Просто Женька

Городская
От матери ей достались черные глаза и улыбка с ямочками на щеках. А заводная и любопытная Женька была в отца. Потому и засыпала вопросами всех без разбору. Взрослые, зачастую отмалчивались. Лишь мальчишки во дворе на все ее почемучки отвечали «иди ты в баню».
При слове «баня» Женька замолкала, но не надолго.
Как-то в автобусе, сидя у отца на коленях заметив темнокожего пацаненка, она не утерпела:
– Почему он такой грязный?
– Он такой и родился, – стараясь не привлекать внимание, не громко ответил отец.
– Где ж такие чумазые родятся? – немедленно последовал вопрос.
– В Африке! – сказал веселый парень.
Женька насторожилась. Она много раз слышала «про Африку». Все, что нас окружает, и есть Африка, – мгновенно решила девочка и смело предложила:
– Отмыть его надо хорошенечко!
– Пробовали – не отмываются.– Улыбнулся отец мальчика еще более «чумазый».
– И в бане мыли? – оглядывалась, словно заговорщица, спросила она.
– Баня! У нас в Индии солнце палит, аж зубы плавятся,– подмигнул он сыну.
– И как же вы только там живете? – обратилась она к мальчику.
– Это что! Вот в Сахаре жарища – куриные яйца можно варить в песке, – с гордостью поддержал отец мальчика.
– Ух, ты? – замотала головой Женька. – Вот это да! В сладком сахаре детишки живут! Ты чо, шоколадный что ли?
– Самый настоящий! – громко пояснил бойкий пацаненок. – Потрогай, – и протянул ей руку.
Она осторожно похлопала ладошкой по блестящей, словно запеченной руке, заглянула в лицо, выискивая носом горелый запах. Мальчик свободно улыбался белыми ни чуточки не расплавленными зубами. Женька зажмурилась от его широкой улыбки и, приоткрыв глаза, улыбнулась ямочками на щеках.
– Тебя как зовут?
– Себастьян, а тебя?
– Женя.
– Ты мальчик?
– Девочка.
– Странно!
– Чего странного?
Дети болтали, никого не замечая вокруг.

Уже с утра в детском саду все знали про Женькино знакомство, про Индию, где на улицах живут обезьянки-воришки, и таскают все у добрых людей, и про таинственный сказочный юг, где круглый год лето. И что солнце там, запекает кожу людей темным блеском и кудрявит волосы.
Женька обожала дружить с мальчиками – с ними можно смело разговаривать и смеяться от души. С девочками ей было сложнее – они обижались, дулись, как одуванчики, и скоро наскучивали ей.
Однако два брата-мальчугана, жившие по соседству не давали Женьке прохода. «Ой, смотрите, красавица идет – «Кукла глазастая». Она тоже приклеила им прозвища: младшего она называла «Косолапый», а старшего – «Дылда».
Теплым осенним вечером, когда горизонт отражался розово-золотистым шелком в окнах домов, Женька светясь словно солнечный зайчик, вприпрыжку возвращалась с прогулки. Не успела она ступить на площадку, как словно из-под земли появился «Дылда». Женька в дверь – он не пускает. Она, не долго думая, так его толкнула, что он стукнулся о косяк. «Дылда» схватился за ушибленное место, а она колотила по рукам, приговаривая.
– Вот тебе! Получи!
Он смутился, покраснел, поднял руки вверх и завопил:
– Все, хватит, сдаюсь!
– Так тебе и надо! Получил, «Дылда»! – Показав язык, убегала девочка.
Братья не отставали, им нравилось заводить Женьку. Как-то дрессируя щенка овчарки, старший, направив его в сторону Женьки, крикнул: «фас». Пес рванулся, мальчишки напугались, а Женька повернулась к собачке и ласково заговорила:
– Хорошая, иди ко мне.
Ушастый щенок остановился, понюхал Женькины коленки.
– Ух, ты! Какая сабоченция! Дай лапу! – попросила, нисколечко не испугавшись.
Пес носом потянулся к руке, и завилял хвостом, виновато опустил глаза, поднял тяжеленькую лапу в Женькину ладошку.
– Какой хороший, я буду звать тебя «Верный»

Дружба

Мальчишки после этого присмирели. Женька словно укротила братьев. А щенок стал отзываться на новую кличку.
Зима стояла снежная. Зимние забавы сдружили детей. Женька каждое утро тащила санки и стучала в соседнюю дверь:
– Эй вы, сони, пойдемте на улицу, там снегу навалило целые горы.
За дверью слышались возня и лай собаки. Наконец, появлялась Пашкина голова, сонно спрашивала:
– Чего в такую рань?! Спать охота.
Следом показывался собачий кожаный нос, втягивая знакомый запах, затем и сам пес протискивался в приоткрытую дверь. Девочка гладила щенка и прижималась к нему щекой, и вместе с санками вваливалась в коридор.
– На улице снег идет, а они дрыхнут!
– Снег он и в Африке снег, – зевая, отвечал старший.
– Да ты чо, Паша, шутишь?! Ты разве не знаешь: снега в Африке не бывает вовсе, – заводя ребят, вдруг шумно вздыхала.
– Вздыхает она! Разбудила, и вздыхает!
– Хорошо, что у нас есть зима с белым-пре-бе-лым снегом, – протягивала она, представив детей, которые никогда не видели снега.
Пашка не успевал проникнуться ее печалью, как она уже смеялась, глядя на Сашку. В сравнении с братом, он был худеньким – одежда на нем была свободной и на тонкой шее голова казалась большой. Сашка пытался натягивать валенки, а пес стаскивал их, ухватив зубами.
Потом они неслись с крутой горы на санках, как вихорь. Снежная пыль, колко ударяла в лицо, щипала щеки. Все летело кувырком, они падали, Верный мчался рядом и громко лаял. Как здорово было кататься с мальчишками и их четвероногим другом. Во дворе их прозвали «Святая троица и собака». Видно бабуся набожная была.
Женька, как и все дети, зачарованно ожидала Новогодней ночи с подарками и запахом апельсина. Ей подарили мягкую игрушку, славную большую, с пластмассовым носом и глазами пуговицами – а ей хотелось живую собаку, настоящего друга.
Братьям под Новый год купили велосипед. Он стоял новенький в коридоре, дожидаясь весны. Когда Пашка позвонил в блестящий звонок, Женька чуть не оглохла от радости. «А можно мне посидеть». Пашка помог Женьке взобраться на сидение – ноги не доставали до педалей, зато руки дотягивались до руля, и она крепко за него держалась.
Дети подрастали. У Женьки появилась сестричка, и она веселилась вместе с ней. Серьезный дед, и тот не мог сдержать улыбку, когда смеялись его красавицы внучки. Дед первым заметил, что в Женькиных глазах поселились два веселых чертенка. С тех пор там и жили в чудном блеске.
Безнадега.

Не долго длилось Женькино счастье. Не успела она нарадоваться, как мир переменился. Сестренки, стоя на подоконнике, провожали папкин самолет, который летел в Индию. Запомнилось, как Машенька тараторила: «самолет, самолет, унеси меня в полет. А в полете пусто…» В синем небе самолет казался огромной птицей, но вдруг железная громадина рухнула на город, прямо в их двор.
Женька не могла до конца понять, почему нет больше любимого папки. На кладбище, увидев перед собой глубокую яму, Женька вырвалась из чьих-то рук и прыгнула в могилу на гроб, опустилась на колени и завыла как зверек, и закричала: «Папка, родненький, зачем они тебя закрыли!». С матерью стало плохо. Все шептались, что плохая примета. Женьку вытащил из могилы дядя Сережа – сосед из дома напротив.
Радостные Женькины мечты сменились печалью. Как она не хотела, чтобы папка летел в эту самую Индию, хотя он обещал привезти ей живую обезьянку и купить велосипед с блестящим звонком на руле. Не скоро Женька смирилась, что невозможно воскресить отца, часто звала его во сне, и просыпалась. Вспоминала, как отец присаживался на корточки, раздевал её, снимал шапочку, целовал в лоб и щеки. Заглядывая в его глаза, улавливая запах рук и рабочей одежды, она обнимала его за шею, забывая, про все на свете.
Тоскливо стало и пусто в их доме, никто не растолковывает ей, как надо жить на свете. Потеря отца больно давила на не окрепшую душу Женьки, и вылилось в недетскую дерзость. Она решила быть сильной и не реветь, рано рассталась со своими игрушками. Теперь и велосипеды вызывали у нее отвращение, а при слове Индия, закрывала ладонями уши.
Обида

За последнее время мать измучилась, часто отводила глаза. Она учила детей в школе, за тетрадками просиживала до ночи. А своих девочек поручила соседу Сереже, который, как к себе домой, явился к ним и стал хозяином. Он работал грущиком в кафе, где делают торты. Мать сначала была рада лишней копейке в доме. И Сережа поначалу строил из себя святого. Но не прошло и полгода, как он стал злоупотреблять доверием матери. Сосед воплощение «доброты» пустился во все тяжкие, взялся пить, приводить домой дружков собутыльников. «Рыжий» – живого места на нем нет, весь в крапинку, и смеялся мелко ненатурально, словно китайская игрушка. По утрам он стонал и был злой, но после выпитой рюмки становился «добрым» и щедрым. Ему не стоило большого труда влюбить в себя Машеньку, которая очень хотела, чтобы у нее был папка. «Рыжий кот» – так за глаза, называла его Женька – разговаривал с Машей ласково, покупал мороженое. Как-то купил куклу – Маша была счастлива. Женька не понимала и не задумывалась, отчего дядя Сережа Машу любит, а её нет.
Она пожаловалась своему другу: «Как жить с этим «Рыжим», пьет и пьет водку как сок»? – «Женя, ты только скажи, может ему в глаз дать! Чо ему сделать? Мы ему сейчас навешаем с Санькой. Котяра сидячий, прилип как паук»!
Женька не понимала, что означают эти слова, и почему все тело дяди Сережи в синих рисунках. Запах – нестерпимый запах от водки преследовал Женьку повсюду, даже во сне. Ничего общего не было с запахом отца – чистым и родным. Она хлюпала носом, плакала. Пашка вытирал ей щеки и нос. «Верный» крутился тут же, тыкался носом в глаза.
Когда «Рыжий» обозвал ее «дурой безмозглой», она, назвала его придурком. Так он после всю ночь спать всем не давал. «Выведу я вас на чистую воду, будете у меня по струнке ходить. И тебя, чертенок, плеткой буду воспитывать. Меня все уважают на работе. Все! Слышишь ты»!
Мать, всегда жизнерадостная мать, теперь поникшая, будто у нее отобрали улыбку, беспомощно умоляла Женьку просить у дяди Сережи прощения. Не попросила – не смогла даже ради матери – я ему припомню «дуру» – кусая губы, думала Женька.
Машенька обожала Женьку, потому, как старшая всегда делилась с ней: конфетку, и ту сама не съест, сестренке прибережет, – и все свое свободное время проводила с маленькой; вместе плакали и смеялись – спрячутся в спальне и секретничают:
– Жень, а Жень, а луна, чтобы мы не боялись, да?
– Конечно.
–А я, её боюсь – луна смотрит большим пребольшим глазом.
– Не бойся, Ма, она светит звездочкам, им в темноте веселей с луной.
– Звездочкам весело, а я все равно боюсь. Луна такая страшная! А Она холодная? Маша глядит испуганно на луну за темным окном.
– Луна – хорошая, теплая, как лампочка.– Отвечала задумчиво Женька.
Лунный свет расширяет на подоконнике цветы и тени и спальня превращается в сказку для них обеих. Но появляется как из ларца дядя Сережа. И сказка заканчивается, начинается воспитание. «Ну, как дела в школе, Женьк? Ну-ка, принеси дневник». Женьке его тон сразу напоминает прошлые проверки и придирки.
На полях тетрадей она рисовала головы красавиц. Дядя Сережа смеялся над её рисунками. Находя сходство рисованных красавиц с Женькой, был просто без ума и требовал. «Нарисуй меня, Женьк, а! Чтоб портрет большой! У тебя получится! А я тебе денег дам».
Она пробовала его нарисовать, но ничего хорошего не выходило. Дядя Сережа не вдохновлял ее. А если и получалась физиономия, то походила на рыжего пьяницу, с красным носом, на котором Женька специально расставляла множество точек. Дядя Сережа открыто издевался над ней, язвил, что она и рисовать то не умеет. Женька начинала нервничать, а Маша успокаивала дядю Сережу, чувствуя маленьким сердцем, что это добром не кончится:
– Ты же видишь, папа, что она не умеет рисовать дяденек.
Женька не жаловалась матери. Даже, когда дядя Сережа, багровея от гнева (она не желала разговаривать с ним) сгробастал в кучу и выбросил с балкона её вещи. Все что попало ему под руку, выкинул в жидкую грязь. Она бежала вниз по лестнице плакала, собирала под дождем учебники и тетрадки, они снова падали в жижу. Женька поднималась, пряча мокрые вещи, прижимаясь к перилам. Пашка, заметив слезы, остановил ее, тряс за плечи: «Что случилось»? Женька мотала головой и ревела еще сильнее. Пашка стиснул зубы и сжимал кулаки. «Скажи, это он, этот Котяра тебя обидел»?
Колготки она постирала, тетрадки заменила, а школьные учебники пришлось выкупить, экономила на обедах. Дядя Сережа, добро бы еще подгулявший, а то трезвый, знал, что она не скажет матери, продолжал тайную войну с девочкой, вовсе не пытаясь стать для нее отцом.

Сила красоты

Время шло, и Женька замечала, заглядывая в зеркало, что становится все больше похожей на мать. После окончания начальной школы пошли они в поход с классом. Солнце пригревало по-летнему. Все присели в тени берез на молодую травку. Девочки поближе к учительнице. Потом мальчишки разбрелись неподалеку, пробовали на зуб синенькие цветочки, высасывая свежий сок, и жевали пахучую черемшу. А Сашка стоял рядышком, не отрываясь, смотрел на Женьку. Она, срывая цветы, заметив Сашку, подмигнула и весело пропела «Только ромашка знает про Сашку»… Женька в шортах, и в рубашке превратилась в озонную девчонку. Глаза стали яркие, пучки лучей так и сыпались из них. Сашка подошел к ней вплотную и сказал. «Хочешь, Жень, про тебя песню спою». «Девчонка в шортиках, в цветной рубашке, в глазах два чертика в зубах ромашки» Женька щурилась от яркой листвы и улыбалась.
– А, правда, у нас Женя красивая?– Спросил неожиданно громко Саша.
– Красивая, это верно, – ответила учительница.
– И мой брат говорит, что у нас в классе Женька самая симпатичная.
– А ты сам как думаешь?
– Глаза у неё красивые. Таких глаз я ни у кого не видел.
– А вот у вас муж красивый? – тут же спросила Женька
– Умный!
– Значит, не красивый, – разочарованно протянула девочка.
– Красота – это страшная сила! – Процитировал Сашка услышанную где-то мудрость.
– А что важнее красоты? – Спросила Женька.
– Красота сама по себе ничего не стоит, ослепляет только. Красота есть во всем, но не всегда красота уживается с разумом. Поэтому набирайтесь ума. Разум всегда победит. Красивое есть – и нет его, улетучилось. Вон красивая бабочка села на цветок, вспорхнула и улетела. А что осталось!
– Цветок! – уверенно ответил Сашка.
– И цветок завял, – твердо сказала учительница.
– Осталось, осталось! – Веселилась Женька.
– Что осталось?
– Кто видел эту красоту, вот кто остался! – догадалась она.
– Любовь важнее красоты. Вспомните сказку «аленький цветочек». Вот что может сотворить любовь и не только в сказке!
Женька вспомнила, что мать с бабушкой вечно спорили:
– А что если люблю я его?
– Он должен любить тебя и твоих детей.
– Сергей и так, мама, сколько времени девчонкам уделяет.
– Вот-вот! А ты замечала, как Евгения от него шарахается? А он словно рыжий кот ластиться. Зачем жить с человеком, от которого никакого толку?
– Мама, ну что ты говоришь? А сколько сладостей он детям приносит.
– Сладостей ему ничего не стоит принести, он их не покупает. А ты сама, где твоя улыбка? Любовь! Беда это, а не любовь, посмотри на себя. Свет в глазах погас от такой любви. С ума не сходи, девчонок своих береги. Ты не смотри, что он ластится, этот своего не упустит…
Свобода


А «Рыжий», кажется, и не любил никого, и любить не собирался. И начал потихоньку приставать к Женьке, погладил по ноге, обещая ей денег, если она не скажет матери.
Он вошел в комнату. Женька спала. «Рыжий» уговаривал ласково, потрогал ее маленькую грудь, снял с нее плавочки, прикоснулся чем-то липким. Женька окончательно проснулась, отрыла рот, чтобы кричать. Он закрыл ей рот рукой. Если бы не мать, которая неожиданно вошла в спальню, он бы Женьку, наверное, задушил.
В этот же вечер избили «Рыжего», крепенько избили, в подъезде. Живого места на нем не было. Женька поняла, кто это сделал. «Рыжего» увезли в больницу, и он больше не появлялся у них в доме.
Мать вдруг опомнилась, стала больше времени проводить с дочками. Женька оправилась от испуга, понемногу успокоилась. Из девочки похожей на зверька, стала выявляться юная девушка. На ее рисунках вновь появлялись дамы в широких, бальных платьях с глубоким декольте. Машеньке и бабушке очень нравились ее рисунки. Читая «Капитанскую дочку» и «Дубровского», Женька думала «Как хорошо бы родиться в прошлом веке, когда мужчины стрелялись на дуэли, и любить умели по-настоящему. И все чаще рисованные Женькой красавцы-молодцы напоминали храбрых пушкинских героев. И бабушка наставляла внучку, глядя на рисунки, что все развитие общества зависит от женского роду: как она позволяет мужчине вести себя с ней, таков и будет кавалер. «Фу, слово то, какое, «кавалер». Придумает же бабуля!», – морщилась она, забывая, что дамы и кавалеры как раз и были в том веке, в котором она мечтала родиться.
В период губительной перестройки в стране все перемешалось, взрослые и дети, устои и традиции. Книжные романы стали наводить на Женьку тоску, а заграничные фильмы возбуждали интерес. Первый поцелуй с Сашкой казался ей дружеским. И она вовсе не думала в Сашке видеть своего героя. Он не входил в ее планы – был просто первым опытом. А ей хотелось все узнать про взрослую тайну. Если она не появлялась на занятиях, все знали – у Женьки новый роман. Правда, длились они недолго – юноши не выдерживали натиска ее неуемной натуры. В последнее время и сверстницы сторонились – их шокировали Женькин тон и выражения. И в одежде она хвасталась не выбором, а открытостью беспрерывного, простодушного кокетства.
Так и не вошла Женька во вкус учебы, как стремительно промчались школьные годы. На последнем звонке стало грустно – она вспомнила отца и Пашку, который служил в Армии уже второй год и писал ей письма, умоляя «Милая, единственная моя девчонка, дождись меня, красавица моя, и все будет хорошо». Прислал фото, на котором был в военной форме.
Женькино детство закончилось, и надо было становиться взрослой. В свои семнадцать лет она не была наивна, да и женская природа раскрывалась, требуя любви. Чертенята пробуждались в тихом омуте её чудных глаз.
Взрослая

У девушки была фигура с претензиями на модель, но вот ростом не вышла. Женька все же не теряла надежды сразить кого-нибудь на повал, и потому носила обувь на высокой платформе. А для полного эффекта ходила в джинсовых шортиках, больше похожих на плавочки. Так как эти шорты «где начинались, там же и заканчивались». Да и вещей то у нее было – раз два, и обчелся, похвастаться было не чем..
Представьте себе такую картину. Жаркий летний полдень. На улицах асфальт раскаляется до бела. Солнце выживает людей на пляжи, дачи, поближе к природе. Те, которые остались в городе, изнывают от жары, облачаются в легкие одежды. Но даже в городах-курортах вряд ли увидишь ровный сибирский загар под столь откровенным нарядом, как у нашей Женьки. В добавок к портрету: на макушке кисточкой для малярных работ торчал хохолок черных волос. Этот хохолок придавал ей необъяснимый шарм. И вот она вышагивает в шортиках, в джинсовой обтягивающей кофточке с глубоким вырезом, схваченным тонкой шнуровкой и кусочек синего неба отражается в ее глазах.
Девочки, заметив Женьку, останавливались, тянули за руку родителей, показывали пальчиком в сторону Женьки, заглядывались на блестящую заколку, готовую, кажется, упорхнуть с её жгучих волос. Это украшение не давало покоя маленьким модницам, которые не могли отвести глаз от нее. Малышка, одергивая мать, настойчиво просила:
– Мамочка я тоже хочу такую прическу, как у этой красивой тети, – прикладывала ручонку к голове, стараясь растопыренными пальчиками изобразить подобное у себя на макушке.
Женька, весело подмигивая малышке, советовала:
– А ты себе прилепи жвачку на голову, потом выстриги её вместе с волосами, и у тебя будет точно такая же.
Заметив интерес дочурки, позабывшей про жажду, мамочка спешила оттащить ребенка, уговаривая:
– Давай, Катюша, лучше водички тебе купим.
– Не хочу водички! Хочу бабочку, вот сюда! Купи мне бабочку! Красивую бабочку хочу, – капризничала малышка, хлопая ладошкой себе по голове.
Женька устроилась продавцом в отдел тканей крупного торгового центра. Этот отдел был словно подиум для показа всех её достоинств.
С раннего утра, получив порцию солнечного загара, веселая, запыхавшаяся прибегала она на работу. За прилавком, где висели портьерные ткани, она выглядела очень выигрышно. И хотя солнце совсем не попадало в просторы торгового зала, а лампы дневного света искажали цвет Женькиных глаз, но не могли скрыть их красоту. В торговый центр зачастили иностранцы. Чудный фасон шортиков, высоко открывал загорелые стройные ноги и сводил с ума цепеневших «джигитов». Женька, забавляясь, выходила из-за прилавка, скрестив руки на груди: «Пусть у них глаз выпадет и крыша съедет». Но когда один «джигит» откровенно щелкнул пальцами, она неожиданно жестко спросила:
– Вам что здесь, музей восковых фигур! – тот замер на месте. – Чо, в зобу дыханье сперло?
– Почему так говоришь, красавица? Ворона тебе, что ли, джигит? – воскликнул он, наконец.
Другой, развел руки, громко поддержал Женьку:
– Ты щто, Вахтанг, красивых девущек не видел? А!
Женька хмурилась, смотрела исподлобья, но до конца не выдержала игры. Портьерные ткани спасали её. За ними Женька смеялась от души, лицо её пылало, глаза искрились, становились еще милее.
– Вот бесенок, – укоряла, продавец соседнего отдела Марина.
Но когда парни задерживались и от нечего делать покупали игрушки, Марина, довольная, хвалила Женьку:
– Ты у нас приманка для покупателей. Так и прут валом, особенно мужики.
– Скукота, – отмахивалась Женька. – Ходят тут «Буратины» с глазами, трудные как задачи. Хоть бы ткани метров десять прикупили, выручку бы мне сделали.
Говорила она громко, и джигиты покупали материю.
Когда появилась Женька в торговом центре, пошли разговоры:
– Вы посмотрите на неё! Явилась! Можно подумать, здесь стриптиз-бар, – прогудела тучная дама, проходя мимо и боясь задержать свою фигуру рядом с эффектной Женькой.
– Безобразие! Ещё чо придумали! К чему это! – поддержала её еще более широкая покупательница.
Продавцы тоже пытались урезонить, мол, этот наряд, точно, больше подходит для девушки определенной профессии. Женька понимающе слушала, но продолжала ходить в шортах.
Наконец, вмешалась директорша – женщина строгих правил торговли, с многолетним товароведческим стажем. Уже давно она выработала тактику поворачивать разговор так, будто все ей чем-то обязаны. Подарки принимала без разбора, не нужные в хозяйстве выставляла в отделы на продажу. Прикидываясь глухой, когда слышала то, чего не хотела слышать. Директорша – щеголиха и модница – давно была вдовая. Еще при советском строе поговаривали, будто она живет, как царица. В те времена многие «доброжелатели» горазды были распускать клевету, но у неё в доме действительно мыли, убирали, белили и красили работники магазина.
Директорша, привыкшая повелевать, и сейчас не церемонилась – сделала замечание Женьке при покупателях. Девчонка мигом вспыхнула, готовая постоять за себя, блеснула глазами яркими, как огонь, шумно вдохнула и выдала ясно:
– А вы уверены, что у меня есть длинные вещи! И я же не даю рекомендаций, что вам носить. Мне совершенно без разницы: в шортах вы, или в юбке.
Директора смутила такая «субординация» и она растерялась. Лицо молочного цвета, до того дышавшее спокойствием, сморщилось, покрылось алыми пятнами, видимо представила себя в плавочках-шортах. Наконец, глотнув воздуха, вскричала:
– Вон! Сейчас же, вон от сюда! Чтобы завтра же тебя здесь не было, маленькая дрянь!
На громкий крик сбежались охранники – показать свою доблесть. Собрались, как на зрелище, любопытные покупатели. Словоохотливые уже давали советы, поглядывая на Женьку, как на диковинку. Женька почувствовала, что поторопилась, но не выказала внутренней борьбы – просто отошла в сторону, изображая равнодушие. Начальник охраны – оперативник по жизни, осанистый, с тяжелым животом и твердым, как у терминатора, подбородком – произнес гортанно:
– Да таких-то вольных и на работу не стоит брать!
Продавец игрушек, видя, что дело заходит слишком далеко, и опасаясь за выручку, вышла из-за прилавка:
– Отойдите от отдела, не мешайте работать, лучше занимайтесь воспитанием своих детей.
Покупатели уставились на продавца, пришли в себя, огляделись по сторонам, заметили, что Женьки рядом нет, нехотя разошлись.
Победа
Утренний ветер принес пронзительную сырость. Собаки, сопровождаемые хозяевами, дрожа и горбясь, выбегали на улицу по надобности. Тут же судорожно поджимали хвосты и быстро возвращались в тепло людских жилищ. Женька не обращая внимания на ветер и сырость, запрокинув голову, шла на работу в черной, длинной предлинной юбке, зауженной к низу у щиколотки. С чувством самодовольства поглядывала она на свое отражение в зеркальные витрины.
Продавцы магазина, где Женька работала, поразились, дерзко откровенным разрезом стильной юбки. Свободной походкой Женька дефилировала по магазину туда и обратно, словно показывая тем самым, что до угроз директора ей нет никакого дела. Однако, юбка, да еще такая длинная, подействовала на директора умиляющее. Начальница даже похвалила.
– Ну вот, можешь, когда хочешь!
А Женька, сделав подчеркнуто красивый жест, повернулась спиной и удалилась, мелькая кружевным верхом черных чулок в откровенном разрезе. Директриса ахнула.
– Вот чертенок, не мытьем, так катаньем! Что ты с ней будешь делать!
Чувствуя внимание окружающих, Женька думала, что победила. Она даже, кажется, начала задирать нос, и продолжала ходить в шортах. А тем, кто озадачился происходящим, объясняла: «Понятно, что директора жаба задавила. Не может себе позволить надеть такую одежду – вот и бесится старуха».
По-другому Женька не думала. Да и зачем? Ей хотелось вдыхать свободу, как запах дорогих заграничных духов. Ее тянуло туда, где праздник и где её красота блистала бы гранями алмазов. Случай заставил подумать, что есть какие–то правила приличий и другие отношения между людьми. На свою коронную фразу, обращенную к парню: «Ты чо фригидный?», – она не получила никакого ответа. Её просто проигнорировали. Парень даже взглядом не удостоил её, только зубы стиснул. Она пустила в ход своё оружие: улыбку, глаза, раскачивание стана, плавный оборот «хула-хупа», – ничего не действовало. «Вот тебе раз», – задумалась девчонка.
Полагая, что от частых дум появляются морщины, она предпочитала не думать, а действовать. Парень, тем временем, отвернулся и процедил:
– Вот, б…дь !
– Не, б…дь, а жизнь не удалась, – поспешно ответила услышанной где-то фразой.
Ответа не последовало.
–Ты чо, верный муж? – пыталась добиться ответа, произнесла вызывающе Женька.
Но парень молчал.
«Неужели я ему не нравлюсь, – лихорадочно соображала, удерживая улыбку. – Чем это не вышла: лицом или телом».
Женька смутилась, покраснела. Странно было видеть её растерянной. Взглянув на парня, она наигранно хмыкнула, пожала плечиком, отступилась. Ей стало душно, в голосе появилось волнение, на лице – некая задумчивость. На самом деле она была девочка добрая, от природы чувствительная.
Путаница
Коротко лето в Сибири. Уже пахнет прохладой утренний август. Вот и Женькин наряд сам собой изменился. Стала она одеваться в юбки, все ж таки чуть больше прикрывающие ноги, чем шорты, но по-прежнему удивляла откровенностью в одежде. Но любовные мимолетные встречи наскучили ей. Она хотела настоящей любви. Однако, мечтала не о Золушке, ставшей принцессой. «Пусть дурочки шьют или крестиком вышивают. Я красивая и найду богатого, – думала Женька. – А полюбить-то уж смогу. Уж так его полюблю, что всем чертям досадно будет. Вот только, где же богатого найти? Хоть бы кто подсказал: в тихом омуте искать или в шуме и гаме. Привет, – улыбалась она, – не в цирке же его искать! Что он – клоун что ли. Нет, его место – ресторан или ночной клуб. Богатого да молодого, там и искать надо», – заключала она свои мысли.
«Поспешишь – людей насмешишь», – всегда приводила, пословицы и поговорки бабушка, – а ты все равно как сорока, которая с налету хватает то, что блестит. Не разбираешь, думаешь: кого сгребешь, тот и твой. Нет, девонька, дождись. Успеешь еще, моя хорошая, найти свою половинку.» – «Ждать! Сколько же еще можно ждать!» – заблудилась в желаниях, словно в потемках Женька. Пашка предлагал ей после армии замуж говорил, что она и есть его половинка – не пошла, считала, что маленький он, не пара ей, и внешностью не вышел. А Пашка взял, да и на Светке однокласснице женился, и ребенка родили. В сердце у Женьки была после этого такая пустота. А в голове много чепухи и дикая путаница понятий, он так Женьку любил. Теперь он гуляет с ребенком, счастливый! «Где такого Пашку найти теперь! Дура», – корила она себя. Если бы сейчас он предложил – она была уверена, он целовал бы ей ноги и любил бы всю жизнь.
Вечер
Был у Женьки Димка – женатый парень, да и то встречи стали редкими. И, как последнюю попытку, удержать или вернуть его внимание, которое стало угасать, решила Женька устроить ужин при свечах, дабы совсем не потушить костер любви.
О встрече она предупредила Димку заранее, но про ужин умолчала. Подготовка к вечеру длилась целую неделю. Пригодилось все, что она знала о сервировке стола; что не знала – выспрашивала. Был какой-то кураж в этом её желании. Все было учтено. Красивую посуду и подсвечники выпросила у знакомых, дорогие шторы и покрывало взяла напрокат с выставки портьерных тканей из своего отдела, нарядную тяжелую скатерть вытащила из упаковки – решила, что с ней ничего не сделается за один раз, потом вернет и все.
Наконец, наступил долгожданный вечер. Женька немного волновалась, оглядывала комнату придирчивым взглядом. Все, казалось, было предусмотрено и учтено. Мать с сестрой под предлогом болезни бабушки отправлены в другой район города. Часы пробили нужное время, а его все нет. «Что-то не так, – подумала она. – Про «ужин при свечах» нужно было ему сказать. А что если он не придет!». Она себе представить не могла – просто не знала, что она сделает. Паника начинала нарастать в горячей душе её от мысли, что Димка может не придти. И вдруг звонок в дверь! Женька не могла сдвинуться с места, потом метнулась к двери и долго не могла открыть замок – крутила не в ту сторону.
Самодовольный парень лениво улыбался:
– Привет. Чо звала? – процедил он сквозь дым сигареты.
Вопрос смутил её, и она растерянно предложила:
– Ты проходи, я тебя давно жду.
Он нехотя прошел в распахнутую дверь. Тут был полумрак. Димка огляделся, думая, что они не одни, обратил внимание на необычную одежду Женьки. А та была ни жива, ни мертва – сердце сильно билось в груди её.
– Одна что ли? – пристально посмотрев ей в глаза, спросил Димка.
– Одна. Проходи, – ответила еле слышно дрогнувшим голосом.
Димка, оценив обстановку, виновато оглядел свой костюм – джинсы, футболку:
– Ты извини, я не знал, что у тебя праздник. Хоть бы, предупредила, я бы приоделся. Ты, вон какая дама! А я …
– Ну что ты, я хотела тебе сделать сюрприз, – заговорила, торопясь, а сама не знала, куда руки девать: то смыкала их спереди, то отводила за спину.
– Это тебе удалось, – пробубнил он, с удовольствием притянул её к себе сильными руками и чмокнул в щеку. – Хорошо у тебя! Ты чо, совсем одна? – еще раз огляделся, перехватив её взгляд.
– Садись, чо стоять то, – быстро предложила она, чтобы унять дрожь в голосе и руках.
Они сели за стол. Красивые подсвечники, полумрак и свечи, много свечей, изысканные блюда – она старалась. Все приготовлено по списанным рецептам: салат, горячее, десерт, грузинское вино. Музыка выбрана заранее. Ели, как в ресторане – вилками и ножами, пили из высоких бокалов. Она подавала все с салфетками на красивом подносе. Ужин достиг совершенства. Димка смотрел на неё во все глаза. Она была как свежий плод, он чувствовал его прохладный вкус. Её черная кружевная блузка, одолженная подругой, длинная черная юбка, придавали ей женственности. Женьке хотелось быть дамой и чтобы, Димка был её кавалером. Она, прищурившись, смотрела и представляла его во фраке с белым высоким воротником рубашки. Нет, нет, он в костюме гусара. Он с черными усами и в высоких ботфортах. Таинственные тени от свечей и Димка – он ей нравился. Она улыбалась.
А Димка – он был рад встрече с нежной Женькой, она его возбуждала. «Вот чертенок, чего-то задумала не спроста. Этот прикол что-то новенькое в её репертуаре, – думал он, – надо быть поосторожнее с ней». Однако, она влекла его, и он дорого бы заплатил, чтобы побыть с ней не только до утра в своей потребности любви.
Утром он сказал на прощание: «Хотелось бы остаться в этом празднике с тобой, но не могу, извини. Ты, если что, приглашай еще,– я не откажусь».
Бабушкина любовь
«Зачем он это сказал именно сейчас, – думала Женька. Она как ненормальная бегала с посудой и подсвечниками, потратила все свои деньги. Долго еще отдавался в ушах его голос и звук закрывающейся двери. Вечер, ужин и ночь любви,– только сейчас она опомнилась: хотела покорить Димку своею красотою, жадною любовью. Только, кажется, начала светиться душа, и на тебе. Рухнули надежды, неужели разум сильнее любви?
«Береги и храни себя девочка, ты ведь не блудница, – выговорила Женьке бабушка после. – Сама себя не сбережешь – никто тебя не сбережет. Не будь такой распахнутой! Все должно быть в меру, сперва, научись женихов распознавать.– На всякую загадку есть своя разгадка».
– А как это?
– Сама посуди, зачем он тебе, женатый. На чужом горе счастья себе не построишь. Вот отец то не одобрил бы тебя.
У бабушки в доме царило благодушие. Отношения их с дедом – самые будничные наводили на Женьку тоску. А они смотрели друг на друга с умилением. Бабушка с почтением называла его ангелом своим. Она всегда оберегала деда от злых людей, от вредных привычек и от женских глаз, читая молитву, крестила его, на сон грядущий. А когда дед приходил домой пьяным, уговаривала тихонечко: «Ванечка, ты пьян, да будь умен, ложись спать – утро вечера мудренее».
Женьке казалось, что бабушка отравляет жизнь деду своей ревностью и любовью. Женьке было душно от бабушкиных разговоров, румяных плюшек и пирогов, которыми она всегда встречала внучку. И от бабушкиных, чистых полов и каждодневных забот. Ей казалось, что любовь это другое что-то сильное, большое как небо. А сейчас вдруг у неё проснулось чувство зависти к бабушке и к её любви. Ей стало страшно. Впервые она почувствовала пустоту и зыбкость своей мечты. В этой скуке и тоске, в этом страхе мелькнула, вдруг, пугающая мысль, что её никто никогда не полюбит.
Мечта
Время медленно тянулось, и вытянулось – утро в день, день в вечер. А она все думала: что же произошло, и почему Димка сказал ей такие слова. Но додумать ей не дали два интересных покупателя, вид, которых вновь вернул Женьку к жизни. Это были два преуспевающих молодых человека. Один, уж очень сильно понравился ей. Потому, как вел себя свободно, разговаривал как настоящий крутой. Трубка мобильного телефона, по тем временам, была мечтой всех пацанов; на шее золотая цепь, толщиной с палец. Похоже, что эти двое готовились провести ночь с девочками в сауне. Молодые люди выбирали ткань на простыни. Женька, позабыв недавнюю хандру, вывернулась на изнанку, показывая не только свое легкое поведение, а просто таки облегченное, выдавая тем самым все секреты и загадки своей натуры. «Может прямо и открыто сказать, – думала Женька, – не потереть ли спинку», – и еле сдерживаясь, кокетничала:
– Благодарю вас за покупку, молодые красивые, приходите еще, если что, – одновременно улыбаясь и заглядывая «в угол, на нос, на предмет».
Парень, понравившийся ей, спросил:
– Где можно купить полотенца, красавица?
– В рынке, через улицу пройдите, в следующие двери.
И она сделала такую блаженную выходку – Побежала – как тот заяц из сказки Пушкина, которого выпустил Балда из мешка на перегонки с чертенком – вперед парней, туда же, через подсобные помещения служебного перехода. Этот поступок, как прямая речь заставил парня приехать на следующий же день за ней для приглашения на пикник. Он, перестарался, приехав на иномарке, да еще с букетом цветов и одевшись просто фантастически – в длинный кожаный плащ. И это окончательно сразило нашу Женьку. Она была готова к любым приключениям. Этот красивый парень, стал уже её идеалом, и никто и ничто не могли бы её остановить. Было все, как в тумане или, наоборот, в ярком ослеплении. В её молодой груди кипели чувства туманной неземной любви. Душа её трепетала, слова его тонули в звуке мотора. С мечтой, полной надежд, Женька думала, « не зря значит, бабуля убеждала – дождалась». Он увёз её под покров ночи в мерцание огней.
Они вошли в зал. Тут все блистало: и свечи, и огни ламп, и, лица и глаза. Замерев от восторга, она на миг оробела. Его приглашение на мальчишник ею было понято несколько иначе. Она представила поляну и шашлыки, а тут жрицы, или рабыни любви были одеты в коктейльные платья, с изяществом подобраны украшения. Они знали толк в разговорах, которые, конечно, были не сказать, чтобы светские, но заранее налаженные, продуманные. И, естественно, не имея за собой опыта таких вечеринок, Женька проигрывала им внешне.
«Эх, Димка!» – подумала и выдохнула с вызовом и с горьким сожалением, вспомнив, как он отверг её так нагло. Вот и посмотрел бы он сейчас в какой она компании, и с каким парнем. И она, с повлажневшими глазами сказала:
– Как хорошо здесь и красиво, правда?
Девушки (их было пятеро) переглянулись. И вдруг её глаза заблестели озорным огоньком. Она быстро взяла бокал вина и мальчишеским, резким движением, приподняв подол длиной юбки, смело предложила тост:
– Выпьем за красоту!
Как все девушки на свете, когда их собирается больше двух, каждая, чувствуя свою индивидуальность, не спешили взять бокалы. Спасла положение первая подружка парня, который привез Женьку. Решив выступить в роли соперницы, медленно взяла бокал – все смотрели на неё, ожидая словесной дуэли, – а, она, выразительно смакуя слова, добавила к тосту Женьки:
– За нашу красоту можно выпить!
Все потянулись за бокалами, и девушки пригубили вина. После вышли в середину зала. Женька стала танцевать весело и беззаботно, решив, что всего можно достигнуть, если очень захотеть. Например, сразить всех ослепительной улыбкой.
Через некоторое время ей было предложено пройти в туалетную комнату с первой подругой Яши, который привез Женьку. Они подошли к единственно открытой двери в конце коридора. Женька, немного оробев, вошла за ней, поняв – это не спроста. Девушка смотрела на Женьку не без удивления, но очень серьезно.
– Ты что, думаешь, что ты мне соперница!
– Ничего я не думаю.
– Ты просто кукла!
Женька слегка покраснела, вызывающе приготовилась. А та, смакуя, продолжала:
– Знаешь сколько найдется таких смазливых, как ты!
И вдруг тоже покраснела так, что румянец выступил на её смуглых щеках от возбуждения.
– Ты не обольщайся и не принимай, одним словом, все за чистую монету. Поняла! Мне тебя просто жаль, – и вышла, резко хлопнув дверью.
Все, что было потом, как в тумане. Женька подошла решительной походкой к столу. Выпила залпом бокал вина и, плохо соображая, попросила увезти её домой. Никто её не уговаривал, но увезли её не домой, а в гостиницу и там просто провели с ней ночь. Несмотря на то, что персонал гостиницы за исключением горничной, сразу проникся пониманием ситуации, получив деньги.
Под утро шел дождь. Но он не смыл следов ночных объятий, которые живым пламенем стыда жгли щеки и тело её. Таинственные сны преследовали ее. То снилось детство, то отдел тканей, будто прокрался вор, и крик охранника с тяжелым как у терминатора подбородком «таких то вольных и смазливых пруд пруди, и на работу их не надо брать». Потом тяжелый сон сменил охранника на змея.
***
Она и во сне знала, что это сон. Отец спасал ее от змея двухголового, который вот-вот настигнет громовым голосом «врешь не уйдешь» и вновь нагоняет. Они с отцом лезут по крутому горному хребту, пытаясь спрятаться в расщелине между камнями. Сон был жутким, она хотела кричать и проснулась. Женька открыла глаза и вспомнила сон, от которого очнулась. Папка, прошептала она одними губами. И хлопоты и суета прошедшего дня, и бурной ночи все промелькнуло в голове.
Утро. Светло за окном.
Но ни ласки, ни поцелуи, ни новые чувства, которых ждала, бередили её душу. А ложь, которой насквозь была пропитана эта ночь. Женьку выворачивало наизнанку, и что-то противное до тошноты подступало к горлу. От постыдных поз, да грубых приказов и синяков от сильных его рук. Она вылезла из-под одеяла и увидела деньги, которые лежали на ковре под ногами. Долго смотрела на купюры, не понимая их достоинства…
Она качала головой в такт своим мыслям, бледная, волосы растрепаны, глаза мутные, безумные.
Деньги! Зачем? Все это было за деньги? Это значит…
Да, нужны мне его деньги! Она задрожала. Не та Женька с напомаженными губами и ресницами, а с очень серьезным выражением лица. Вспоминала растерянно-встревоженный взгляд горничной, который еще вчера напомнил ей что-то. И бабушкины слова вдруг обрели смысл: «Молиться надо, девонька, всем святым, матери-земле поклон и родителям своим. Хочешь любви, так люби, не растеряй себя по просторам. Целая, крепкая должна быть женщина, баловство не принимай за любовь». Женька крепко зажала ладонями уши – все не так у неё будет. Радость на семи ветрах, свет радужный на семи цветах!