Сказка о Великой Шутке

  Давным-давно в далекой-далекой земле на кленовом листе стоял город. Он был окружен огромной стеной толщиной в десять шагов и простирался на долгие мили. В том городе жили люди. Среди них были и большие и маленькие, и великие и обычные, и счастливые и несчастные. И каждый из них хотел быть другим. «Мы слишком высокие и широкие – говорили большие. – Когда мы идем по мосту, он очень громко трещит и шатается. Мы не можем ездить в повозке или на лошади, они нас просто не выдерживают. Чтобы прокормиться, нам надо добыть и съесть очень много. А в дверь влезть совсем невозможно. То ли дело быть маленьким. Да, маленьким быть определенно лучше».
  «Плохо быть небольшим – огорчались маленькие. – Все вещи рассчитаны на людей больше нас. Мы не можем ни забраться на стул, ни расположиться на кровати. В миске всегда помещается больше, чем нам нужно, а ложкой зачерпывается столько, что невозможно проглотить за один раз. Все здания для нас как огромные залы, в которых все предназначено для других, где жить просто невозможно. То ли дело быть большим.  Да, большим быть гораздо лучше».
  «Нам не нравится наше величие – хмурились великие. Все только на нас обращают внимание, подмечают каждую мелочь и потом обсуждают за нашими спинами. Каждый хочет занять наше место, поэтому мы не можем никому доверять и умрем в одиночку. Мы несем непосильную ответственность, от которой у нас у всех горбы величиной с гору, а это сильно мешает ходить. Из-за горбов наши головы всегда наклонены вниз и мы ничего не видим, кроме ям, камней, трещин и бугорков, об которые нам предстоит споткнуться. Мы уродливы и все тычут пальцами нам вслед и смеются над нами. Разве можно так жить? Нет, лучше уж быть обычными».
  «Какие мы серые и унылые – печалились обычные. На нас никто не обращает внимания, а мы так его хотим. Поэтому каждый из нас красит руки, ноги, туловище и голову в разные цвета и часами любуется на то, как это красиво, не обращая внимания ни на что вокруг. Но почему-то нас все равно никто не замечает. Так мы и стоим, безмерно одинокие и никому до нас нет дела. Все глаза устремлены на великих. Вне сомнений, быть великим гораздо лучше».
  «Все переоценили счастье – сетовали счастливые. Мы нашли его, за короткое время вкусили сполна все его блага, но теперь не знаем как нам жить дальше. Счастье как кислота со вкусом клубники, оно, под предлогом прекрасных ощущений, заняло все наше нутро и грело, поддерживало нас. Только постепенно незаметно иссякало и испарялось, разъедая нас. Теперь мы все в секунде от того, как счастье исчезнет навсегда и больше никогда нас не посетит. Нам надо быть готовыми к тому, что оно выскочит и придется его ловить. Или кто-нибудь отнимет его силой. Поэтому у нас длинные ловкие руки и горящие, внимательные глаза. Но нет ничего хуже этого вечного ожидания. Уж лучше быть несчастными».
  «В нашей жизни нет смысла – огорчались несчастные. Мы вечно ищем его, но не можем найти, ведь смысл жизни в том, чтобы быть счастливыми. Но в чем заключается это счастье? Каждый из нас хочет знать ответ на этот вопрос и никогда не узнает. Получается, что смыслом нашей жизни является отсутствие смысла. Мы ужасно запутались и знаем так мало, что как только задумываемся об этом, сразу хочется найти маленькую черную комнату без двери, забиться в самый темный её угол и перестать существовать. Поэтому мы согнутые и пугливые, готовые спрятаться где угодно.  У счастливых нет таких проблем, для них все просто и понятно. Лучше всего быть счастливыми».

  А еще жители того города очень любили задавать друг другу вопросы. Им было очень сложно это делать из-за того, что каждый горожанин говорил на своем собственном языке. Долгое время они искали способ задавать вопросы друг другу так, чтобы собеседник понимал, на что отвечать. Проходило множество собраний, заседаний и комитетов, но никому не удавалось принять решение, ведь даже самые ученые мужи не понимали ни слова из того, что говорили другие.
  И вот, однажды, когда очередное заседание, длившееся пять падений капель, восемь вспышек света и тридцать четыре щелчка дверной ручки, закончилось ничем и его усталые участники расходились по домам, на главной площади, находившейся прямо перед Залом Заседаний, они заметили пару. Те два человека стояли и безмолвно смотрели друг другу в глаза. Толпа ненадолго застыла в оцепенении, а, отмерев, возликовала. «Ура! Ура!» – кричали радостные жители города, каждый на своем языке. Они, наконец, нашли способ задать друг другу вопросы, которых к тому времени накопилось немало. Тут же все население города разбилось на пары и стало безмолвно смотреть друг на друга. Это длилось с того момента, как солнце положили на табуретку, до секунды, когда его запихнули в мыльный пузырь и утопили. А потом удовлетворенные жители разошлись по домам.
  С тех пор город часто замирал, давая жителям возможность заняться любимым делом. Но вскоре оказалось, что все далеко не так сказочно, как казалось горожанам поначалу. Ведь, как выяснилось, на многие вопросы никто не мог дать такой ответ, который бы всех устраивал. Находились десятки больших, маленьких, великих, обычных, счастливых и несчастливых жителей, которые представителей самые, как им казалось, правильные ответы на вопросы, интересующие всех, например: почему надо задавать вопросы и отвечать на них? Почему брусчатку нельзя есть? Для чего поля в тетрадях? Можно ли жить без подмышек? И еще очень много других. Но в безмолвном взгляде собеседника они видели непонимание и несогласие. С тех пор, в городе-на-медном-пятаке, все жители которого были совершенно одинаковыми по уму, каждый стал думать, что он вдесятеро умнее, сообразительнее и начитаннее, чем остальные. Но никто этого никому не сообщал, ведь все горожане понимали, что стоит им совершить это, их любимым делом невозможно будет заняться. Потому что, хотя обитатели города не умели умирать, обижаться у них получалось прекрасно.
  Скоро у жителей города появилось еще одно любимое занятие. Они стали писать книги. Все дело в том, что у них накопилось только ответов, что они начали потихоньку выскальзывать из головы. Ими никто уже не планировал делиться, просто всем было жалко с ними расставаться. И вот, вскоре каждый житель написал такую уйму книг, что они вываливались из окон и щелей домов, вот как много их было у горожан. В каждом таком труде, написанном на воде, все было просто, логично и понятно, но, к сожалению, авторы писали их каждый на своем языке, так что понять те произведения было совершенно невозможно.
  Однако кое-что горожане не любили. Им очень и очень не нравилось слышать чужой саркастический смех из-за стенки. Это всех раздражало, кто-то даже терял сон и аппетит. Здания в городе-на-летящей-ниточке-паутинки были сделаны из чистейшего воздуха и, до определенного момента, проблем не возникало. Тем не менее, через какое-то время, все больше и больше жителей стало жаловаться на назойливый и язвительный смех из-за стенок. «Проблема не в том, что он есть – единодушно думали жители. Дело в том раздражении, которое вызывают эти звуки». Поначалу, проблема была решена очень просто. Все стены в городе были увеличены вширь в два, а то и в три раза, и смех перестал появляться. Все уж было успокоились, как, через непродолжительное время, он вернулся вновь, причем еще более саркастичный, более назойливый, чем раньше. Тогда весь город в едином порыве решил отправиться на поиски источника этого, во всех смыслах, ужасного звука. Однако, когда толпа собралась, оказалось, что смех исчез. Несмотря на это, народ, непоколебимый в стремлении найти кого-то или что-то издающее эту какофонию начал операцию.
Поиски длились очень долго. Настолько долго, что солнце успело всплыть, погрузиться под воду и всплыть еще раз. И что за странная это была процессия! Все жители в силу своих возможностей старались отыскать этот назойливый смех. Маленькие забирались на больших, а те, в свою очередь, подымались на горбы великих, огромные как горы, чтобы смотреть вдаль и сразу же заметить того назойливого наглеца, издающего этот звук. Счастливые осматривали все вокруг своими острыми глазами, обычные раскрасили себя краской, светящейся в темноте (естественно, каждый из них использовал свой собственный цвет) и бежали впереди, освещая дорогу. Несчастные, в силу своего маленького роста, обшаривали каждую щелочку, канавку, ямку и дырочку на пути и внимательно перебирали каждую песчинку, чтобы уж точно ничего не пропустить, словом, всем нашлось дело. Поиски проходили в кромешной тишине, настолько кромешной, что не было слышно ни звуков шагов, ни блеска звезд, ни даже звука того, как плывет по реке город-на-маленькой-щепочке.
  Временами казалось, что осталось еще чуть-чуть и этот таинственный вредитель будет найден, что этот наглый смех уже слышим и совсем рядом. Тогда вся толпа замирала и, насторожившись, прислушивалась, не веря своим ушам. Многие сразу бросались вперед очертя голову, думая при этом, что вот оно, наконец-то они нашли эту злорадную пакость, издающую тот самый ужасающий звук. Но всегда оказывалось, что это был вовсе не он, просто кто-то из процессии думал так сильно, что мысли пытались зашуршать, но тишина на корню пресекла эту попытку нарушить собственную непогрешимость и мгновенно восстановила прежнее положение вещей. Эта властная тишина впервые получила столько силы и игралась с ней, пробуя свои новые возможности. В городе всегда было тихо и беззвучно, ведь говорить-то ни у кого не было смысла. Но то была другая, зависимая тишина, вечно боязливо ждущая, когда же звуки, наконец, вторгнутся в город и все станет совсем по-другому. Эта же, новая, сильная, знала, что она конечна, но не боялась этого, а старалась насытиться тем состоянием всемогущества, до которого она, наконец, дорвалась. Так и шли жители, окруженные облаком тишины, в котором изредка можно было заметить маленькие молнии (естественно, беззвучные).
  Долго ли, коротко ли продолжались поиски, но то ли день был неудачный, то ли погода плохая, но никого найти не удалось. А когда операция закончилась и все разошлись по домам, первым, что услышали уставшие горожане, вернувшись в свои обители, был все тот же злорадный смех, в котором появились нотки удовлетворения и спокойствия.
Долго терпеть такое жители не смогли. И вскоре они пошли на решительный шаг. Был созван единственный в своем роде Референдум О Смехе, на котором никто не говорил, но думали все одинаково. Его итогом стало постановление, воистину судьбоносное для всего города. На нем был официально запрещен смех. И, как ни странно, неведомый источник этого смеха подчинился решению. Теперь жители были удовлетворены. Правда, после этого смех иногда возникал ненадолго то тут, то там, но это быстро проходило, да и раздражение можно было стерпеть. Так что успех был достигнут.

  Но не успели горожане оправиться от этой беды, пришла еще более непонятная напасть. Однажды, когда солнце только выкатывалось, а жители упорно смотрели друг другу в глаза, на крыше одного из воздушных домов появился невидимый некто. Он был одет в широкополую шляпу, с кончиков полей которой свисали длинные нитки, а на них было развешено столько всякой всячины, что при каждом шаге эта всячина поскрипывала, шелестела, хрустела и подрагивала. Некто постоял чуть-чуть на крыше и медленно слетел на землю, сопровождаемый бряцанием своих вещиц, а город в этот момент накрыла тень от его огромной шляпы. Потом некто постоял немного в нерешительности, а может, просто раздумывая о чем-то, и двинулся в город-влитый-в-булыжник.

  Тот незнакомец очень любил красить все в черный или белый цвет. Для этого, на правой стороне шляпы у него висело два больших ведра с краской и множество разных кисточек и кистей. Правда, красил он всегда руками и кисти были из воздуха. Просто ему казалось, что если есть краска, должны быть и кисточки. Разумно было бы предположить, что некто постоянно был весь в разноцветных пятнах, однако, несмотря на то, что он красил руками, и руки, и все остальное тело всегда были кристально чисты.
  Еще некто очень любил свою тень. Ведь если ты невидим для всех и даже для себя, то всегда приятно осознавать, что у тебя есть тень. Интересно то, что где бы не находилось солнце, она всегда лежала в одном месте и не отражала ровным счетом никаких черт незнакомца. Попросту говоря, тень была большим бесформенным черным пятном без рук, ног, шляпы, хобота, челюстей, сандалий, то есть всего того, что некто не имел. Тем не менее, он очень любил свою тень просто за то, что она есть.
  Итак, некто медленно двинулся в город. Тут же всем жителям стало как-то неуютно. Конечно, видеть они его не могли, но бренчание, тихонько раздававшееся при каждом его шаге, неизменно выдавало присутствие чего-то неродного для горожан. То есть получилось так, что одним своим появлением этот некто изгнал из города тишину. Постоянно то тут, то там слышалось позвякивание его многочисленных вещиц, свидетельствовавшее о присутствии невидимки в этом месте. И жителей, как и любого, долго прожившего в беззвучьи, этот звук начал настораживать, если не сказать беспокоить. Некоторые из них даже начали подумывать о том, что некто и был тем смеющимся человеком, на которого они так безуспешно охотились давным-давно. Некоторые были в душе восхищены теми звуками, что он принес и почему-то считали, что именно у него найдутся правильные ответы на все, даже на незаданные вопросы. А некоторые считали его не более чем интересной неясностью, которая скоро забудется, как и многие неизвестные доселе вещи. Но все хотели его найти. На первый взгляд это казалось задачей не сложнее поимки источника постоянного звука (например, смеха), но все, как обычно, было не так просто, как кажется на первый взгляд.
  Во-первых, этот некто вовсе не хотел, чтобы его нашли. И преимущество определенно было на его стороне, ведь невидимость отличный козырь, если хочешь спрятаться. Как ни пытались жители отыскать его по тому потрескиванию, которое слышалось при каждом его шаге, у них ничего не выходило, потому что шляпа была настолько большой, что найти в её пределах невидимого человека представлялось почти невозможным. Во-вторых, горожане были разобщены из-за отсутствия малейшей связи между ними. И я не имею в виду рации или голубиную почту. Даже перекрикиваться у них никогда бы не получилось, опять же, из-за разных языков. Из-за этого они просто хаотично шатались по городу, надеясь найти или наткнуться на незнакомца. Он к их попыткам относился иронично и всерьез не воспринимал.

  Так прошло много времени. Настолько много, что ничем его не измерить. Некто ходил среди жителей с одному ему ведомой целью, а они пытались его найти и хотя бы прикоснуться. Никто из них уже не помнил, почему они ищут его и что даст им его поимка, они просто срывались с места каждый раз, когда поблизости слышалось позвякивание тех самых многочисленных безделушек. За это время они уже догадались, что звук издают многочисленные вещицы, свисающие с полей. Среди жителей даже стал ходить слух, что сзади, прямо за затылком у незнакомца висит на маленькой ниточке небольшой свиток, а на нем написаны ответы на все вопросы, что были и будут заданы. Только сам он об их существовании не знал. Теперь все горожане были постоянно голодны, ведь вечный поиск не оставляет времени на обед. Из-за того, что поиски часто проходили ночью, их глаза горели как передние огни локомотива, мчащегося на сверхсветовой скорости. Если бы кто-нибудь ночью взглянул на город-создающий-облака с высоты полета бабочки, то этот кто-нибудь непременно бы восхитился зрелищем. Огромное количество мерцающих сияний мечется с непонятной целью – выглядело это захватывающе.
  Но однажды, такой же ночью, некто ненадолго потерял бдительность. Неизвестно что могло его отвлечь, или же он сделал это намеренно, но когда его мысли вернулись к обычному состоянию, перед ним уже стояла толпа горожан, заливая  город голодным светом. Некто не сразу осознал то, что его настигли. Он стал оглядываться в поисках пути отхода, но везде его взгляд натыкался лишь на стены из воздуха и жаждущие глаза жителей, тела которых были скрыты темнотой. Они встали в круг, центром которого стал никто. Круг сходился все уже и уже, пока его глаза не стало нестерпимо слепить. Тогда он в бесцельном отчаянии закрыл лицо руками. Прошел миг, другой, но ничего не происходило. Открыв глаза, некто увидел вокруг себя огромную массу больших, маленьких, великих, обычных, счастливых и несчастливых, стоящих на коленях и с мольбой светящих на него своими глазами. Он понял их боль и жажду, и ощутил сильнейшую жалость к несчастным жителям, вынужденным скитаться без вменяемой цели, из-за этого изрядно похудевшими и теперь выглядевшим как обтянутый кожей диван без набивки. Некто решил им помочь.
  Он двинулся в путь, увлекая всех горожан за собой. Они все, двигаясь шаг в шаг, сбились в плотную толпу, в которой одного из жителей невозможно было отличить от другого, в голове которой шел некто. Его все происходящее ежесекундно удивляло и настораживало своей неожиданностью, но он решил вести толпу до конца. Шли они долго. Так долго, что давно сбились со счета. И вот, однажды все увидели гору. Её вершина скрывалась в облаках, прильнувших к ней словно волчата к матери-волчице. Некто остановился, за ним остановилась и толпа. Так он простоял восемнадцать нервных постукиваний кулаком, а потом решительно двинулся к горе. Никто не последовал за ним. Все жители как-то поняли, что он не бросит их, просто так надо. Они дружно рухнули на землю и, лежа в скрюченных позах, стали ждать.
Тем временем, некто начал свое восхождение. Он карабкался вверх, невзирая на то, что зацепиться было не за что, а сама гора представляла собой конус из зеркального отполированного черного камня. Он неведомым образом лез вверх, продвигаясь на мельчайшее расстояние, но все же двигаясь вперед. Тяжелым был этот путь, и никто не смог бы его повторить, но некто достиг вершины. Там, на площадке толщиной с волос стояло два зеркала. Некто, повинуясь внезапному порыву, встал между ними и увидел то, что было все время скрыто от него – небольшой свиток с ответами на все вопросы. Он возликовал и радости его не было предела. Некто взглянул вниз на съежившуюся несчастную толпу и издал возглас, призванный пробудить их. Пока его призыв достигал земли, солнце похолодело и на землю, обволакивая все вокруг, спустилась темнота. Когда возглас спустился к подножию горы и был услышан, огромное количество лучей, во сто крат ярче солнечного света, направились на вершину, разгоняя облака и подкармливая тьму.
  Этот свет уже не напугал незнакомца. Он резким движением сорвал ответы из-за головы и кинул их вниз, не прочитав. Бумага летела вниз, вращаясь. И с каждым поворотом листка, из одного получалось двое, а те двое раздваивались еще и еще. Пока свитки спускались на землю, это повторилось бесчисленное количество раз и когда они достигли ждущих рук жителей, их уже хватило на всех. Горожане жадно хватали листки и уползали подальше от всех, чтобы там, в уединении прочитать заветные свитки, написанные на понятном всем языке, и насытиться. А некто стоял на горе и со счастливым предвкушением ждал того момента, когда они, наконец, обретут то, что так долго искали.
  Прошло какое-то время, и он увидел внизу ту же толпу, сошедшуюся вновь. Только теперь она гневно светила вверх и с непониманием чего-то ждала. Тут ужас накатил на незнакомца новой волной: они не поверили в то, что было написано. Ответы показались жителям настолько простыми, что они отказывались в них верить. Более того, своими взглядами они винили его и только его. Мириады лучей ярчайшего света были направлены на неведомого и ослепили его. Некто сжался в комочек в эпицентре солнечного гнева и понял свою ошибку. Тогда, благодаря неведомо откуда взявшимся у него силам, он распрямился, взял в правую руку банку белой краски, а в левую черной, и вылил их на толпу без остатка. Они смешались в серый цвет еще в полете. Волна настигла просветленных жителей и перемешала их, ударяя друг о друга, об землю и гору и окрашивая в серый цвет. Все потеряли сознание, мир исчез.
Когда толпа очнулась, некто пропал. Больше он никогда не появлялся. Пропала и его чудесная шляпа, пропала и тень. Жители с удивленным вопросом на их лицах смотрели друг на друга и удивлялись еще больше. Но кое-что в них теперь изменилось. Они стали говорить. Не понимая друг друга, и толком не разбирая самих себя, они стали сначала бурчать что-то себе под нос, но мгновение спустя, пустошь заполонил громкий гомон. И о чудо! Внезапно, за короткий миг, они научились понимать друг друга без каких-либо усилий. Но потом серая краска засохла, залепив им глаза, рот и уши. Так и стоит поныне серый город-на кленовом-листе, владеет которым теперь тишина. И владеет безвозвратно.

Конец