Зефир в шоколаде

У моего приятеля Лёвы Глазмана внезапно обнаружилась тяжёлая форма диабета.
Лёва сам по себе был весёлый человек.
Неунывающий, лёгкий. Он редко задумывался о смысле жизни.

Бывало, спросишь его:
- Скажи, Лёва, зачем всё это – мир вокруг, красоты природы, полёт мысли, прелесть женщины?
- Для счастья, – убеждённо отвечал Лёва и беззаботно хохотал.

В молодости он часто менял любовниц.
Лёвина жена Люба настрадалась от его бесконечных походов на сторону и затаила в душе злобу.
Доконали её терпение частые исчезновения мужа – то на сутки, то на неделю.
Лёва гулял и прожигал жизнь.
 
Однажды Люба не выдержала, собрала вещи и вернулась к отцу.
Мой друг остался один и поначалу вовсе не озаботился этим обстоятельством.
Но по мере того, как шли годы, Лёва терял свою обычную бесшабашность.
Его начали точить тревожные мысли.

Мы расстались на долгое время, когда обоим было далеко за сорок.
Я уехал в Израиль, а Лёва в Белоруссию.
Связь прервалась. Я стал забывать о незадачливом приятеле.

Но однажды в моей квартире раздался звонок.
- Узнаёшь?
- Лёва? Откуда ты взялся?
- Вот приехал на Святую землю. Примешь гостя?
- Конечно.
- Еду.

Лёва постучался ко мне поздним вечером.
В первое мгновение я не узнал его – седой человек, лицо избороздили крупные морщины.
Странно, но Лёве пришлось по душе моё недоумение. Он захохотал.
- Жизнь продолжается, старина! – воскликнул этот бедолага, этот раб своих привычек.

В одной руке Лёва держал бутылку водки, в другой – коробку зефира в шоколаде.
Мы прошли в квартиру.
Лёва поставил на стол свою ношу и воскликнул:
- Вот прикатил к тебе из Хайфы, едва мне дали в справочной службе твои координаты.
Неси бокалы. Выпьем, вспомним молодость.
- Я не пью.
- Что так?
- Диабет, – коротко ответил я.
Лёва снова захохотал.
- Так и у меня диабет! Инсулин колю. Ну, мы же только по маленькой, за встречу.
И зефиром закусим.
Ты знаешь, обожаю зефир в шоколаде. Пристрастился к нему на Святой земле.
Сладко живут наши соплеменники.

Выпили немного. Вышли в вечернее мельтешение уличных огней.
Погуляли в сквере. Лёва стал задыхаться.
- Воздуха не хватает, – признался он.
- И часто такое?
- Бывает. Особенно жутко по ночам.
- Ты один?
- Ну да. Приходит иногда женщина. Ни для чего – просто для физической близости.
И ей временами это нужно, и мне.
Но, знаешь, настоящей близости нет. Одна видимость.
Помолчали.

Я посмотрел на Лёву. Он был серьёзен и бледен.
- По сути, жизнь прошла, друг. Пролетела, как облачко.
Вспоминаю и не могу вспомнить, что же было в ней главное.
- А Люба?
- Что Люба? По-прежнему живёт с папенькой. Злобу копит. Предлагал сойтись. Ни в какую.
Лёва запрокинул голову и посмотрел на звёзды.
- Там, – сказал он, – холод и мрак. Жутко от одной мысли.
И замолчал.

Вернулись в дом.
- Давай ещё  по стопочке, – предложил Лёва, – зефирчиком закусим.
Подсластим вечер.
- Нет, – ответил я, – обойдёмся.
Как ни странно, Лёва не стал возражать.

Примерно через месяц после этой встречи позвонил знакомый.
- Лёва Глазман умер, – сообщил он.
- Отчего, – холодея от ужаса спросил я и живо представил хохочущее Лёвино лицо.
- Диабетическая кома, – ответил знакомый. – Любовница утром пришла и обнаружила.
И добавил с грустью:
- Как жил человек? Ни детей, ни плетей. Даже вещей никаких.
Единственное, что осталось – это начатая коробка зефира в шоколаде.

                Р.Маргулис