Медвежий след

Полигонометрия IV класса.  Нерюнгринский район  Якутской АССР. Август 1987 года.

Медведя в дикой природе я видел один раз в жизни -  и то издалека и он мной не интересовался, слава Богу. Но это было не тогда. А тогда занимались мы полигонометрией IV класса, полным комплексом работ, начиная от закладки центров и постройки пирамид и заканчивая наблюдениями. Нет, начинать надо все-таки с выкапывания ям для центров в тех местах, где не мог подойти бурстанок, то есть не выкапывания, а долбления кайлом вечной мерзлоты – кайф полный, особенно в накомарнике, грязь в сетку летит, а не снимешь – и вычерпывания каской набежавшей со стенок оттаявшей воды. ( Вот и каски пригодились, выдали, согласно технике безопасности – как же, лесорубные работы, а сначала кричали «Да на *** они нужны !»).
Кстати, о лесорубных работах. Технология была такая – сначала закладывали центра, потом строили пирамиды с опознаками и лишь затем рубили просеки для прямой видимости, шириной 4 метра, между прочим, а длиной – см. инструкцию. Чтобы прорубить просеку точно с пункта на пункт заранее договаривались о времени, сверяли часы (о мобильной связи тогда не слыхали, раций у нас не было тоже) и в определенное время с пункта стреляли из ракетницы по возможности строго вверх, с другого пункта засекали направление и начинали.
Все было хорошо, пока не кончились ракеты. Но они кончились. И тогда придумали раскладывать большой костер (не под пирамидой, конечно, она ж деревянная, а рядышком, по створу примерно) и, когда он разгорится, навалить сверху побольше кедрового стланика – он дает густой желтовато-белый дым – и уже по дыму определять направление. Но дым поднимался более-менее вертикально только до верхушек крон, а потом его сдувало гуляющим над лесом ветром. Погнали рубить. Что-то, вроде, должен уже быть пункт – долго рубим ( а это не час и даже не два ). Туда-сюда поглядели – а он в стороне метров на сто. Давай теперь с него обратно – не возвращаться же. Уперлись в свою же просеку. Пошли исправлять. В итоге получился обалденный конус, или, лучше сказать, сектор из поваленных стволов ( кто их убирать будет ? ) , будто Тунгусский метеорит прошел, длиной метров 700 и на самом краю его – ма-аленькая такая пирамидка.
Да, так это о лесе. Поехали мы тогда на речку Холодникан мерять уже готовую сеть – там рубить почти не нужно было – гора Двугорбая с 35-метровым сигналом на вершине видна почти отовсюду. Поехали вшестером – я, Сашка Макаревский, Игорь-татарин ( вообще-то его звали Ильдус ), Витя Нешин, Костя Киреев и еще кто-то, уже не помню кто. Бригадиром у нас был Костя. О нем следует рассказать особо.
Тогда ему было лет 40, кажется, или около того. Стригся и брился он один раз в году – перед началом полевого сезона, то есть прямо в поле, в первый-второй день. Таким образом, в конце апреля – начале мая Костя был похож на сибирского купца XIX века – длинные патлы, расчесанные на прямой пробор и , как тогда говорили, окладистая борода, а уже в конце мая выглядел совершенно иначе – круглое бритое лицо и круглый блестящий череп – он не только стригся под ноль, но и брил голову, вернее, его брили. Тогда брил его я. Самое начало июня, только растаял снег, но днем уже тепло и комар, сука, уже донимает – так всегда бывает в начале сезона, по крайней мере, у меня – хожу всю дорогу в накомарнике или в «гюльчатайке» - смотря чего выдадут. Это потом уже в накомарники грибы собирают, подкладывают сетку под шляпу, а поля загибают на манер сомбреро, а пока – я лично носил.
Так вот. Сидит Костя в одних трусах (!) на бревне, а я стригу его тупыми ножницами. Бороду он кое-как сам подстриг – без зеркала, кстати, наощупь. Естественно, ножницами под ноль не выстрижешь, а машинки у нас не было. Потом он вручил мне опасную складную бритву ( сейчас таких и не найдешь нигде ) и поручил брить ему башку. Порезал я его, по-моему, в четырех или в пяти местах, как только ухо не отрезал – не знаю. Понятное дело, комаров налетело – на свежую кровь-то, но Косте они не мешали. И вообще этой парикмахерской процедурой он остался доволен.
Бабы в камералке при поялении Кости убирали со столов и прятали все канцтовары. Он пройдет в дальний угол – там всегда лежали пачки старых бумаг, черновиков и подшивки газет. Берет он эти бумаги – на растопку печки, а на обратном пути, если кто зазевался, тут же что-либо тырит со стола и хрен потом докажешь, что вещь не его. При мне он так украл линейку, обычную деревянную линейку и быстро-быстро пошел с ней к двери. И на крик отвлекшейся Алевтины : «Костя, отдай!» повернулся и невозмутимо ответил ; «Это моя. Видишь – ККМ написано.» Он всегда подписывал вещи К.К.М. – Киреев Константин Михайлович. Эту линейку он успел подписать по дороге.
К своим сорока годам он ни разу не был женат и на подначки ребят – типа, Костя, ну куда тебе одному столько денег ?, а зарабатывал он неплохо – 15 лет на Севере, коэффициент 1.7 плюс все восемь надбавок, неизменно отвечал: «Поеду в Новосибирск на сессию». Он окончил топографический техникум и после этого учился заочно в НИИГАиКе, по-моему, лет восемь, но никак не мог закончить третий курс. По приезде в Новосибирск Костя неизменно подкупал, вернее, покупал аспирантов и студентов старших курсов и они выполняли за него все письменные работы, но экзамены Косте как-то не давались, а подкупать преподавателей он то ли не хотел, то ли стеснялся, честно диплом получить хотелось. Вот такой человек был в то время бригадиром 4-ой комплексной бригады НТГП – отдельной Нерюнгринской топографо-геодезической партии.
Был у нас еще рабочий Коля-калмык, отсидевший 9 лет в Коми и находящийся на высылке. Он отличался тем, что зимой, накануне завоза вина в 15-й магазин ( знаменитая «пятнашка» в Старом городе в Нерюнгри, в Новом был 33-й магазин – вот так вот, на 77-тысячный тогда город только два магазина, торгующих алкоголем ), Коля жил рядом, выходил вечером и обильно поливал водой крыльцо, но только, например, справа. И снег с правой стороны от крыльца. Вода замерзала и превращалась в лед, а на другой день Коля становился с левой стороны крыльца в толпу  ( очереди в «пятнашке» не существовало в принципе ) и «левые» выталкивали «правых» прочь от заветных дверей – таким образом Коля устранял сразу половину конкурентов. Но на Холодникане его с нами не было.
Ну что – приехали на место вечером уже, светло, правда, было. В августе белых ночей уже нет, но вечером еще вполне видно. Поставили палатки, переночевали, а на другой день погнали на работу. Подвезли меня на 66-ом сколько можно было и попер я с двумя штативами и отражателями в гору. На одном штативе вместо ремня веревка синтетическая была – и так она, падла, в плечо врезалась, просто сил нет терпеть. И менял их местами, и под мышку брал – замучился, пока дошел до первого пункта. Поставил тот, что с веревкой, отцентрировал, направил в нужную сторону и пошел на Двугорбую. Стало полегче.
Гора Двугорбая действительно с двумя вершинами и на верхней стоял деревянный сигнал. И вроде рядом она, а пока шел – вспотел весь и захекался. Лес кончился, вокруг одни камни, покрытые зеленым мхом. Абсолютная отметка Двугорбой – 1545 м между прочим – один в один с горой Роман-Кош в Крыму. А поднимался я на нее метров эдак с девятисот. Но, как говорили там – широта крымская, да долгота колымская – замерз на ветру как цуцик. Кстати, интересный момент – сигнал на Двугорбой, наверное, 50-х годов постройки, на центре марка ГУГК при СНК ( Совете Народных Комиссаров ) 1930 года, а вывороченный центр Корпуса Военных Топографов с маркой 1893 г. рядом валяется. Те места и в 80-х были не то, чтоб дикие, а , скажем так, малообжитые, а в конце XIX века и представить трудно.
Короче, еле дождался  сигнальной ракеты ( часа в три дня это уже было ), собрал манатки и попер вниз. Ну, вниз не вверх, быстро дошел, да и Витька подъехал почти к нижнему пункту. Приехали в лагерь. Витька взял ружье : - Пойду, посмотрю, видел оленя задранного, может, кто и подойдет туда. Ну, ему что – особо не напрягался, да и местный он, привычный.
Да, а эти придурки уже грибов насобирать успели и собрались их варить с тушенкой. Нужно сказать, что в Якутии съедобные грибы надо ой, как поискать, а вот оленьих полно.
- А что, их жрать можно?
- Олени жрут, значит и нам можно.
Это уже Костя – пятнадцать лет на Севере и такое учудить. Ну ладно. Варим грибы, темнеет. Прибегает Витька, взмокший весь:
- Да, давно я так не бегал – километра два отмахал!
- А что такое?
- Да сунулся я к тому оленю, а Миша на меня из кустов зарычал, что я позарился на его тухлятину. ( Медведи любят оставить задранную дичь полежать некоторое время, чтобы мясо, значит, с душком было. )
- Так у тебя ж ружье.
- Ты что, сдурел? Кто ж на медведя в одиночку с ружьем ходит? Тут автомат нужен. Помню, говорит, мы с братом били медведицу с 66-го, с кузова – он стреляет, я заряжаю, потом наоборот, так девять раз стрелять пришлось с двух стволов, пока завалили.
- А как же раньше, говорят, с рогатиной ходили?
- Да сказки это все.
Стемнело уже почти. Сидим у костра, едим потихоньку, чай пьем. Да, а грибы эти – почти полное ведро – так Витька с Костей практически сами и сожрали, я съел только одну миску, а Сашка с Ильдусом вообще не ели. Ильдус себе что-то отдельно пожарил.
Ну, сидим, значит, у костра, разговариваем. И все истории что-то о медведях пошли. И как в Чульман повадился один медведь ходить, 7 человек, говорят, задрал, а убил его 15-летний пацан случайно. И как мужики динамитом рыбу глушили, а на другой день пришли на речку в то же место и видят картину – Миша берет камни двумя лапами, кидает их в воду и смотрит – где же рыбка? Это значит, пока они динамит кидали, он смотрел на них из кустов и запомнил все. И как мужики у костра сидели, ну вот как мы сейчас примерно, дровишки подкидывали, а потом кто-то кинул в огонь целую колоду неколотую еще – ну искры на всех полетели, вскочили они – ****ь, какой дурак так пошутил? А потом притихли как-то, смотрят – а все на месте, а в кусты кто-то ломанулся с треском – не иначе как он, Миша, значит. И как студенты в лагерь вернулись, двух медвежат там увидели и начали с ними играть, придурки. А потом мамаша пришла и раскидала их всех, а одного и загрызла. Результат – один труп и два покалеченных. Веселые, в общем, истории. Посидели еще и разошлись спать по палаткам.
А грибочки-то эти, оленьи, оказались не ядовитыми, конечно, но условно съедобными, типа наших сыроежек. Я ночью просыпался раза три – и тошнило, и в горле стояло что-то, но лень было из спальника вылазить. А Витька с Костей бегали наружу раза по три каждый – один посрать, другой поблевать. Ну, слава Богу, все живы остались. Утром встаем – что такое – все наши банки пустые из под тушенки и сгущенки разбросаны по округе. ( А мы никогда не свинячили – весь мусор складывали в одно место, потом прикапывали.) Когда ешь тушенку, в банке всегда остается жир с волокнами мяса, а эти жестянки разбросанные были вылизаны до зеркального блеска и вмятины от зубов таких неслабых на них тоже были. Витька походил вокруг, посмотрел и следы медвежьи обнаружил во множестве – большие и маленькие. То есть как раз в эту ночь, когда двое отравленных, не помня себя, выбегали из палатки по своим делам среди ночи, тут же рядом медведица с медвежонком ходила. Но обошлось.