Азовская уха

Азовская уха.
  На Беглицкой косе стояла рыболовецкая бригада колхоза «Красный партизан». Коса -- намытый узкий рог из песка и ракушечника -- выдавалась в море на несколько километров. Место, облюбованное бригадой, не заливалось даже во время самых сильных приливов. Но все-таки из предосторожности деревянные домики, где жили рыбаки всю путину, ставили на сваях. На косе у бригады были складские помещения и коптильный цех. Эта бригада и должна была стать основой подсобного городского рыболовецкого хозяйства. Идея принадлежала Спишевскому. Он поговорил с председателем колхоза «Красный партизан» Понаморенко. Тому было жаль расставаться с хорошей бригадой. Но секретарь горкома пообещал помочь в строительстве новой школы. Да и негоже было не уважить первого секретаря, к которому приходится обращаться по самым разным вопросам.
  Бригадир Иван Карпенко охотно согласился стать директором рыболовецкого хозяйства. Он хорошо понимал, что забот будет больше, но звучит-то как: «Директор!».
    Городских гостей ждали с раннего утра. Иван Карпенко ночевал в бригаде, а Игнат Понаморенко держал линейку под рукой. То и дело выходил во двор, поглядывал на море.    Завидев двухмачтовик, он расправил привычным жестом черные «гетманские» усы, которые так нравились его жене Палаше, и поспешил в дом, чтобы надеть фуфайку.
  «Буревестник» направился к косе. К самому берегу подойти не смогли: мелко. Рыбаки вышли им навстречу на двух баркасах, байдах, как их здесь называли.
  Шли неторопко -- байды были тихоходными, к тому же мешала мелкая встречная зыбь.
На берегу уже весело пылал костер. Над огнем висел казан с водой. Чуть в стороне на деревянном настиле два парня в высоких рыбацких сапогах чистили рыбу.
-- Пока мои хлопцы будут управляться, давайте проедем -- посмотрите хозяйство, -- предложил Понаморенко.
-- Согласен, но с одним условием, -- сказал Спишевский.
-- С каким? -- насторожился председатель.
-- Пусть ребята рыбу не бросают до нашего приезда. Хочу посмотреть, как делается настоящая рыбацкая уха.
-- Это можно, -- повеселел Понаморенко.
-- Поедешь с нами? -- спросил Михаил Захара.
-- Та не. Я с ребятами останусь..
Спишевский, Понаморенко и Путивцев сели на линейку, и возница тотчас же тронул. Застоявшиеся, чуть продрогшие кони сразу взяли рысью. По слежавшемуся твердому песку на дутых шинах линейка шла мягко.
-- Оделись вы, Всеволод Романович, не для наших мест. Море все же. Не застудились бы, -- заботливо проговорил Понаморенко. -- Михаил Афанасьевич в коже. Кожа -- она надежней. Возьмите-ка вон мой плащ. Он непродуваемый...
-- Что вы, что вы, товарищ Понаморенко. А вы?..
-- У меня сто одежек. Фуфайка к тому же.
У Спишевского действительно пальто было легким. Плащ из жесткого брезента пах рыбой, но сразу стало теплее.
  Проехав по колхозу и осмотрев новый коптильный цех, навесы для вяления рыбы, помещение, где зимой хранились сети, остановились на строительной площадке.
-- Вот здесь мы и хотим построить школу, -- сказал Понаморенко.
На обратном пути председатель уговорил заехать на минутку к нему домой.
-- Бо жинка меня и до дому не пустить, если не заедем.
Понаморенко жил неподалеку от берега в большой саманной хате, крытой камышом. В хате стоял теплый приятный дух. От большой русской печки, натопленной кизяком, веяло жаром. Земляной пол был чисто выметен. В самой большой комнате в углу возвышалась двуспальная кровать с деревянными резными спинками. На белоснежном покрывале резко выделялась гора подушек в цветастых наволочках. По всему видать, хозяйка была чистоткой. Она стояла тут же, по-деревенски пышная, румяная, с густыми темными бровями и детской улыбкой на пухлых губах.
-- О це моя хохлушечка, -- любовно представил жену Игнат.
-- От скажешь ще... Какая я хохлушка?
Палаша протянула теплую маленькую руку сначала, не по чину, чернявому красивому молодому мужчине, а потом уже пожилому, седоволосому.
-- Хохлушка, хохлушка... Это она при вас так говорит -- по-городскому, а зи мною як начне балакать...
-- Украинский язык красивый, певучий, -- сказал Спишевский.
-- О, чуешь, що людына каже! А теперь, дороги гости, проходьте сюда, перекусите  чем Бог послал.
В светлой пристройке с двумя большими окнами был накрыт стол: квашеная капуста в эмалированной мисочке горкой, а наверху -- кусок пелюски, в глубокой тарелке -- соленые огурцы, пересыпанные укропом. Соленый разрезанный арбуз аппетитно краснел сочной мякотью. Моченая терновка тоже была в глубокой тарелке, по ободок наполненной соком темно-сливового цвета. Ну и, конечно, всякая рыба: и копченая, и вяленая, и свежепросоленная, отварная. К ней горячая, только что испеченная картошка. Запотевшая бутылка водки стояла в центре стола.
-- Хозяюшка! Что ж вы с нами делаете? Ведь Игнат Васильевич обещал нас рыбацкой ухой накормить, а после такой «закуски» два дня ничего есть не сможешь. -- Спишевскай развел руками.
-- Но рюмочку-то можно. С холода! -- почти сердито сказал Понаморенко, боясь, что гости действительно откажутся, а Палаша ему этого не простит.
-- Мне врачи категорически запрещают... -- проговорил Спишевский.
-- Так их же здесь нема, -- с обезоруживающей наивностью сказал Понаморенко.
-- Ну разве что, -- принимая шутливый тон, согласился Спишевский.
За столом и оговорили они все вопросы и о рыболовецком хозяйстве, и о школе.
На косу возвращались довольные друг другом.
  Рыбаки к их приезду приготовили отличную юшку для ухи, но рыбу не бросали, ждали. В казане дважды варили мелкую рыбешку, которая должна была отдать жир и клейкость, словом, дать навар. Хорошо проварился и мелко нарезанный лук.
В двух больших эмалированных мисках лежали куски приготовленной рыбы, тут же рыбьи головы, которые дадут ухе особый вкус: остроносые -- севрюжьи, тупорылые -- осетровые, белесые, хищные головы сулы, сазаньи -- темноватого цвета. Все это и высыпали при гостях в казан, в подернутую слоем жира юшку. Иван Карпенко вылил туда же полбутылки водки.
-- А это еще зачем?
-- А шоб запах сырости отбить.
-- Водкой же будет пахнуть!
-- Не!..
Уха получилась удивительно ароматной, а рыба такой нежной, что таяла во рту.