Когда мы повзрослели глава 8

          За окном моя любимая пора – осень. Лёгкий привкус ностальгии и эхо раскалённого солнцем асфальта. Запах сожженной листвы и до боли знакомых духов. Все чувства осенью знакомы. Чёрные, тяжёлые тучи заволокли небо и грозно свисают над головой. Создаётся впечатление, что они вот-вот сорвутся и упадут. Как же я люблю прохладу заката сентября, когда уже можно смело надеть свитера и сбросить усталость лета. Обуваешься в любимые ботинки  и шагаешь по аллеям, раскидывая ногами опавшие листья. Ласселанта!
          Приятно осознавать, что осень за окном не слишком контрастирует с залом кафе – библиотеки, на втором этаже Улицы четырёхсот тридцати шести шагов, в которой и нахожусь. Осенью и посетителей становится больше. Осень располагает к чтению. 
          Подошла Гульшан и сказала, что меня просит к телефону дядя Фариз и, пройдя в пустующий кабинет, я взглянул на телефон, лежащий на подоконнике обдумывая, что сказать старику. Сегодня суббота и мы вчера впервые не поехали в Бильгя.
          – Что случилось, Тим? – спросил он, когда я взял трубку. – Почему вы не приехали?
          – Как раз собираюсь к вам, отец.
          – А Лейли?
          – Она приболела и не сможет присоединиться.
          – Надеюсь ничего серьёзного?
          – Наверное, простыла, – ответил я.
          Что я мог ещё ему сказать? Ведь всё это время он не знал о существовании её болезни. Никто не знал. Не мог же я ему сказать об этом по телефону. Не мог сказать, что скорее всего, Лейли больше не сможет приехать в Бильгя, так как болезнь дала о себе знать. Её остояние резко ухудшилось за последнюю неделю - Лейли пару раз стошнило и начали болеть суставы. Поначалу мы думали это простуда, но последние анализы в середине недели показали тридцать три процента миелобластов в крови и крупные бласты в костном мозге. Началась последняя стадия болезни  – бластный криз.
          Каждое утро отказываюсь выходить на работу, но Лейли прогоняет меня. Ей не хочется, чтобы я слышал её спазмы во время редких приступов тошноты, из-за которых и не выходит на работу.
          На работе сказал, что она надолго уехала гостить в Грузию. Лейли сама просила скрыть болезнь от всех. Говорит, у неё нет времени быть жертвой.
          Потянулся за бутылкой, стоящей возле компьютера Гульшан и налил в бокал коньяка. Хотелось напиться. Давно не напивался до беспамятства, так как хочется запомнить каждый прожитый день, каждое мгновение, проведенное с Лейли. Запомнить лёгкие движения её изящных рук, улыбку, аромат. Она никогда не пользуется духами, но при этом её кожа всегда благоухает. Затрудняюсь сравнить её запах с чем-либо, но аромат её кожи и волос распознаю среди миллиона других.
          После гибели Каце, я каждый день напивался, не выходя из мастерской до такой степени, что Лейли вынуждена была оплакивать не только смерть подруги - она оплакивала и моё состояние.
          Однажды Лейли нашла меня спящего на скамейке ночного бульвара в обнимку с бутылкой, содержимое которой вылилось на мою рубашку. Разбудила меня и со слезами на глазах сказала:
          – Тимур, пошли домой. Пьянством горе не утопишь. Она более обнажает чувства. Не хватает того, чтобы ты ещё алкоголиком стал.
          – А я уже давно алкоголик. В Европе говорят, что алкоголики это те, кто пьёт семьдесят пять грамм в день, в России около ста. Выходит я международный алкоголик. Бывают же международные террористы, которые не вписываются в законодательство всех стран, вот и я международный алкоголик, ибо по науке я всюду алкоголик, что в Европе, что в самой России. Интересно, а почему наши учёные по этому поводу молчат? Неужели у нас нет таких умов, которые для статистики могут составить национальную шкалу алкоголизма? Пусть и наши профессора вычтут меру в граммах. Почему учёным во всех нормальных странах выдаются деньги на бессмысленные исследования, а у нас нет? 
          – Может, и выдаются, только или не исследуют, или просто скрывают всю катастрофичность ситуации. Родненький ты мой, пошли! – попросила она.
          Но окончательно я перестал напиваться после того как узнал о болезни Лейли. С тех пор пью только вечерами для настроения. Но сегодня предстоит разговор со стариком и для этого надо выпить хотя бы триста грамм.
          Через пару минут пришла Гульшан. Ходила по комнате, заглядывала в компьютер, перебирала документы. Всё это делалось без цели. Было видно, что она хочет что-то сказать, но не может решиться.
          – Что? – спросил я.
          Она посмотрела на меня непонимающе, хлопая глазами.
          – Я же вижу, что ты хочешь что-то сказать.
          – Порой мне кажется, что от тебя ничего невозможно скрыть Тимур. Тут такое дело… Я понимаю, что отпуск у меня только весной, но могу ли я рассчитывать, что ты меня отпустишь на недельку?
          – Не рассчитывай.
          – Тимур, прошу тебя, мне очень нужно, – взмолилась она, подпрыгивая, как ребёнок, просящий купить желанную игрушку.
          – Если такая нужда, убеди меня. Скажи, что умер родственник в далёкой Монголии или свадьба у тебя. Всё остальное будет звучать неубедительно.
          – Я тут недавно познакомилась с Сабиной, она из музыкальной группы «Фыртына», – она сделала небольшую паузу, в расчёте на то, что название неведомой группы должно меня немного смягчить. – Ты должен был слышать о ней. Сейчас самая популярная группа. Хотя, кому я говорю? Тебя же ничто в этой жизни не интересует, кроме своих рассказов. Так вот, мы с Сабиной очень подружились, и она пригласила меня с собой на гастроли в Турцию.
          – Грубо говоря, потусоваться. И как на это смотрит твой отец и брат? – спросил я.
          – Это же женский коллектив и они не против того, чтобы я повидала Стамбул. Надо же чем-то заниматься!
          – И чем ты там собираешься заниматься?
          – Не знаю. Машинально выпалила.
          – У тебя и тут много занятий.
          – Мне хочется мир посмотреть, познакомиться с интересными людьми! Знаешь, недавно у нас обедали известные ди-джеи. Ты даже не представляешь, какие это замечательные в общении ребята. Сколько всего они повидали, а я так ни разу и не покинула своей берлоги. Я ведь раз живу, а жизнь даётся ненадолго. Мне скучно. Хочу увидеть весь мир, а для этого нужны деньги.
          – Знакомство с «известными» не красит человека. Люди должны гордиться тобой, а не ты людьми. Не в мире, и не в деньгах счастье. Счастье – внутри самого человека и ты должна находить его в себе по крупицам. Человек может не выезжать из своей парочки квадратных метров, но построить вокруг себя мир, привлекающий других людей!
          – Пожалуйста, Тимур, отпусти. Может это мой единственный шанс куда-то выехать, – сказала она, а глаза уже были влажными.
          – Ты ещё глупая и ничего не знаешь о шансах в жизни, – ответил я, вставая и направляясь к двери.
          – Ты же брат мне!
          Я остановился, посмотрел в её глаза, с которых уже лились слёзы и сказал:
          – Не называй меня так.
          – Но ведь это так! Как бы ты не противился этому - у нас один отец!
          – К сожалению, у меня не было отца.
          – Ты мстишь ему в моём лице?
          Я не ответил, вышел, оставив Гульшан наедине с её слезами. Спустившись в ресторан, заказал себе мясо по-французски и сел за столик, рядом с роялем, на котором Джаврия исполняла композицию Шопена «Мечта». Не знаю, о чём мечтал голубоглазый поляк, когда сочинял эту музыку и мечтал ли вообще, но мелодия завораживала своей лёгкостью, покрывая душу воздушными поцелуями и заполняя пустоты чистыми эмоциями. Это прекрасно, что в мире есть музыка, творцы которой – избранники Бога, наделённые исключительным даром: наполнять пространство и время волшебством. Люди должны испытывать великое счастье, что живут с этим. Прав был Ницше: без музыки жизнь была бы ошибкой.
          Музыка помогала и Джаврие. Сложно сказать, как сложилась бы её жизнь без неё. Уже несколько лет она узнаёт мир заново, по звукам. Она слепа, но имеет более зрячие глаза, чем многие из нас: слух и осязание. Физический недуг вовсе не мешал ей видеть и чувствовать музыку. Играя, она то хмурилась, то легко улыбалась, а порой, замирала в напряжении. Джаврия ослепла впоследствии какой-то болезни. Что это была за болезнь, я не знаю. Мы никогда не спрашивали о ней, а она и не рассказывала. С детства Джаврия не знала ни отца, ни мать, бросившие её со старшей на семнадцать лет сестрой, которая и заменила ей родителей. В день её совершеннолетия к ним пришли сваты от парня по соседству, которого она любила всем сердцем, но сестра Джаврии отказала им и парень, в порыве юношеского максимализма и злости женился на другой девушке. Каждый день Джаврия видела в окно возлюбленного с другой, на месте которой должна была быть она и проливала слёзы. С годами боль лишь возрастала. У него появилась дочь, через два года сын и со стороны он казался счастливым. Говорят, что никакой болезни у Джаврии и не было, просто она не смогла больше смотреть на это и выколола себе глаза. Не знаю, правда это или нет, но её жизнь после этого преобразилась. У парня на работе произошла авария, и он получил сильные ожоги рук и лица. Несколько раз ему делали операции, но от уродства это не спасло. Спустя месяц жена оставила на него детей и ушла к его лучшему другу.
          Через некоторое время, он встретил в пустоте Джаврию. Он в своей пустоте, она в своём кромешном вакууме. Кому-то из них потребовалось мгновение, чтобы вспомнить былые чувства, а кто-то их не забывал, и вскоре они поженились. Сестра не протестовала, лишь радовалась, так как уже не надеялась, что кто-то захочет связать жизнь со слепой.
          Первые дни совместной жизни искалеченных людей были самыми трудными. Дети мужа сильно болели. Старшую дочь спасти не удалось, настолько к тому времени все было запущено, а сына выходили с большим трудом. Родная мать не соизволила придти на похороны дочери, она до сих пор не знает места её захоронения. Сына же забрала у них через суд, но спустя неделю вернула, всего избитого. Позже выяснилось, что сын не от её мужа. Он знал и жил с этим все это время. Мальчик был плодом измены жены с его же лучшим другом, но он дал ему имя своего отца и растил как родного. Через два года Джаврия родила дочь, но относилась к детям с одинаковой любовью.
          Однажды я видел бывшую жену её мужа. Она приходила сюда, требуя у Джаврии деньги на восстановление своей помятой в аварии машины. Грозилась, что иначе отберёт у неё сына. Тогда её быстро вывели из ресторана, но Джаврия была настолько испугана её словами, что Лейли пришлось долго успокаивать её в кабинете. В тот день Джаврия и рассказала свою историю, закончив её словами:
          – Что делать мне? У неё помятая машина, у меня же скомкана жизнь. И я ещё этой суке выплачиваю алименты за сына, которого воспитываю сама.
          Через месяц после этого инцидента, с помощью наших соседей: депутата Зии и давления со стороны чекиста Акрама, бывшая жена написала отказ от сына и алиментов. Теперь Джаврия счастлива. Однажды она сказала, что счастлива даже своей слепоте, ведь слепота требует наличие остроты чувств для воспроизведения мира. Раньше она играла по нотам, сейчас же по памяти. Услышав новую музыку, пальцы сами находят нужные клавиши, и мелодия звучит по новому, более искреннему ритму.
          За соседний столик сели сотрудники нефтяной компании, офис которой находился в здании напротив «Улицы четырёхсот тридцати шести шагов». Это были единственные иностранцы, приходящие сюда без переводчиков, так как один из них прекрасно владел азербайджанским языком. Звали его Джордж Фарингтон. Год назад, он вместе с этой же компанией возмущался тому, что тут не обслуживают на иностранных языках, кроме русского, являющегося родным языком для многих бакинцев. Тогда Лейли им вежливо объяснила на их родном языке принципы нашего ресторана, а Джордж со своей стороны принёс извинения за небольшой инцидент на азербайджанском языке, сказав при этом, что у них тоже считается неприличным ожидать обслуживание на английском языке во франкоговорящих регионах.
          Доев свой обед, я поднялся наверх за ключами от машины. Гульшан сидела на подоконнике, склонив голову на поджатые колени. Она никак не отреагировала на моё появление. Взяв ключи, лежащие возле принтера на столе, я подошел к ней и сказал:
          – У тебя ещё будет много поездок, обещаю. Лейли сейчас в Грузии, а один я не справлюсь. Потерпи немного и вскоре у тебя будет столько денег, что хоть несколько раз вокруг Земли пропутешествуешь.
          – Откуда? – спросила она, поднимая заплаканное лицо.
          – Просто доверься, – ответил я и вышел.
          Ближе к ночи долгожданный дождь всё же полил. Я стоял у окна мастерской, вооружившись стетоскопом, и слушал мелодию слабого дождя: лёгкая дробь о подоконники, тихий шелест листьев, любовное нашёптывание шин по мокрому асфальту, больше похожее на «шшш!», когда призываем помолчать, приложив палец к губам. Кажется, эта мелодия настолько хрупкая, что вот-вот оборвётся, но нет, это всего лишь вступление. Вскоре начинается настоящая музыка.
          Это был настоящий ливень, сопровождаемый громом и молнией, прогнавший людей с улиц. Дороги заполняются стремительной водой, спешащей скрыться в ливневой решётке. Очередная молния вспорола небо вспышкой, и тут же раздался оглушающий звук барабана. Да такой, что стёкла задрожали,  и несколько машин испугано завыли сиреной сигнализаций. Затем усиливается ветер, гудит в трубах. Это начали свою партию духовые. Душа возрождается в такой дождь. Ветер сдувает с неё грехи, как вековую пыль, а дождь омывает, делая пригодной для нового слоя проступков.
          Кому-то дождь сорвал все планы на ночь. Пусть не горюют, у них есть другие ночи. Целая жизнь ночей. Они ещё не представляют, что такое «Целая жизнь». Счастливчики! А может, и несчастные. Лейли говорит, что всегда была сторонником того, чтобы знать дату своей смерти. Ведь когда знаешь что умрёшь в определённое время, то остаток жизни посвящаешь тому, что надо сделать. Всё успеть. А когда смерть приходит внезапно, то многое остаётся не завершённым, не начатым.
          Дождь немного успокоился, будто кто-то вколол ему ампулу Аминазина, но он не перестаёт лить. Тихо и спокойно. Хочется пить, курить и ни о чём не думать. Абсолютно избавиться от мыслей. Забыть сегодняшний разговор с дядей Фаризом, ужас в его глазах, когда он услышал слово «рак» и слёзы по ещё живому человеку. Он просил, чтобы мы переехали к нему, но я не хочу, чтобы старик видел закат жизни Лейли. Вряд ли он сможет спокойно смотреть на её увядание со слабым сердцем.
          Лейли за спиной. Рисует, как она выразилась, солнечных зайчиков. Не представляю, как такое можно нарисовать?! Мне всё равно, что она там рисует. Пусть только рисует. Рисует за моей спиной. На улице – дождь, за спиной – Лейли; мне уютно. И хочется, чтобы дождь не заканчивался. Чтобы лил и лил, не переставая, целую вечность. На письменном столе лежат незаконченные рассказы, но мне не до них. Мне не до чего сейчас. Я впитываю кожей мелодию дождя, которая не отпускает. Потрясающие минуты. Хочется, чтобы они никогда не заканчивались. Только дождь, Лейли и я. Навсегда! Навечно!!!

Глава 9 http://proza.ru/2012/06/13/784