В трубе

  Невысокий холм круто обрывался в лагуну моря и напоминал такого же крымского медведя, склонившегося к воде. Однако море было северным, и зверь не дополз до полосы легкого прибоя, а распластался у песчаной косы. Ширина её в этом месте была максимальной, и не случайно именно здесь были свалены трубы большого диаметра. Море еще не замерзло, несмотря на снежный покров, и мы, сбросив лыжи,  спустились по пологой стороне холма к лагуне.
– Однако рыбачить тут будем, – улыбчивый представитель народов Крайнего Севера кивнул на одну трубу, конец которой заходил в воду, – палтус, голец, муксун, чир, хариус, таймень тут есть. Геолога не все съел.
 Затянув пояс на кухлянке, абориген стал разматывать лесу, согревая себя горловым пением, а я начал настраивать снасть. Вскоре мы забросили в море наживки и блесны, устроившись на тех трубах, которые заходили в воду. Море в этот день было на удивление спокойным, но клёва не было.
Вдруг мой проводник бросил снасть, мгновенно спрыгнул с трубы на песок и потянулся к лыжам:
– Умка! – узкие глаза аборигена расширились от ужаса.
На чукотском языке это слово означает: «белый медведь». В полукилометре я увидел огромного зверя, вразвалочку бегущего к нам по песчаной косе. До этого полярных хищников я видел только на предвыборных плакатах партии «Единая Россия» и подумал: не зря чиновники всех рангов так боятся гнева этого зверя за провалы на выборах – в прожорливости, решимости и кровожадности его в сочетании с чудовищной силой и быстротой реакции сомневаться не приходилось.
– Думаешь, на лыжах ты побежишь быстрее медведя? – задал я вопрос, всю глупость которого осознал после прозвучавшего ответа:
– Мне не надо бежать быстрее медведя. Мне надо бежать быстрее тебя!
С этими словами представитель народов Крайнего Севера скрылся из виду, а я остался один на один с приближавшейся зверюгой. Припомнив, что эти хищники прекрасно плавают, а в море была к тому же ледяная вода, отчетливо осознал: пришел конец!
Но в тот момент, когда до зверя оставалась какая-нибудь сотня метров, пришло неожиданное решение. И едва я успел протиснуться в трубу, находящуюся дальше всех остальных от воды, и проползти внутрь ее на пять метров, как почувствовал утробный рык, царапание стальных когтей и зловонное дыхание. Я не видел зверя, так как был не в состоянии развернуться, но по его раздраженному рёву и стуку когтями по трубе мог помянуть добрым словом нефтяников и газовиков. Кто они, было неважно, но за разгрузку здесь продукции такого замечательного диаметра, что медведь не мог проникнуть в трубу, их следовало горячо поблагодарить.
Дышать было тяжело! Я лежал, вытянув руки, ощущая животом мерзкий ил, но самое главное – я был жив! А медведь не уходил, бормотал проклятия и находился где-то поблизости. Он рычал и матерился на медвежьем языке – ведь одна добыча ускользнула от него на лыжах в тундру, а вторая – в нефтегазовую трубу, в которой было неудобно, темно, жутко, мерзко и плохо дышалось. Однако я был пока человеком, способным чувствовать и думать, а не мясом.
Выползти и сразиться с чудовищем? Это невозможно. Они и раньше были сильны, свирепы, кровожадны, а занесение в Красную Книгу позволило им еще больше обнаглеть и почувствовать себя настоящими хозяевами огромного пространства…
………………………………………………………………………………………….
«Как хорошо – все это мне только приснилось, – подумал я утром, смывая под горячей струей душа остатки холодного пота, – и что удивительно: будучи спящим, я способен принимать правильные решения».
– Что ты хочешь? Мы и живем, как в кошмарном сне, – отреагировал на мысли, озвученные в курилке, мой сослуживец, – а в твоем сновидении смысл есть – к бабке ходить не надо. И то, что медведь загнал нас в трубу, где невыносимо душно и тесно, и то, что назад вылезти нельзя, пока медведь рядом. Что остается? Может, голодный медведь уйдет или выберет другую добычу, а может, будет торчать возле тебя лет десять… или двенадцать…
– Я столько в трубе не вынесу…. – вздохнул я.
– Мы тоже…
 
21.01.2012 г.