День, когда Стивен начал курить

1

  Этот рассказ начался с вопроса, адресованного мной моему старому другу Стивену Корли. Мы тогда сидели в баре, и он очередной раз отправился покурить. Тогда я и задал ему простой вопрос: «Слушай, Стив, а как ты, собственно, начал курить?» Далее он приводится от моего лица.
  «На зебре жизни Стива уже давненько шла черная полоса. И теперь она плавно приближалась к заднице. А ведь день начался ровным счетом как обычно.
Будильник зазвенел ровно в полвосьмого и он, с ругательствами, рвущимися сквозь зубы, отключил его и швырнул в глубины комнаты. Проклиная все на свете и, в первую очередь, себя за то, что накануне субботы не забыл про будильник, он повернулся на другой бок и попытался заснуть. Но сон, естественно не возвращался. В сотый раз, поймав себя на том, что он разглядывает цветочки на обоях, вместо того чтобы сладко спать, Стивен, с рвущимися сквозь зубы уже совершенно нецензурными проклятиями, сел на кровати.
Спустя восемь минут он нашел себя на кухне заваривающим ложку растворимого напитка, назвать который кофе не поворачивался язык. Он делал это скорее по привычке, чем из-за некой потребности в синтетическом кофеине. Вздрогнув от звука распахнувшейся от ветра форточки, Стив все же сел за стол и попытался сообразить, в каком измерении он находится и что все же было вчера.
  Он прекрасно помнил, что его позвал Леонард, сослуживец, на очередную вечеринку очередного знакомого. По его классификации людей, этот «взаймы бы не дал, но парень годный». Первый час вечеринки тоже прекрасно запечатлелся в памяти, а вот дальше пустое белое пятно. С мыслью, что на коньяк так налегать не стоило, Стив отправился в ванную.
Там из зеркала на него смотрел человек, в котором от привычного отражения остался только синий цвет глаз и шрам на подбородке. Печально выдохнув, он начал умываться.
Через двадцать минут он вышел оттуда чисто выбритый, приятно пахнущий и чуть менее недовольный. Солнце по этому поводу даже выглянуло из-за облаков, прочно оккупировавших небосвод, но ненадолго. Правда, стоило Стивену подойти к окну, его настроение упало до первоначального, удручающе низкого положения.
  На улице стояла осень. Но не осень из романтических фильмов с прекраснодушным ковром из желтых листьев и изредка выглядывающим, но все еще ярким и теплым солнцем. Вместо ковра из листьев на земле просторно расположились лужи, соседствуя с жидкой грязью и серой травой, а небо было похоже на выпотрошенную подушку. На его, совершенно ватном фоне, как куски поролона плыли облака вперемешку с иссиня-черными тучами. Солнцем и не пахло. Но, словно богу погоды и этого было мало, зарядил мелкий, но крайне назойливый моросящий дождь. Этот дождь был из тех, что при всей своей кажущейся безобидности, так и норовит парой холодных и злых капель попасть прямо за шиворот и, стекая по позвоночнику, они доставят вам массу пренеприятнейших чувств. У такого дождя есть еще одно каверзное и подлое свойство – он, в самый неподходящий момент может перерасти в настоящую стену дождя, скрывающую любые предметы в радиусе пяти метров непроглядной пеленой из воды. Или же вовсе закончиться, до краев наполнив лужи и сделав грязь еще более жидкой и менее смываемой.
  «Как же не хочется туда. Но единственный человек, да и вообще, единственное, что способно поднять мое безнадежно унылое настроение, это Мари» – Подумал Стив и отправился одеваться. Мария – это его единственный и лучший друг. Они познакомились в далеком детстве, в одном из тех летних лагерей, в которые детей запихивают либо родители, либо чувство одиночества. С тех пор прошло уже семь лет, и они оба знают, что могут друг на друга положиться. «И правда, пора навестить ее. Уже две недели как мы не выходили на связь. Да и нужен ли повод, чтобы двум друзьям встретиться?» – размышлял Стивен, когда обматывал шею шарфом. И когда накидывал лямку сумки на плечо. Да и когда дверь запирал, мысли были примерно теми же.
  Выходя из подъезда, он испытал слабый приступ радости оттого, что в давние времена Мари поселилась всего в десяти минутах ходу от него. Так что и дождь можно было стерпеть.
«Надо купить ей сигарет» – Мелькнула у него в голове очередная мысль. Приносить ей пачку L&D стало неким ритуалом с тех пор как три года назад она начала курить, а бросать не спешила. Как он ни просил. Поначалу, он сопротивлялся, но потом, как обычно и бывает, сдался. А однажды, когда ее бросил какой-то южный ухажер и она, как обычно в расстройстве, позвала его для того чтобы излить душу, оказалось, что у нее кончились сигареты, он их и купил. С тех пор так и пошло, что, приходя к ней, он неназойливо оставлял пачку где-нибудь. И корить себя за это тоже давно перестал.
  А на улице погода разыгрывала настоящее представление. Редкие гнилые листья крутились в воздухе и так и эдак, выписывая совершенно невообразимые фигуры и уносясь все выше, чтобы скрыться в небесах или на скатах крыш. Когда Стиву оставалось минуты две до ларька, поднялся сильнейший ветер, настолько сильный, что, казалось, ему было под силу выдуть саму суть из вещей, деревьев, птиц, изредка пролетающих в небесах и не менее редких людей, пробегающих мимо. «Один я, как дурак, тащусь по этой мерзкой погоде – В который раз пришло ему в голову – Хотя, мне хотя бы есть куда идти. И не в пустую квартиру, навстречу квартальному отчету, взятому на дом. А к Мари, которая всегда мне рада»
Бело-синяя пачка L&D своим уголком натирала руку Стива, соседствующую с ней в кармане. Но он этого не замечал. Ведь вот она, арка в ее двор. Каждый раз, когда он так же, без приглашения (что бывает крайне часто), навещает Мари, арка кажется ему то длинным тоннелем без конца и начала, то коротенькими воротами во двор. Все зависит от настроения, с которым он через нее проходит.
 Двор же выглядел настолько обыкновенен и нормален, что это было тоже в какой-то степени незаурядно. Вздумай какой-нибудь художник перенести его на бумагу, ему бы понадобились только три цвета: темно-серый, серый и светло-серый. Светло-серый для неба, которое больше нигде не кажется столь холодным, бездонным и беспросветным. Темно-серый для земли, луж и окон, которые даже вечером обычно темны. А серый для всего остального. Для машин, кустов, цветов, крыш и деревьев. Кажется, принеси ты сюда ярко-красный куб положи его на землю, и, стоит тебе отвернуться и вновь взглянуть на него, он уже посерел. Двор сделал свое дело.
  В таких дворах живут такие же серые, насквозь обыденные люди. «Почему она поселилась в таком месте, ума не приложу» – неизменно проносилось в голове Стива, когда он приходил сюда. Живая, умная и тонкая Мари стала той, кого этот двор сделать серой так и не смог.
И вот он стоит перед домофоном. Набирает номер ее квартиры. Пиликанье прибора вызывает в нем тучу воспоминаний, проносящихся как слайд-шоу. Вот он провожает ее до дома в те времена, когда они встречались. Вот она успокаивает его, совершенно раздавленного, после того как его бросила его последняя девушка, оказавшаяся прекраснодушной особой не от мира сего. А вот они просто сидят и болтают на ступеньках подъезда солнечным летним днем. «Прекрасное было время» – мчится мысль вдогонку воспоминаниям.
  Но что-то долго она не отвечает. Несмотря на то, что это случается довольно часто, он каждый раз волнуется. «Ладно, позвоню ей» – думает Стив, доставая телефон. И тут же вспоминает что денег на его счете давно уже нет, а положить он так и не собрался. Остается только попросить у прохожего. Но в наше время получить так просто помощь от незнакомца на улице – довольно незаурядное происшествие. И Стивен об этом прекрасно осведомлен. «Это единственное, что мне остается» – подбадривает он себя, ища глазами прохожих, осмелившихся в такую погоду выйти из дому. А улицы смотрят в ответ редкими светящимися оконными проемами, и, кажется, ждут чего-то. Они как будто высматривают что-то сквозь дождь и слякоть. Вроде бы желают помочь, а вроде и нет.
  Из-за туч на улице темно почти как ночью. «Значит, в этой темени мне предстоит найти моего спасителя? Или не найти. Более чем прозаично» – сказал вслух Стивен и вышел из арки на поиски»

2

  «Кто бы мог подумать. Прошел час, и никого нет, – сказал Стив вслух – И я уже сам с собой разговариваю, замечательно». Он уже обошел весь квартал вдоль и поперек, вымок под начавшимся и закончившимся дождем и теперь сидит на скамейке в безымянном дворе. На левом краю этой же самой скамейки ровно и незыблемо, несмотря на дождь, стоит детский куличик. Кажется, что он является самой мелкой, но одновременно самой главной деталью этого двора. И не дай Бог у какого-нибудь шалуна поднимется рука на него. Гармония тут же будет нарушена и двор, а вместе с ним и весь мир, отправится в тартарары. 
  Но Стивен не замечает его. Его вообще мало что интересует в данный момент. Но тут происходит внезапное, с одной стороны почти невозможное, а с другой совершенно обыденное событие. Оглушительно, толчками звуков пробивая тугую пленку тишины и полного беззвучия, в крайнем подъезде пиликает интерком, сообщая, что дверь открыта. Брови Стива мгновенно взлетают вверх, одновременно с остальным телом. Он, быстрым шагом, более похожим на скачки, направляется в сторону звука.
  Под козырьком, освещенная тусклой лампочкой, стоит обыкновенная девушка и закуривает. Он подлетает к ней как голубь, заходящий на посадку, как истребитель, возвращающийся в металлические объятья авианосца, при этом, пытаясь изобразить милую улыбку. Девушка вздрагивает. «Здравствуйте» – Начинает он
– Добрый вечер
– Я, несомненно, мешаю вам, но, понимаете ли, мне очень, просто крайне необходимо позвонить.
– Кому же?
– Другу… Подруге.
  Только теперь он замечает, насколько сложная гамма чувств отражается на лице девушки. Там есть и досада на то, что незнакомец пристает к ней в столь поздний час и раздражение. Но одновременно с ними, как гость, которого замечаешь в последний момент, там присутствует и понимание. И этот факт дарит Стиву надежду.
– Гм, но у меня…
– Понимаете, мне очень надо ее увидеть. А на моем телефоне баланс давно уже в минус ушел. Уже полтора часа как я ищу кого-нибудь с телефоном при себе, успел попасть под дождь, но никого не нашел.
– Ну-у, окей, держите.
Он хватает телефон крепче, чем утопающий берется за спасительную соломинку. Набирает номер. И ждет, когда голос Мари прервет череду раздражающих гудков. Спустя три минуты наивный женский голос сообщает ему, что абонент занят и не может ответить на звонок. Но Стив не сдается, он повторно набирает номер. Теперь диктор говорит, что телефон абонента выключен. На душе у Стивена становится пусто. Он скупо благодарит девушку, не обращая внимание на её сочувствие, и уходит в сгущающуюся темноту.
  «Мда, это было очень глупо, вот так к ней ломиться без приглашения, даже не предупредив о себе. Но, опять же, до этого проблем не возникало. Странно» – думает он и уходит туда же, откуда пришел, в темноту»

3

  «Спустя полчаса, Стив нашел себя медленно раскачивающимся на ржавых детских качелях, каждое движение которых сопровождалось душераздирающим скрипом. В воздухе, как это всегда бывает после дождя, стоял запах чего-то нового, казалось, воздух вокруг уже не тот, что был прежде, словно старый заменили специально сохраненной в секретных резервуарах особенной смесью, но не обезличенным O2, а неизвестным доселе, но поразительно родным составом. И все вокруг стало дышать по-новому, вторя изменениям, произошедшим с воздухом. Все, кроме Стивена.
  Он крутил в руках пачку сигарет и спокойно думал. В этот момент у него, наверное, было ощущение как будто весь мир убегает вперед, а он остается в прошлом. Воспоминания крутились вокруг него, как стая мотыльков рядом с  керосиновой лампой то появляясь, то исчезая. Вот уже семь лет как Стив и Мари знакомы, и много чего происходило за это время.
Он вспомнил лес, в котором они гуляли спустя неделю после их знакомства, в те времена, когда все казалось большим и нескончаемым, когда и деревья были выше и небо голубее. Их разговоры о всякой белиберде, в которых иногда проскакивали нотки серьезных и личных мыслей, приводившие обоих в смущение.
  Вспомнил ограду парка, на металле которой запечатлены их разговоры пятигодовалой давности. Вспомнил, как она помогала ему бросить курить, и как он отговаривал её от того чтобы начать. Это была вторая их крупная ссора. И тогда его посетило что-то вроде озарения.
  И, черт подери, в этот момент его повествования он, хитро улыбнувшись, сказал, что уже поздно и ему пора домой. Да, старина Стив знает, как поддержать интерес к рассказу. Спустя пять минут, он оделся и, пожав мне руку, вышел навстречу буйно пляшущему в воздухе снегу. А я остался сидеть в баре «У Джея». Это тот, который на перекрестке Седьмой и Кентербери. Передо мной на столике стоял нетронутый стакан виски, настолько меня заинтересовала его история. Да и по правде говоря, дерьмовый у Джея виски. Его пьют только клерки из офиса напротив, да редкие доходяги без денег. Это мне тоже Стив сообщил. Зато тут можно в бильярд поиграть, да и музыка хорошая. Единственный бар в округе, в котором можно послушать Queen, Nat King Cole и Фрэнка. Странно, что нигде поблизости их не играют, великие же люди. Вообще, если считать в целом, это замечательное место. Почему-то только заходя в этот бар, люди становятся теми, кто они есть, их жизненная шелуха перестает покрывать плечи и падает на пол, почти мгновенно растворяясь от соприкосновения с поверхностью. А потом они, исходя из повеления их, уже непокрытой души занимают то место, которое им присуще. Многие забиваются в темные углы, по привычке таясь от окружающих, а кто-то наоборот выходит к бильярдному столу, вступая в свет неоновых ламп. Некоторые занимают места у стойки, что интересно, это обычно весьма вызывающе выглядящие, либо крайне скромные люди. А кто-то, почувствовав себя непокрытым, судорожно бежит на улицу и исчезает из виду.
  Даже заказы они делают соразмерно своим жизненным предпочтениям. Виски, джин, вино или водка – напитки сами собой расходятся в руки тех, кому они предназначены изначально. И пьют их все тоже по-разному. Кто-то потягивает через трубочку, медленно смакуя каждую каплю жидкости, при этом, поглядывая на всех вокруг, а кое-кто поглощает содержимое стакана большими жадными глотками, исподлобья наблюдая за окружающими. А в некоторых я вижу что-то среднее между предыдущими двумя типами. Долгое время я присматриваюсь к людям, и кое-что сумел разгадать. Хотя, может быть это просто самообман.
  Однако, и мне пора уходить. Скоро бар закроется, а я не хочу выслушивать ежевечернюю болтовню Джея, слишком мало было выпито сегодня. Он классный мужик, много повидавший в жизни, но временами, точно по графику, становится чрезвычайно болтлив. Я надеваю пальто, обматываю вокруг шеи шар и выхожу навстречу снежному Чикаго. Дверь тихо хлопает за моей спиной и бар пропадает в ворохе пляшущих снежинок.

4

  Я познакомился со Стивом, кажется, в две тысячи втором, в баре, весьма похожем на тот, что принадлежит Джею. По крайней мере, виски там был таким же дерьмовым. Назывался он «Шотландия» и находился в центре Уэльса. Жизнь иронична временами.
Я в то время путешествовал по Англии, выполняя, таким образом, мечту своего детства. Остановился я в небольшом отеле и решил прогуляться на сон грядущий, так сказать, осмотреть окрестности и случайно заглянул в бар. Сидело там человек десять от силы, вокруг царила атмосфера настоящего английского паба. Следует заметить, что, заходя в подобные заведения, я всегда занимаю столик по центру правой стены. В этот раз, там сидел человек, но я решил не изменять привычке. Бармен с непроницаемым лицом налил мне пинту местного пива, и через три секунды второе место за моим привычным столиком перестало пустовать.
  Какое-то время мы провели в молчании. Я смаковал эль, оказавшийся просто волшебным на вкус и изредка поглядывал на моего соседа, таким образом изучая его. Он обладал совершенно непримечательным внешним видом. Видавший виды светло-коричневый пиджак покрывал неширокие плечи, а из-под него выглядывала черная рубашка. Ну а сосед мой был, по-видимому, погружен в свои мысли и на меня внимание не обращал. Когда мой стакан наполовину опустел, он поднял глаза и в них, спустя секунду мелькнула искра узнавания. «Вы, кажется, поселились в отеле «Пузатый кит»?» – спросил он спокойным голосом. «Да» – заинтересованно ответил я, уже которую минуту гадавший, что за человек мой сосед по столику.
– И приехали сегодня утром?
– Именно. А как вы это узнали?
– Все просто: я остановился в доме напротив и сегодня утром видел как вы приехали
– «Остановился»? Значит вы тоже не местный?
¬– Ага, я путешественник, так же как и вы.
– Но как…?
– Как я узнал, что вы путешествуете? Помилуйте, это же просто. Количество багажа и тот факт, что все уложено в одну сумку, а также ваша одежда определенно свидетельствовали о том, что вы путешественник.
– Да, и правда просто.
– Вот видите. Кстати, меня зовут Стивен. Или Стив, как вам угодно. Для меня большой разницы нет.
– А меня Джереми. Очень приятно.
– И мне, Джереми.
– Значит, вы тоже решили повидать Англию?
– Да, посетить эту прекрасную страну было мечтой моего детства. И, в наплыве сентиментальности, я решил ее исполнить.
– Хм, вы удивитесь, но у меня в детстве была точно такая же мечта. Не знаю насчет сентиментальности, но как-то вдруг захотелось чего-то нового. Да и зарплату как раз выдали.
– Ха, отлично вас понимаю. И как вам старушка Англия?
– Прекрасна в своем многовековом великолепии – с улыбкой ответил я, и мы чокнулись.
– Когда я был ребенком – продолжил Стив после большого глотка, – весь мир еще не оправился от «британского нашествия». Тогда все просто боготворили Англию. Для меня, она всегда была и будет связана с той атмосферой, когда из каждого радиоприемника звучали «The Beatles» и люди, услышав музыку, застывали на мгновение, а потом продолжали делать свои обыденные дела, но все их движения теперь были наполнены новым смыслом. Вот тогда я и решил посетить Великобританию.
– Вы знаете, мне кажется, что и сейчас, когда из радио звучит музыка «Beatles», люди замирают, и жизнь их наполняется новым смыслом. Но, так или иначе, это чертовски хорошие условия для появления чертовски хорошей мечты. За мечту! – мы снова чокнулись и выпили. Мой стакан опустел и я хотел было отлучился, чтобы заказать еще эля, но Стив посоветовал попробовать джин. «Только не смейте брать виски. Честно говоря, он здесь весьма паршивый» – тихо добавил он. Спустя минуту, я снова сидел за нашим столиком и потягивал джин.
– А как родилась ваша мечта?
– Ну, у меня все проще. Мои родители из Англии, но так получилось, что я никогда не посещал берега туманного Альбиона. Учитывая те прекрасные картины, которые расписывали мои старики, рассказывая о родине, в моем, тогда еще детском воображении, родился образ сказочной страны.
– И как вам, сказка сбылась?
– Ну, местами старушка Англия, конечно, не дотягивает до тех восторженных рассказов, но знаете что? Частенько она заставляет их выглядеть блекло по сравнению со своими красотами.
Мы улыбнулись и выпили за красоту.
  Так мы просидели до поздней ночи, разговаривая о самых разных вещах и оказалось, что Стив, по крайней мере, если судить по его взглядам и вкусам, очень похож на меня. Расставаясь, мы тепло попрощались и договорились, что завтра он зайдет за мной и покажет окрестности, которые, по его словам, были просто чудесны. Я с радостью согласился и только попросил, чтобы он не заходил раньше десяти, ибо я собирался поздно проснуться. В ответ он рассмеялся и ответил, что сам проснется никак не раньше одиннадцати. Договорившись таким образом, мы разошлись: я направо в отель, а он налево, в небольшой двухэтажный дом, принадлежащий некому Гарри. Следующий день обещал быть весьма интересным.

5

  Я проснулся в пол-одиннадцатого и минуты две вспоминал, кто я и где нахожусь. Потом настало время обыкновенных утренних процедур. Спустя пятнадцать минут я стоял внизу, одетый и готовый ко всему. Впереди нас ждали близлежащие луга, зеленеющие холмы и небольшая речушка. Эта красота, хоть и была в изрядной степени облагороженной, меня весьма впечатлила. Мой новый знакомый тоже нашел ее захватывающей, но, как заметил он, эта речка смотрелась бы гораздо лучше, если бы мост, перекинутый через нее и оградка по берегам, никогда не существовали.
  Естественно, на протяжении той прогулки мы вели неспешную беседу, под стать окружающему пейзажу. Разговор шел в основном о наших рутинных жизнях, оставшихся на родном материке. Как оказалось, Стивен работал креативным директором компании, одной из множества рекламных предприятий, появившихся в то время как грибы после дождя. К слову, он сделал несколько снимков «окружающей пасторальности», которые, по его мнению, могли пригодиться в работе. На что я заметил: «Да ты, должно быть, весьма любишь свою работу» – на тот момент мы уже перешли на ты.
– Да, я действительно занимаюсь любимым делом, и это меня несказанно радует. Наверное, не каждому дано найти работу себе по душе, и при этом получать достаточно, чтобы можно было без особых проблем для бюджета пить ром в английском пабе, а на следующий день осматривать окрестности уэльского городка.
– Ну, а чем ты занимаешься кроме работы?
– О, я пишу картины. И весьма неплохо, насколько я могу судить. В Лувре они конечно не выставляются, но, тем не менее, в определенных кругах я даже популярен. В Нью-Йорке есть небольшая галерея под названием «Congratulated Representative». Там постоянно выставлены репродукции моих лучших работ.
– Хм, а почему репродукции? Или подлинники слишком драгоценны? – с улыбкой спросил я
– Просто, несмотря на то, что пишу я довольно активно, свет увидело лишь несколько моих картин. При этом я совсем не рассчитывал ни на какую популярность. Я вложил в них душу и не хочу, чтобы к моей душе прикасалось такое количество совершенно незнакомых людей.
– Пожалуй, я могу тебя понять. Кстати, семья у тебя есть?
– Ну, у меня есть девушка, если ты об этом.
– Ого, и давно встречаетесь?
– Полтора года. Она самый чудесный человек, что я когда-либо встречал на Земле. Понимаю, звучит банально, но такова правда, черт подери.
– Словом, у вас все серьезно.
– Именно. После приезда из Англии, я собираюсь сделать ей предложение.
Он порылся немного в сумке, висящей у него на плече, и извлек оттуда небольшую коробочку, которую передал мне. В ней было кольцо с камнем, по ободку которого тянулась замысловатая вязь. Я секунду разглядывал его и, со словами «Шикарное кольцо», передал обратно.
– Да, я с неделю его выбирал.
– Ну и поздравляю с будущим праздником.
– Спасибо.
  Наверное, я должен объяснить, почему едва знакомый человек так легко открыл мне душу. Все дело в том, что я давным-давно обнаружил в себе талант, хотя уместнее было бы назвать его проклятием. Он заключается в том, что  любой, даже самый серьезный и закрытый человек рассказывает сне все его душевные переживания и трагедии спустя десять минут после начала разговора. Даже несмотря на то, что вижу я его в первый раз и, что самое главное, не прикладываю к этому ровно никаких усилий.
  Сколько всего я пережил из-за этого дара. Поначалу, эти внезапные откровенности и вовсе пугали меня. Помню, чтобы добраться до работы, мне надо было сделать пересадку с одного автобуса на другой. И вот, я зашел в транспорт, оплатил проезд и спокойно сел к окну. На следующей остановке в автобус зашел человек и, несмотря на то, что автобус фактически пуст, подсел ко мне. Поначалу он, конечно, молчал, но хватило его ненадолго. За те десять минут, я узнал о том, что его жена пьет из-за того, что не может забеременеть, а у него проблемы с карточными долгами. Он просто так, безо всякой причины поведал мне о том, как рушится его брак, о том, кого он ненавидит на работе. Даже пароль от компьютера босса был мне доверен. Все это было бы вполне логично услышать от старого друга, потерявшегося в этой жизни, но не от совершенно незнакомого человека. Но даже так я бы, наверное, смог забыть про тот случай, если бы они не повторялись раз за разом. Черт, я до сих пор не знаю что мне делать с этими чужими воспоминаниями. Не знаю, потому что их невозможно забыть. А как много было безответной любви по отношению ко мне, сколько чистых, ни в чем не виноватых сердец было разбито.
  Спустя какое-то время после того как я принял это проклятие, оно начало меня затягивать. Правда, то, что это именно проклятие, я тогда не осознавал. Ежечасно, самые сокровенные мысли рассказывались мне по десятку в день. Чаяния, доступные лишь лучшим друзьям и спутникам жизни, становились известны мне за считанные минуты. Ссоры с друзьями, причуды мироощущения, семейные конфликты и извращенные желания, все это становилось мне известно. Скажу сразу, я никому и никогда не рассказывал из слова из того, что слышал от тех бедных людей. Наверное, это было просто нежелание делиться. Но разве такое знание не может не опьянять?
  Однако, прошло время и я, так сказать, наигрался. Ведь, как известно, у любой медали есть обратная сторона. Действие этой непреложной истины я сполна испытал на себе. Впервые это случилось, кажется в девяносто девятом. Да, это был октябрь девяносто девятого и тогда мне приснился тот сон.

6

  Мне снилось, что я на прекрасном пляже. Море, прозрачное как алмаз, лениво омывало песок такого насыщенного желтого цвета, что казалось, будто я попал на открытку из серии «Приезжайте на Багамы». Правда, как это всегда бывает во сне, все вокруг казалось совершенно естественным и не менее реальным, чем, скажем, моя рука. Сон начался так: я нашел себя смотрящим в горизонт, за которым голубое небо сливалось с голубым океаном так, что невозможно было сказать, где конкретно находится линия горизонта. Спустя две секунды я почему-то обернулся. Сзади, обращенные лицами ко мне, стояли члены моей семьи. Отец, обнимающий за плечи мать, а чуть ближе ко мне стояла Энн, моя жена. Лучшая женщина на планете. Обеими руками она обнимала детей: семилетнего мальчика и одиннадцатилетнюю девочку. Моих детей. Один взгляд, брошенный на них, вызывал у меня в душе такие чувства, что вся окружающая красота мгновенно терялась на их фоне. Я глядел на их лица и видел давно знакомые и милые сердцу черты. Мгновение спустя, дети сорвались с места и с радостным криком «Папа!», прыгнули на меня, пытаясь повалить на землю. Я притворно упал и, таким образом, начал веселую кучу-малу. В процессе мы переместились на мелководье и стали барахтаться в прохладной воде. Это было настоящее, чистое счастье.

Здесь рукопись прерывается

  Итак, мы веселимся, и сердце мое наполнено радостью. Но вдруг, как будто по щелчку выключателя, место радости занимает тревога. Она растет и растет внутри меня, наполняя собой сначала живот, а потоми все тело. Я пытаюсь найти причину такого странного чувства и невольно поворачиваю голову в сторону океана. Со стороны горизонта на нас движется огромная, просто катастрофических размеров волна. Она затмевает собой небо и окружает со всех сторон. Листва, песок, да и само солнце темнеют при её приближении, а сама она при этом все увеличивается. Но что еще более страшно, никто из моих родных не замечает её. Я пытаюсь пошевелиться, сделать хоть что-нибудь, но тело лежит на месте, не отвечая ни на какие позывы. Волна заносит над нами свой пенный гребень, и я чувствую соленый привкус на губах. Но это не первые капли океанской воды, достигнувшие земли, нет, это слезы, тихо стекающие из моих глаз. Я в отчаянии закрываю глаза, потерявший все силы на борьбу с собственным телом. И в этот момент я проснулся.
  Первой моей мыслью тогда было, что это просто сон и ничего больше. Я успокоил себя таким образом и, уже без каких-либо сомнений, вышел на кухню, ожидая встретить жену, готовящую завтрак. Но там было пусто. Я удивился, но подумал, что она, должно быть, занята детьми. Однако через десять минут выяснилось, что весь дом пуст. Сказать, что я был в ужасе значит ничего не сказать. Меня охватила паника, такая, что я был не в силах пошевелить ни одним мускулом. Через две секунды такого неподвижного состояния, у меня получилось повернуть голову и первое, что я увидел, была каминная полка с фотографиями. Тут одинокая мысль заскочила мне в голову, я осознал: у меня никогда не было ни жены, ни детей, а родители из сна полностью отличались от настоящих, разведенных семнадцать лет назад и смотрящих на меня с черно-белых фотографий. Сон, в который я поверил, оказался воплощением воспоминаний, рассказанных мне случайным попутчиком в поезде неделю назад.
Вот  в чем заключается оборотная сторона моего таланта. Прошли годы, и теперь я не могу с уверенностью заявить, является ли хоть одна крупица моей памяти действительно моей. Я уже не уверен ни в моем детстве, ни в воспоминаниях о моих родителях, удачах и передрягах. Что если я теперешний лишь воспоминание из рассказа случайного попутчика? Ну, нет, тогда бы я не знал о моем проклятии. Но на сто процентов уверенным быть нельзя.

7

  Тем не менее, я чувствую, что должен рассказать историю Стива до конца. Ведь на следующий день мы встретились с ним в том же баре, и он закончил свой рассказ.
Итак, Стиву в голову пришла мысль. Она дала ему силы вернуться домой и позвонить Мари еще раз с домашнего телефона. И еще. Он набирал её номер раз за разом, пока она, наконец, не ответила. «Нам нужно срочно встретиться. Давай через полчаса, там же где и обычно» – сказал он и повесил трубку. Их местом встречи было маленькое опрятное кафе, совершенно безлюдное в тот час.
И Мари пришла. По правде говоря, Стив даже немного опоздал. Естественно, она была раздражена. Первое что Стив от нее услышал было: «Какого черта?»
– Мне очень нужно было с тобой поговорить.
– Это-то я поняла, но почему сейчас?
– Потому что мне в голову пришло кое-что очень важное для нас обоих. Но прежде: где ты была? Я тебя обыскался.
– Я ужинала с Робертом и не хотела, чтобы меня беспокоили.
«О нем я совсем забыл» – пронеслось в голове у Стива
– Понятно
– Так что такое важное пришло тебе в голову? – спросила Мария и закурила.
– Помнишь дни в детском лагере «Длинная река»? Конечно помнишь, ведь тогда мы и познакомились.
– Ага, ты признался мне в любви через неделю после знакомства. – она выдохнула дым.
– Ну, мы были детьми. Но те деньки были поворотными в наших, эм… отношениях. Мы смогли, несмотря на ту неловкость, да и отсутствие какой-нибудь любви с твоей стороны, стать друзьями. Но дело в том, что вчера я кое-что переосмыслил. Ведь все это время, именно я вел нас. Например, если мы где-нибудь встречались, то по моей инициативе, я все время за что-то боролся и куда-то нас тащил.
– Что-то я ничего не понимаю.
– Я говорю, что ты просто тащилась за мной.
– Э-э, ну может быть.
– И когда я это понял, следующая мысль пришла мне в голову: «А почему я такой неугомонный? Я ни для кого, в том числе и для других моих старых и добрых друзей, так не стараюсь». И единственный логичный ответ – я все еще люблю тебя. Уже не так глупо и энергично, но все еще люблю. Костер, который зажегся в лагере, уже потух, но угли его все еще горячи. И знаешь что? Я решил, что мы либо пойдем дальше вместе, либо разойдемся совсем. Сам факт существования таких чувств не дает мне возможности довольствоваться дружбой. Черт, я говорю как робот. Но, тем не менее, выбор тебе дан, и надо его сделать.
– М-м, я не знаю. А ты вправе меня заставлять?
– Не думаю, что это важно. Все шло к тому, что рано или поздно тебе все равно пришлось бы его сделать.
– Но… но я не знаю.
– Это все, что ты хочешь мне сказать?
– Да – тихо ответила она.
– Что?
– Да – сказала она громче
– То есть как? – Стив растерялся
– Прости меня, но я тебя не люблю. И мне тебя не переубедить. – ответила ему Мария, глядя в пол.
– Все ясно.
  Стивен резко встал, оделся и вышел на улицу. И там, засовывая руки в карманы, он наткнулся на пачку сигарет, предназначенных ей. Первой его мыслью было выбросить их и дело с концом. Он поднял бело-синюю пачку L&D на уровень глаз и собрался было выбросить её в ближайшую урну, но не сделал этого. В магазинчике напротив он купил зажигалку и неторопясь отправился в небольшой скверик, находящийся неподалеку. Там он сел на скамейку, застыл на секунду, потом резким движением достал пачку, помедлил еще чуть-чуть и закурил. Дым, ворвавшийся в его легкие, принес странное чувство спокойствия и удовлетворения. Так Стив просидел около часа, куря одну за другой, потом неспешно встал и отправился домой. О Мари он больше ничего не слышал.

  Рассказ его закончился словами: «Джереми, я вел себя как круглый идиот, но ни о чем не жалею. По-моему, это было правильное решение. А ты что думаешь?». «Не знаю, Стив, не знаю» – ответил я.

  Честно говоря, я не имею ни малейшего понятия, зачем я все это написал и что с этой рукописью делать. Скорее всего, я её сожгу. После всего услышанного за мою жизнь, рассказ Стива вроде бы не был чем-то сильно выдающимся. Но, тем не менее, что-то в нем тронуло меня. Может быть тот факт, что начался он с обычного вопроса и, фактически, был инициирован мной. Не знаю. Не уверен. Так или иначе, мне кажется, что я сделал то, что должен. Никто и никогда это не увидит. Прощайте.

Джереми Шепард.
8 января 2008
Конец