Одна на двоих

Они поженились во времена нежной юности. Оба студенты, бессеребники. Молодые, беспечные, как  придорожная, ещё не топтанная  трава по весне. В стране с неопределённым будущем, с дипломами, в последующем, несуществующих профессий, но полные надежд в душе, стерильно чистой, как ненаписанная книга.
Это был тот уникальный случай, когда встретились две половинки, прикоснулись и срослись миллионами кровеносных, нервных и эмоциональных сосудов,  обозначив и укрепив эту связь келлоидным швом любви.
Шов выпячивался напоказ, причинял боль при резких движениях, но был крепче и надёжней естественной  ткани.
Павел не мог дышать, если не знал где его Лена. Проверял и перепроверял маршрут её следования, место нахождения и потому планировал её будни и досуг до мельчайших подробностей. Со стороны это было похоже на безграничную заботу. Но для него было гарантом не потерять её из виду, когда он занят делами, стремительно создавая карьеру, когда спал с другими женщинами, разбавляя невыносимую концентрацию своей Любви к Лене пустотой бессмысленных связей на стороне.
Лена металась в ограничительных рамках дозволенной территории как дичь в силках. Если не зная, то чувствуя полигамность и собственничество Пашки. Такого любимого, необходимого и не понятного до конца. Ревновала, подозревала, скандалила, вредничала,  убегала и возвращалась. От себя не убежишь. Павел был частью её до частоты пульса, до вдоха,  до нейронной вспышки в мозгу.
Бог не дал им детей.
Может во имя или вопреки их странной Любви. С ребёнком прежняя Любовь должна была бы переродиться в нечто другое, разделиться не на две, а на три части. А она и на две не делилась. Она была одна на  них двоих. То слишком маленькой, сковывающей горло железной хваткой. То настолько большой, что тяжесть её была невыносимой. Она была хозяйкои их тел и душ. Была и есть.