Ты есть
… Как всегда, забыл закрыть окно. Кашляет. Простудная погода. Тоскливая пора. Квартира стареет. Годы. На окне – погибшие цветы прячутся в складках пожелтевшей тюли. Я сяду на краешке, ты не против? Ах да, ты даже не слышишь меня. Проведу рукой по седине волос. Пальцы скользнут по огрубевшей коже и коснутся сухих губ. И я прижмусь к тебе. Обниму. Потеплеет взгляд. Меня укутает твой запах – мужской, сигаретный. И ты, наконец, скажешь: «Здравствуй». Я заплачу. На секунду. Только несколько слезинок. А ты, глядя в пустоту, протянешь мне платок. Время подрастёт ровно на час. Я поставлю чайник для двоих. И буду минуты ждать свистка. Помнишь, когда уходил твой поезд?.. «Тогда всё было весной… Ты рвала подснежники. Я просил – не надо. Цветы летели мне в лицо. И на языке я ощущал их вкус. А ты ревновала. И мы падали в траву. Твои глаза замирали, и дрожь тревожной волной шла по телу…» Споткнулся и замолчал. Свистел чайник. Я мыла чашки и блюдца. Скрипели оконные рамы, дребезжала форточка. Похудел. Тебя и не узнать. Ожог на груди. «А где жена?» «Ушли. Все ушли. Ты – первая…» Чаинки словно листья на том пруду. Тебе холодно? Сейчас, сейчас. Вот, ложись. Тепло? А я рядом. Здесь. Уснул.
Знаю только одно – живу ради тебя. Я бы давно устала просыпаться. Каждый мой день – это ты. Помнишь, мои письма оставались без ответа? Зима, холодно, в чужом городе. А ты молчишь. Бегу на почту, а потом вдруг застыну – и ни с места. Боюсь. Ни строчки. Неделями. Люди смеются. А я не могу иначе. Смотрю на твою фотографию. Помогало. А ночью глаза закрою – и снова ты. Улыбаешься. Но так далеко… Проклинала свою любовь!.. И спешила на почту. А потом даже из дома не выходила. Фотографии, сны. День, ночь. Почему так больно и одиноко любить?..
Ты спишь. Я смотрю на тебя. Впавшие щёки. Тёмные круги под глазами. Ты вернулся. Такой. Мечта ли я? И что такое – мы? Мысли бегут...
Ты… Мой. Только мой. Не важно – с кем и почему. И эти недели – тоже не в счёт. Ничего не страшно. Не надо – «я». Забудь про «мы».
Я вышла на мгновение. Проводить твой сон. А ты уже проснулся. Водишь невидимым пером по белой простыне. Закрываю глаза. Прерывистые линии превращаются в строчки. Строчки хрупких стихов. Вскоре и они растают в кромешной темноте твоей ни одно десятилетие длящейся печали. Нет, всему виной страх. Ногти царапают простыню. Ты напуган. До озлобления. Познав радость обладания словом, ты забыл истинную ценность – момент его рождения. Вкусив Музу, искал лишь большее наслаждение. «Снова твоя ревность. Вчера подумал, что ты изменилась. Зря. Но теперь радуйся. Перед тобой – бесполезный. Ничтожный. Старик. Довольна?!» Мой беспомощный ребёнок. Не надо меня ранить. Не сужу тебя. А если и ревную, то не ради торжества. Целую твои руки. Омою твои ступни. Я – Мечта. Ты – мужчина.
«У меня было много женщин. Но все они – только мои стихи. Они владели пером поэта, но забывали про его сердце. И только письма одной между строк молили о любви. А я был глуп. Молод. И тщеславен». Нет мне счастья от твоих слов. Всегда мы боготворим того, кто рядом с нами в минуты отчаяния. Сегодня – это я, а завтра – придёт другая. Не будем легкомысленны. Мимолётны. У нас с тобой так мало времени для двоих. Помогу тебе встать. Осторожно. Мы пойдём к прудам. Я хочу, чтобы ты видел. Что? Поймёшь сам. Солнце ослепляет. Ты смешно жмуришь глаза. Привыкаешь. Воскресенье. Нас подхватывает нарядная толпа. Я крепко сжимаю твою ладонь. Ты впиваешься в мою. Мы почти не дышим. Но что-то щекочет внутри. И ты слышишь мой смех. Не понимая этого неожиданного веселья, ты всё же хохочешь вместе со мной. И зажимы исчезают. Мы вместе среди толпы. Пробегаю глазами по расписанию автобуса. Ты неуклюже выгибаешься вперёд и целуешь меня в висок. Твой взгляд оживает. Кажется, снова плачу. Моя любовь не умрёт. Никогда. И ты. Свободный. Рождённый знаком огня. Наше время для двоих истекает. И чем ярче горят твои глаза, тем прозрачнее становлюсь я. Нам обязательно нужно успеть на пруды. Автобус переполнен. Мы словно стали одним целым. Каждой линией ощущаю тебя.
В марте было страшно. Я второй месяц ждала ребёнка. От другого. От безнадёжности жизни городка. Покупала шторы, утюжила рубашки, нарезала бутерброды. Учительница русского языка и литературы. Безработная. Зависимая. Всё прекрасно знала. Но в какую сторону и что изменить? Бессмысленно. Если и так жизнь вмещается в рамки – «приличная». Уже тогда не могла уснуть без твоего голоса. Я постоянно слышала его внутри себя. Когда читала твои стихи. Узнала адрес. И молчала. Думала о многом. О том, что между нами двадцать четыре года и сотни километров, мой муж и десятки твоих женщин, мой ребёнок и твоя поэзия. А потом… На свет появился Тёма. Не стало меня.
Я месяцами не решался подойти к кассе и купить билет. В двадцать один год мне одинаково хотелось покорять мир и любить тебя. Но ты была сильнее. Дикая. Непокорная. В тебе жила природа, а не женщина. У нас родилась дочь. И я подал заявление на развод. Ведомая гордостью, терзаемая ревностью, ты подписала все бумаги. На следующее утро я, наконец, сел в поезд. И вдруг ты появилась на платформе. Не звала. Не кричала. Не проклинала. Молча бежала и смотрела на меня. Вдруг повернулась и пошла в обратную сторону. А я ловил взглядом каждое твоё движение. Пока не потерял из виду. Не силуэт. Тебя. Хотя и это понял только спустя годы. Покорённый миром, но всё же когда-то любимый тобой.
«Вот. Снова приступ. Привёз. Люда, я побегу. На работу вызвали. Заеду проведать завтра. Провожать не надо. Всё. Счастливо!» Лёва как всегда куда-то спешил. Ну, на работу – так на работу. Люда перевела взгляд с двери на кровать. Присела. Сердце уже не то. И она, и Володя постарели. Незаметно и безвозвратно. Нет былой страсти. Да и обиды давно забыты. Она привыкла к их любви. Ускользающей. Настоящей. Единственной. Боялась только одного, глядя на прозрачное скрюченное тело, - его болезни. Когда твоего мужчину уводит тщеславие или другая, надежда на возвращение всё же остаётся с тобой. Но как только приходит смерть, ты теряешь её… его навсегда. И Люда не знала унижения прощая. Это – ничто. Только бы быть подле него.
Уснула в кресле у кровати. Снова – один и тот же сон. Красивая молодая женщина сидит на скамейке у пруда и читает книгу. На минуту отрывает взгляд от страницы, внимательно смотрит и едва слышно произносит только одну фразу: «Береги его…» Спустя мгновение всё исчезает в тумане. Но и он вскоре рассеивается. Пруд. Скамейка. Книга. Люда одна в этом унылом осеннем пейзаже.
«Жарко… Воды!.. Пить!» Люда вздрагивает. Бежит на кухню. Дрожащими руками несёт стакан. Но Володя уже спит.
Она думает, что я – просто сон. Иллюзия. Нет! Неправда! Я – его Мечта! Слышишь?.. Почему он принадлежит тебе? Ты давно оставила его. Исчезла. И я почти завладела им. Однажды от него пришло письмо. Никто ничего не узнал… Он приехал ко мне осенью. В сентябре. Нам оставалось две недели. Он говорил, что снова любит. Меня. Моего сына. Да, он хотел увезти меня вместе с Тёмой. Но врачи запретили. И мы гуляли. Я ушла от мужа. Жили в гостинице. Недалеко был парк. И пруд. Мне трудно было ходить. Мы сидели на скамейке. Он читал мне свои стихи. Той ночью «скорая» долго не приезжала. Мир плыл перед глазами. Ты грел мои руки. Я всхлипывала от боли. А потом наступила темнота. Когда я очнулась, боль исчезла. Мы были почему-то у пруда. Ты много курил. Валялись бутылки. Я хотела прикоснуться к тебе. И не смогла. Умерла. Не верилось. Но меня уже три с половиной часа как не было.
Ты ещё чувствуешь жизнь, но задыхаешься от слабости. Беспомощности. Маленький человек с большой судьбой. Тебе пусто в своём одиночестве. Оно, скорее, в тягость, нежели в радость. Не хватает женщины. И пить её, пить – до утопленичества. Познать страсть жрицы. И слабость ребёнка. Защищать. И подчиняться. Врываться в её мир. Разбивать её мечты. Собирать чемоданы. И вымаливать прощение.
Что шепчут женские губы в молитве? Что видят закрытые глаза? От чего дрожат девичьи плечи? О здоровье близких. О непонятном счастье. О случайной горести. И в каждом слове – о тебе. Так и непонятом. До конца никому не принадлежащем. Никогда не вернувшемся. Неверном. Невечном. Желанном. Столько в мире звуков, но все они – лишь призраки твоего имени. Голос ветра среди одичавших трав. Шорох штукатурки в голой «коммуналке». Письма и междустрочье. Любовь и опустевшая платформа. Грешная. Православная. Прошу Бога за тебя.
Порой нам снятся свечи. Кого-то обжигают. И люди горят. Кого-то освещают. И люди верят. Кому-то помогают. И люди просыпаются. Не свет. Мерцание правит душой. Так в слабости огненного дыхания мы познаём силу вечности. И любви. Наутро за нами приедут экипажи и трамваи. Растащат по работам. И мы забудемся на смены и графики. Мой друг будет затачивать карандаши для вечных двигателей, а твой – мелировать чёрного пекинеса. Сосед вынесет парашу, а Галька сделает эпиляцию зоны бикини. Трудят-плодятся заводы и фабрики, рабочие и служащие, физики и романтики. Кружатся планеты. Девочка покупает шоколад. Пачкается. Улыбается. Мама ругается. Облака плывут. И там – самолёты. Стремятся гордо ввысь ракеты. По волнам южного моря летит катерок. Ванечка целует Васечку. Светик купила папироски. А в горах – никого. Кроме снега и Бога. Малыш с дредами читает реп. Ди-джей меняет пластинку. Муж вернулся к жене. Правда, забыл – к чьей. И старуха сторожит разбитое корыто с черничным вареньем. У тебя на щеке родинка. Пчела летит в улей. В окнах спальных районов загорается свет. И кому-то снова снятся свечи.
Спустя месяц после Володи начали появляться мужчины. Зря. Люда ничего не находила. В чужих руках, нелюбимых, она только острее чувствовала это несчастное, своё неприкаянное одиночество. Дочка жила у родителей. Люда не умела быть мамой. Пока. Ей нравилась вьюга. И то, что в доме было холодно. И это утро на кухне в четыре часа после полуночи. Она учила наизусть стихи. О свечах. О дыме.
… И не хочу я знать, что время лечит,
Что всё проходит вместе с ним…
А потом бежала на работу. Выбросила диплом и стала официанткой. Так легче. Смена закончилась. И ты свободна. Весна. Взяла отпуск. Поехала в Испанию. Сидела на бордюре. Рядом оказался мужчина. Большой. Красивый. Настоящий. Пытался познакомиться. Люда обняла его. Голова опустилась на сильную грудь. Он растерялся. Люда молчала. Не хватало отца. А теперь надо отпустить. Шепнула «спасибо» и спряталась за поворотом. Ночью снился незнакомец. Не уснуть. Люда рисовала его лицо. Глаза. Немного тени. Карандаш крошился. Сломался.
Умерла моя девочка. Страшно. Ведь ничего не видела. Столько не слышала. Ведь хотела… Могла… Не помню, как начались приступы. Боль разрезала сердце. Раскалывалась голова. И сны, похожие на пытки… Моя девочка вернулась. А, может, Люда?..
Дочка не хочет меня видеть. Я так и не стала мамой. Уехала в его город. Жила с мужчиной. Узнала о болезни. Лёва всё понял. Жизнь втроём вошла в русло для двоих. Писала стихи.
… Ты был в моей судьбе.
Спасибо.
И не вернёшься в ночь ко мне.
Не надо…
А какие стихи у тебя? Кому пишешь ты? Молчишь. Молчи. Да, не пойму. И не прощу. И я бежала к солнцу. Летом на рассвете воздух чистый. Ветра почти нет. Пить росу? Можно? Не умею. Птицы. Я давно не видела лебедей. Такие красивые. Белоснежные. Как любовь той. Да, я знаю, кто приходит в мои сны. Давно прочитала её письма к тебе. Я бы так не смогла. Девочка. Милая девочка. Пусть я ненавижу тебя. Пусть ты не раз проклинала меня. Всё это глупое. Женское.
Володя курил на кухне. Теперь пропадёт на пару недель. Люда переодевается, набрасывает шаль и уходит из дома. Через часа два возвращается. Никого. Приезжает Лёва. Мужчина с пропиской. С машиной. И дачей. Жарит на кухне омлет. Пьёт чай с тремя чайными ложками сахара. Читает газету. Встаёт. Потягивается. Целует на прощание. Едет на работу. Люда меняет воду. И эти цветы увядают. Всё, не хочу больше грустить. Под музыку надо танцевать и жить. Взяла такси. В городе жарко. У фонтанов познакомилась со старичком. Такой замечательный! Вспоминал первую любовь. Её звали Рита. Встретились в парке. Играл оркестр. Он пригласил её на танец. Она сказала, что болит нога. А через минуту танцевала с лейтенантом. Да, белое платье в цветочек. И глаза голубые. Как в кино? Да, наверное. Нет. Так и не полюбила…
Что такое наше сердце? Какими лучами его просветить? Сегодня в автобусе не особенно приятная женщина всю дорогу рассматривала «рентген» своей ротовой полости. Гадкое зрелище. Люда сидела рядом. Тошнило. В окно летел мокрый снег. Проводила брата. Скучала. Щипало глаза. Володя вот уже неделю лежит в её кровати. Лёва тактично отбыл в дальнюю командировку к своей бывшей. Люде не хочется возвращаться домой. Хотя погода стоит отвратная. Надо. Спит. Слава Богу... Не могу с ним говорить. Слова давно бесполезны. И нигде не найти ответа. Называет чужим именем. Милая девочка… Но это не Люда. Ревность до отчаяния. Ревность к призраку. Звонок. На пороге незнакомая… Дочка? Ждёт приглашения. Люда молчит. Маша что-то говорит. Люда механически суёт ей тапочки. Приносит в гостиную чай. Теперь девушка живёт в соседней комнате. Сегодня гуляли у прудов. Маша любит фотографировать. Учила Люду. Потом всё распечатала. Положила на ночной столик рядом с кроватью. Люде перед сном решила посмотреть, что получилось. Скамейка. Пруд. Незнакомая. Но это же Маша! Кто приходит в её сны?..
Заботиться о семье. Усталость. Теплота. Любовь. Первый борщ. Первая стирка. Чай с мёдом и лимоном. Продовольственный. Хозяйственный магазин. Ищешь его любимый цвет рубашки. Носки. Бельё. Девчонкой хихикаешь от подобных мыслей. Став женой – находишь в этом радость. Постепенно их жизнь – мужа, ребёнка – заменяет твою. И сутки наполняются сами по себе. Твоё пальто выходит из моды, на сапогах летят супинаторы и единственные джинсы – ровесники студенческих лет. Наплевать. И так сойдёт. Потом, брошенная, ты продолжаешь готовить для редких гостей. Они говорят много комплиментов вслух, а про себя, продолжая восхищаться твоими кулинарными изысками, жалеют – да, как бездомного котёнка – жалеют тебя. Ты тенью бродишь по магазинам. Всё-таки покупаешь новые, обязательно – фирменные, джинсы. Серый гольф в придачу. Вечером, перед сном, слушаешь классическую музыку и живёшь единственной мыслью: «Когда-нибудь это закончится…»
Бездонное время. Почему ты не беззаботно? Зачем тебе прошлое? Или – будущее? Завтра я закончу свою историю. Больше не будет ежедневников и календарей. Найду женщину. Потом – другую. Должно получиться. Устал болеть. От Люды. От той. Ещё есть дочь. Но я не отец. Я сам чужой. Такси задерживается. Люда забыла шаль. Рассыпанная пудра. Мы старые. Неинтересные. С умными словами и лицами. Только бы не набраться. Хотя. Какой смысл в обратном? Ну вот и такси. В шкафчике – бутылка. Немного водки. Нет, это какая-то заморская дрянь. Ничего, сойдёт. А теперь ухожу.
Свидание с мальчишкой. Привилегия неплохо сохранившихся дамочек. Меня зовут Мила. Одна ночь. Никаких утр. Я знаю, что ты счастлив. Нет, кажется, это называется «перепихнуться»? Но, впрочем, огонька не найдётся?..
Сутулишься. Ты один в этом каменном переулке. Подносишь к уху часы. Тикают. Сегодня нет солнца. Облачно. И я иду за тобой. Как спокойно думать о любви. Губы трескаются. Холодный день. Хочу поцелуй. Мечта. Прислонился к стене. Я близко. Очень. Тепло. Тикают часы. Закрываем глаза, коснувшись друг друга.
«Володя, Володя!» Люда склонилась над мужчиной лет сорока пяти.
Пруд. Ночь. Здравствуй, родная…
Море. Пляж. Хижина. Маша вернулась с каникул. Много говорит. Слишком много. Ничего, помолчу. А сейчас, кажется, надо её обнять. Похвалить. Она совсем не похожа на Володю. Пустая. Надо съездить к нему домой. Побуду немного одна. А, может, сердце остановится.
С Людой я порвал месяца два назад. Чудная бабёнка. Подвёз сегодня Машку в институт. Красивая девка. «Аллоу! Лёва слушает. Да, компания «Чистые пруды». Что вы, как можно, самая лучшая жилплощадь в любом спальном районе столицы».
Марина АРСЕНЬЕВА
http://proza.ru/avtor/arsmarina
Свидетельство о публикации №212061400556