Глава 15

                ГЛАВА 15

                После звонка Марины, Ольга Степановна приехала в город, чтобы повидаться и поговорить с дочерью. Первым делом она решила заглянуть к себе, проверить в каком состоянии жильцы содержат её квартиру. Во дворе столкнулась с соседкой, которая жила этажом выше. Ольга Степановна хотела обнять подругу, но Нина Ивановна не разделила радости встречи. Когда-то соседка преподавала теоретическую механику и была секретарём партийной организации института, а теперь превратилась в сварливую старуху. Нина Ивановна подёргала губами и каким-то странным образом свернула их трубочкой, затем всё же придала губам прежний вид и заставила себя изобразить подобие улыбки. При всех манипуляциях с мышцами лица глаза продолжали сохранять стоическое равнодушие. Давно не виделись, и Ольга Степановна хотела обнять приятельницу, но с недоумением обнаружила, что соседку нестерпимо корёжит от её вида. И ей пришлось сдержать чистосердечный порыв. Дом, в котором они жили принадлежал Министерству обороны и обе женщины были вдовами советских полковников. В былые времена соседки частенько заглядывали друг к другу в гости на чашечку чая. Отношения резко охладели после того, как Ольга перебралась жить в деревню, а квартиру стала сдавать жильцам. Нина Ивановна неожиданно проявила такую жгучую зависть, что оказалась не в состоянии скрывать свои чувства. Ольга Степановна приглашала приятельницу погостить летом в деревне, но та отгородилась глухой стеной. И на этот раз в голосе отчётливо звучали нотки едва скрываемой неприязни:

          – Предупреждаю, лифт не работает. При моём давлении поход в булочную превратился в настоящее испытание. Но кому теперь до этого есть дело.

          Нина Ивановна не могла простить соседке домик в деревне. Она походя буркнула что-то насчёт умения некоторых в любой ситуации ловко устроиться. Не дожидаясь очередного камня в свой огород, Ольга Степановна поспешила скрыться в подъезде. Нельзя сказать, чтобы её совсем не расстраивали такие перемены. Что поделать? На каждый роток не накинешь платок. Жизнь беспощадно вносила свои коррективы. Невесёлые думы отозвались в сердце лёгкими коликами. Ольга Степановна понимала, что страдает Нина Ивановна главным образом по своей вине. Из-за своего тяжёлого характера и всё же пыталась оправдать соседку. Под ежедневным валом проблем нервы сдавали у молодых, что уж толковать о людях преклонного возраста. Рвались не только дружеские отношения, не выдерживали испытания родственные связи.

          Не дотянув до своей квартиры один лестничный пролёт, Ольга Степановна остановилась, чтобы перевести дух. Мимо неё прошмыгнула девочка-подросток в тюбетейке и бессчётным множеством косичек. Косички вздрагивали при ходьбе червонной россыпью. Ольга Степановна не успела удивиться тому, каким образом в их подъезде могли появиться такие жильцы. Девочка остановилась возле знакомой двери и загремела ключами. Ольга опешила:

          – Постой, деточка. Ты разве здесь живешь?

          Ответа не последовало. Связка ключей выпала из тонких девичьих рук. Воспользовавшись заминкой, Ольга Степановна преодолела оставшиеся ступеньки, и у самой двери настойчиво повторила вопрос. Девочка всё же успела справиться с замками, сверкнула на хозяйку молнией раскосых глаз, и бесцеремонно оттолкнула. Ольга Степановна опешила и сделала попытку войти в свой дом, но дверь захлопнулась перед самым носом.

           – Откройте дверь! Это моя квартира! Это ещё что такое?

           Она несколько раз настойчиво вдавила кнопку звонка, но за дверью затаились и не подавали признаков жизни. Потоптавшись на лестничной клетке, Ольга Степановна спустилась вниз и вышла во двор, не понимая, что делать в такой ситуации. Хотела позвонить дочери, но передумала, волновать Марину не хотелось. И она решила обратиться за помощью к брату Михаилу.


         В новостях мелькнуло сообщение, что генерал Антонов Михаил Николаевич возглавил какое-то политическое движение. Такие люди, как её брат, во все времена не могли оставаться равнодушными к судьбе своей Родины. Михаил не вывешивал патриотизм, как знамя, а предпочитал конкретные действия. Они не виделись довольно давно, но брат встретил её с распростёртыми объятьями. Услышав голос сестры, он сам вышел в прихожую и помог снять пальто. Ольга с Михаилом были сводные брат с сестрой, но отношения сложились самые родственные. Их так воспитали.

           – Оленька, ты только не нервничай. Что там у тебя случилось?

           – Ой, Миша! И не спрашивай!

           – Ну, хорошо! Хорошо! О делах потом, а сейчас за стол – попыхивая своей неизменной трубкой, уверенно заявил он. – Расскажешь за обедом.

          С тех пор, как брат овдовел, в его доме поселилась племянница из Тулы. Катя помогала генералу справляться с хозяйственными делами. Она ещё с детских лет часто гостила у Антоновых, и ей не пришлось долго привыкать к заведённому в доме порядку. Катя накрыла на стол, а сама ушла. Она не первый день собиралась в ломбард, чтобы сдать сапфировую брошь. Когда возникала острая нужда в деньгах, Катя долго перебирала шкатулку с «безделушками», как называла свои украшения покойная тётушка, и решала, чем пожертвовать на этот раз. Она терпеливо обходила разные ломбарды, приценивалась, боясь продешевить. Как же Катерина завидовала владельцам таких заведений. Беспроигрышный вариант бизнеса. Забрать дорогую вещь и заплатить за неё клиенту сущие копейки. Но нужда заставляла жертвовать. Получив деньги, Катя уходила из ломбарда всегда очень расстроенная.

         За обедом Ольга Степановна поведала свою невесёлую историю:

          – Миша, не могла даже представить, что такое возможно. Приехала проверить квартиру, а там живут совершенно посторонние люди. Меня не пустили к себе домой. И кто? Какая-то пигалица с косичками. Не говоря ни слова, просто захлопнула дверь перед самым моим носом.

          Брат отложил приборы и сказал:

          – Понятно. Ты когда последний раз была у себя дома?

          – Полгода назад. Соседка в деревне узнала, что у меня квартира пустует. Прежние жильцы съехали. И попросила пустить свою племянницу пожить. Наташу я видела много раз. Она часто гостила у Анны Егоровны. Хорошая девушка, трудолюбивая.

          – И ты, конечно, пустила. Не посмотрев документы.
 
          – Нет, Миша. Всё проверила. Я тоже поумнела. Подписали с этой Наташей договор на год. Вот и не ездила. Думала зачем человека тревожить. Деньги за аренду Егоровна регулярно передавала. А теперь выяснилось, что там живёт непонятно кто. Вообще посторонние люди. Кто-то из Средней Азии.
 
          – Хорошо, Оля! Не волнуйся. Сейчас уже поздно. Переночуешь у меня. А завтра разыщем эту Наташу. Разберёмся. Как там дела у Марины с Максимом? Надеюсь, всё в порядке?

          – Да. Всё нормально.

          – Тяжело, конечно?

          – А кому сейчас легко. Они молодцы берутся за любую работу. Крутятся с утра до вечера, Марина теперь продавцом, Максим таксистом. Олежка пока живёт со мной.

          – В школу там ходит?

          – Да, а что делать. Занимаюсь с ним сама. Есть и приятная новость, у нас ожидается пополнение.

          – Поздравляю! Привет им от меня передай.

          – Обязательно. Уже знаем, будет девочка. Я бы не пускала квартирантов, но сам понимаешь, Миша, эти деньги нам крайне необходимы.

          – Да это понятно, Оля. Слушай, если не возражаешь, на лето планирую перебраться к тебе в деревню.

          – Миша! Ещё спрашиваешь. Буду рада.

          – Душно здесь стало. Совсем тошно. Что творится? Не пойму куда катимся? Мы не были безгрешными ангелами. Принимались порой абсурдные, а то и глупые решения. Я не оправдываю прежний режим. И мне порой не удавалось противостоять административной махине, но я всегда ставил во главу угла правду и честь. Что я! И кроме меня люди были. Да какие люди! Не чета нынешним пигмеям.

          – Миша, тебе не в чем себя упрекать.

          Антонов потянулся к салатнице, чтобы положить в тарелку сестре, ворот рубашки распахнулся, и Ольга Степановна заметила на его груди православный крестик.

          – Брат, ты никак крестился?

          – Крестился, матушка, крестился. Да я и не был никогда атеистом.

          – Я очень рада. Помнишь бабушку Прасковью, каждый вечер молилась, а мы дураки смеялись.
         
          – Помню, конечно, замечательная старушка была.

          – Зайдёт в детскую и перекрестит нас перед сном. Молитву прочтёт. Я её тоже часто поминаю теперь. Любила она нас.

           – Мы с Вероникой незадолго до её смерти обвенчались. Ты не сердись, родная, что не позвали, Вероника так решила. Не хотела, чтобы видели её измождённой. Уставала быстро. К тому же у всех начались материальные проблемы. Решили никого не приглашать.

          – Я не обижаюсь. Трудно тебе, Миша?

          – Ничего. Каждый день с её портретом разговариваю и как-то теплее становится.

          Замолчали. Михаил Николаевич наполнил бокалы белым вином и стал говорить совсем на другую тему:

          – Работа спасает. Офицерский союз организовал. Поначалу с демократами удавалось находить общий язык. Казалось, что не так страшен чёрт, как его малюют. Но быстро понял, что страшен и надо что-то делать. Я обивал пороги, стучался во все двери, убеждал остановить развал армии и страны. Меня обвинили в политической близорукости и паникёрстве.

          – Миша, в том, что сейчас происходит нет твоей вины. Большинство бездействует, наивно полагая, что всё само собой как-нибудь рассосётся. Самоустранились. Как я, к примеру.

          – Ну, тебе простительно, ты женщина. А теперь даже офицеры порой ведут себя как проститутки. Смотришь и диву даешься. Ради чего? Ради денег. Ради карьеры. Что они могут сказать в своё оправдание!? А как же присяга Родине? Не понимаю. И никогда не смирюсь с таким положением вещей.

            Антонов взял свой бокал, Ольга Степановна подняла свой, она догадалась за кого первый тост. Выпили, не чокаясь и проговорили весь вечер.

            Катерина вернулась и заглянула в комнату:
            
            – Михаил Николаевич, можно убирать со стола?

            – Иди спать Катя. Мы ещё посидим. Уберёшь завтра. А то, когда ещё сестра в гости соберётся.

             Катя согласно кивнула и ушла в свою комнату. Теперь, когда генеральской пенсии не стало хватать, они с Михаилом Николаевичем не бедствовали. В критические моменты, племянница относила в скупку, что-то из драгоценностей, оставшихся от тётушки. Сегодня Катерина была очень расстроена, ей было очень тяжело расстаться с ажурной брошью с сапфиром. Вероника Сергеевна относилась к драгоценностям без особого трепета, но что это была за коллекция. Тётушка надевала украшения исключительно во время приёмов на высоком уровне. Появление эффектной пары не проходило незамеченным. Подтянутый военный с благородной сединой и его спутница с точёной фигурой в изысканном наряде. Секундное замешательство почтенной публики, и завистливый шепоток пробегал по залу – Антоновы пришли. Безупречный вкус генеральши было трудно не заметить. Дамы были обвешаны не хуже новогодних ёлок, и на их фоне Вероника Сергеевна выглядела прекрасно. Она сама была как настоящий бриллиант среди заносчивых жён высокопоставленных чиновников. Известие о смертельной болезни нежно любимой жены стало страшным ударом для Антонова. После её смерти прошло три года, генерал даже не пытался найти ей замену. Свято хранил прежний уклад жизни, отчего Ольге Степановне казалось, что Вероника скоро войдёт и скажет привычное:

           – Миша, даже не пытайся возражать, дома генерал я.

           А он и не пытался возражать. Михаил Николаевич благодарил Бога, что именно она досталась ему в жёны. Без Вероники его жизнь была бы тусклой бытовухой старого служаки. Она всегда поддерживала мужа. Антонов был уверен, что и теперь Вероника рядом с ним.