаз, и бесцеремонно оттолкнула хозяйку. Ольга Степановна опешила и всё же сделала попытку войти в свой дом, но дверь захлопнулась перед самым носом. Что всё это значит? Она несколько раз настойчиво вдавила кнопку звонка, но за дверью затаились и не подавали признаков жизни. Потоптавшись на лестничной клетке, Ольга Степановна спустилась вниз и вышла во двор, не понимая, что делать. Хотела позвонить дочери, но передумал, волновать Марину не хотелось. И она решила обратиться за помощью к брату.


         С Михаил они не виделись довольно давно, Ольга Степановна слышала о том, чем сейчас занимается её неугомонный брат. В новостях мелькнуло сообщение, что Антонов Михаил Николаевич возглавил какое-то политическое движение. Такие люди, как её брат, во все времена не могли оставаться равнодушными к судьбе своей Родины. Михаил не вывешивал патриотизм, как знамя, а предпочитал конкретные действия. Брат, как всегда, встретил сестру с распростёртыми объятьями. Сам вышел в прихожую и помог снять пальто.

           – Оленька, ты только не нервничай. Что там у тебя случилось?

           – Ой, Миша! И не спрашивай!

           – Ну, хорошо! Хорошо! О делах потом. Разберёмся, а сейчас за стол – попыхивая своей неизменной трубкой, уверенно заявил он. – Расскажешь за обедом.

          С тех пор, как брат овдовел, в его доме поселилась племянница из Тулы. Катя помогала генералу справляться с хозяйственными делами. Она ещё с детских лет часто гостила у Антоновых, и ей не пришлось долго привыкать к заведённому в доме порядку. Катя накрыла на стол, а сама ушла. Она не первый день собиралась в ломбард, чтобы заложить золотые часы с ажурным браслетом. Когда возникала острая нужда в деньгах, Катя долго перебирала шкатулку с «безделушками», как называла украшения хозяйка, и решала, чем пожертвовать на этот раз. Затем обходила разные ломбарды, боясь продешевить. Как же она завидовала владельцам таких заведений. Беспроигрышный вариант бизнеса. Брать дорогую вещь и платить за неё сущие копейки. Получив деньги, Катя уходила из ломбарда всегда очень расстроенная.

          Ольга с Михаилом были сводные брат с сестрой, но отношения сложились самые родственные. Их так воспитали. За обедом женщина поведала свою невесёлую историю:

          – Миша, не могла даже представить, что такое возможно. Приехала проверить квартиру, а там живут совершенно посторонние люди. Меня не пустили к себе домой. И кто? Какая-то пигалица с косичками. Не говоря ни слова, просто захлопнула дверь перед самым моим носом.

          Брат отложил приборы и сказал:

          – Понятно. Ты когда последний раз была у себя дома?

          –  Полгода назад. Соседка в деревне узнала, что у меня квартира пустует. Попросила пустить свою племянницу пожить. Наташу я видела много раз. Она часто гостила у Анны Егоровны. Хорошая девушка, трудолюбивая. Договор подписали на год. Я и не ездила. Зачем? Деньги за аренду Егоровна регулярно передавала. Ничего не понимаю.
 
          – Хорошо, Оля! Разберёмся. Сейчас уже поздно. Переночуешь у меня. Как там дела у Марины с Максимом? Надеюсь, всё в порядке?

          – Да. Всё нормально.

          – Тяжело, конечно?

          – А кому сейчас легко. Они молодцы берутся за любую работу. Крутятся с утра до вечера, Марина теперь продавцом, Максим таксистом. Олежка пока живёт со мной.

          – В школу там ходит?

          – Да, а что делать. Занимаюсь с ним сама. Есть и приятная новость, у нас ожидается пополнение.

          – Поздравляю! Привет им от меня передай.

          –  Обязательно. Уже знаем, будет девочка. Я бы не пускала квартирантов, но сам понимаешь, Миша, эти деньги нам крайне необходимы. 
 
          – Если не возражаешь, на лето планирую перебраться к тебе в деревню.

          – Миша! Ещё спрашиваешь. Буду рада.

          – Душно здесь стало. Совсем тошно. Что творится? Не пойму куда катимся? Мы не были безгрешными ангелами. Принимались порой абсурдные, а то и глупые решения. Я не оправдываю прежний режим. Не всегда и мне удавалось противостоять административной махине, но я всегда ставил во главу угла правду и честь. И кроме меня люди были. Да какие люди! Не чета нынешним пигмеям.

          – Миша, тебе не в чем себя упрекать.

          Антонов потянулся к тарелке, чтобы положить сестре салат, ворот рубашки распахнулся, и Ольга Степановна заметила на его груди православный крестик.

          – Брат, ты никак крестился?

          – Крестился, матушка, крестился. Да я и не был никогда атеистом.

          – Я очень рада. Помнишь бабушку Прасковью, всё мечтала нас крестить, а мы дураки смеялись.
         
          – Помню, конечно, замечательная старушка была.

          – Зайдёт в детскую и перекрестит нас перед сном. Молитву прочтёт. Я её тоже часто поминаю теперь. Любила она нас.

           – Крестился и незадолго до смерти, мы с Вероникой обвенчались. Ты не сердись, родная, что не позвали, Вероника так решила. Не хотела, чтобы видели её измождённой. Уставала быстро. К тому же у всех начались материальные проблемы. Решили никого не приглашать
.

          – Я не обижаюсь. Трудно тебе, Миша?

          – Ничего. Каждый день с её портретом разговариваю и как-то теплее становится.
 
          Замолчали. Михаил Николаевич наполнил бокалы белым вином и стал говорить совсем на другую тему:

          – Работа спасает. Офицерский союз организовал. Поначалу с демократами удавалось находить общий язык. Казалось, что не так страшен чёрт, как его малюют. Но быстро понял, надо что-то делать. Сколько я обивал пороги, стучался во все двери, убеждал остановить развал армии и страны. Меня обвинили в политической близорукости и паникёрстве.

          – Миша, в том, что сейчас происходит нет твоей вины. Большинство бездействует, наивно полагая, что всё само собой как-нибудь рассосётся. Самоустранились. Как я, к примеру.

          – Ну, тебе простительно, ты женщина. А теперь даже офицеры порой ведут себя как проститутки. Смотришь и диву даешься. Ради чего? Ради денег. Ради карьеры. Что они могут сказать в своё оправдание!? А как же присяга? Не понимаю. И никогда не смирюсь с таким положением вещей.

            Антонов поднял свой бокал, Ольга Степановна сделала тоже самое. Выпили. Они проговорили весь вечер.

            Катерина вернулась и заглянула в комнату:
            
            – Михаил Николаевич, можно убирать со стола?

            – Иди спать Катя. Мы ещё посидим. Уберёшь завтра. А то, когда ещё сестра в гости соберётся.

             Катя согласно кивнула и ушла в свою комнату. Теперь, когда генеральской пенсии не стало хватать, им с Михаилом Николаевичем не приходилось бедствовать, выручали оставшиеся от тёти Вики дорогие украшения. Кате было жалко жемчужные ожерелья, броши с сапфирами и золотые кольца с бриллиантами. В критические моменты, она сдавала что-то из заветной шкатулочки в скупку. Вероника Сергеевна относилась к дорогим безделушкам без особого трепета, покупала исключительно для приёмов на высоком уровне. Появление эффектной пары не проходило незамеченным. Высокий военный с благородной сединой и его спутница с точёной фигурой в изысканном наряде. Секундное замешательство почтенной публики, и завистливый шепоток пробегал по залу. Безупречный вкус молодой генеральши было трудно не заметить. Среди заносчивых жён высокопоставленных военных, обвешанных украшениями не хуже новогодней ёлки, настоящий бриллиант был редкостью. Вероника Сергеевна выглядела прекрасно. Известие о смертельной болезни нежно любимой жены стало страшным ударом для Антонова. После её смерти прошло три года, генерал даже не пытался найти ей замену. Свято хранил прежний уклад жизни, отчего Ольге Степановне казалось, что Вероника скоро войдёт и скажет привычное:

           – Миша, даже не пытайся возражать, дома генерал я.

           А он и не пытался возражать. Михаил Николаевич любовался своей женщиной и благодарил Бога, что именно она досталась ему в жёны. Без Вероники его жизнь была бы тусклой бытовухой старого солдата.