Урок

      Привлекательно мерцал телевизор. Вспыхивающие яркие картинки студийных декораций отражались в его зачарованных глазах. Он сидел, откинувшись на спинку дивана, а она лежала головой у него на коленях и не отводила от него своих глаз. Был один из тех зимних вечеров, когда, казалось, что всё за неделю уже сделано, и можно предаться заслуженному безделию. Махнув хвостом игрушечных, ни кем не читаемых титров, концерт закончился, и громко рявкнул надоевшей рекламой прокладок.
– Ну, всё! Пора собираться! – сказал он, медленно вытягивая руки и ноги в противоположных направлениях.
– И куда это нас потянуло на ночь глядя? – протяжно и игриво спросила вычурно она.
– Ну, ты же знаешь про нашу народную дружину. Эта неделя у нашей бригады. И совсем ненадолго. Официально до двадцати трёх. Плюс дорога домой. К полуночи буду голенький в постели. Но если будем близко, то ещё раньше.
   Она вздохнула актрисой на сцене и медленно освободила его колени. Он встал и пошёл собираться, а она повернулась и осталась за ним наблюдать с дивана.
– Ты там поосторожнее. Не выскакивай раньше всех. Всё равно темно и никто не оценит твой героизм.
– Да ладно, уж! Знаю! Молодым у нас везде дорога. А я по-стариковски, так, чтобы не отставать, – успокаивал он в ответ.
В телевизоре прозвучала новостная заставка и диктор начал читать свой текст о всё возрастающем самосознании и самоопределении нации в условиях наступивших положительных обновлений общественного движения на почве плюрализма мнений и истинной демократии.
По-женски заботливо поправив шарф и застегнув до верху молнию, она чмокнула его в щёчку:
– Удачи!
Оставшись одна, она вернулась в комнату в поисках чего-нибудь, чем можно было заполнить образовавшуюся пустоту. Не найдя в комнате "точки опоры" она побрела на кухню, напевая застрявшую с утра в памяти старенькую песенку "всё могут короли, всё могут короли", слова которой она уже начала забывать. На стуле среди газет лежали цветастые рекламные агитки, которыми совершенно бесплатно ежедневно наполнялся почтовый ящик. И самый верхний дразнил шикарной, запечённой в духовом шкафу курицей с соблазнительной хрустящей корочкой.
– Знаем, знаем, чем вы приправляете эту вашу дохлятину, – заговорила она с издателем рекламки, – На фото одно, а в продаже совсем другое, глаза бы мои не видели. Куда вам тягаться своими напудренными поварами со мной, настоящей хозяйкой. Я вас не то, что за пояс, за лямочку от пояса, и не замечу. Вот только сбегаю в гастроном за рябушкой.
Молнией пронёсся в голове план приготовления до самого снятия пробы. Успею.
Как утром в понедельник на работу она быстрыми точными движениями оделась, обулась, выключила телевизор и свет в коридоре. Лифт мягко распахнул створки и она оказалась в двух шагах от вечернего города. Стряхнув с себя оцепенение она решительно щёлкнула подъездным замком и вдохнула свежесть морозного воздуха.
   Город встретил новизной необычности. Не было привычных спешащих на остановку знакомых по частым встречам лиц. А новые неспешно идущие мимо остановки прохожие создавали впечатление чужого города. Поймав себя на мысли, что не знает когда и зачем попала в далёкий чужой город, она вздрогнула от звонка подходящего трамвая. Две остановки она отгоняла от себя эту навязчивую мысль, пока её взор не успокоил знакомый вид универсама.
Взгляд поймал знакомые полки с привычными ценниками, всегда одинаковое освещение и равнодушные работницы торгового зала. Привычным движением она подхватила тележку и поехала накатанным маршрутом. Встречая взглядом то молочные, то колбасные холодильники она машинально вспоминала, что и это, и это в домашнем холодильнике есть. Наконец она вспомнила за чем приехала и решительно направилась к холодильникам с курятиной. Выбрав подходящую на её глаз тушку положила в тележку и поехала к кассам. Кассирша посмотрела на сиротливую тушку и удивлённо спросила:
– Вы ничего не забыли?
– Нет, нет. Это всё.
Припарковав пустую тележку у выхода она поспешила на остановку. Всю обратную дорогу не спускала глаз с набегающих рельсов и домов. Неведомая тревога всё не покидала её.
    Вот и моя остановка.
Она осторожно ступила на скользкий, промороженный тротуара, и после нескольких шагов уверенно зашагала к дому. Через некоторое время она увидела в свете фонаря тень человека идущего следом за ней. Ей показалось, что это один из тех мужчин, что травили анекдоты под навесом остановки,  где она вышла из трамвая. Она прибавила шагу. Мужчина не отставал. Наконец он догнал её и спросил по-татарски:
– Не подскажите, как добраться до гостиницы "Татарстан"?.
– Ой, вы знаете… Из нашего района без пересадки не получится… Сначала надо сесть на-а… Нет. Лучше будет если вы остановите или вызовете такси, – ответила она по-русски, –  тогда успеете снять номер до отбоя, –  улыбнулась она своей шутке.
– А откуда татарский знаешь?
– Как не знать? У меня муж татарин.
– Ах, ты, татарская подстилка. Сейчас я научу тебя по-татарски гово…

Дальше все произошло, как в голливудском триллере, со вставками из "матрицы".
Мужчина стал заносить над ней руку. Она, как заправский каратист, замахнулась своей булавой, сумочкой с длинными наплечными ручками, в которой предварительно была спрятана замороженная курица, и со всего размаху в полный оборот опустила своё орудие точно на лыжную шапочку агрессора. Агрессор осёкся на полуслове, как-то припал на колени и стал медленно падать носом вниз. Как он упал, она уже не видела.
Она со всех ног бежала к своему подъезду. В голове крутилась мысль о том, что у неё очень мало времени на открывание кодового замка. Она уже чувствовала, как её пальцы немеют и деревенеют от страха и волнения и она не успевает проскочить за спасительную дверь подъезда.
Когда она выскочила из-за угла, то увидела спасительный миг удачи: сосед уже открыл замок и собирался войти в подъезд.
– Подождите, – прокричала она, взлетая по ступенькам.
Но тут предательская плитка, смазанная морозом, подставила ей ножку. Поскользнувшись, она, как в передаче "звёзды на льду" в фигуре "ласточка" пролетела на одной ноге мимо двери, которую доводчик надёжно захлопнул на замок. Падение смягчил ворох картонных коробок, оставленных рядом с дверью новосёлами. Когда она сообразила, что оказалась под коробками без каких либо шансов на спасение, и услышала топот догоняющих, просто беззвучно заплакала.
– Ну что? Прозвучали на перебой несколько голосов
– Ушла, татарская подстилка. Кто-то другой открыл раньше дверь. Захлопнула перед самым моим носом.
– О чём ты раньше думал? Надо быть мужчиной, а не размазнёй!
– Откуда я знал, что у неё гантели в сумочке? Чуть череп мне не проломила.
– А ну-ка повернись ко мне, - посветил один зажигалкой. – У-у-у...Два фонаря и ни одного нарушителя.
Голос ей показался знакомым.
– Ну всё господа, сказал знакомый голос, - до конца дежурства осталось почти пятнадцать минут. А я у своего дома. Сдадите дежурство без меня. Желаю удачи! До завтра!
С этим и словами он открыл подъезд и пропал за дверью, которая демонстративно щелкнула язычком. Мужчины громко обсуждая последнее приключение, медленно удалялись от коробок.
   Когда голоса достаточно удалились, она осторожно выбралась из под коробок и открыла кодовый замок.

– О, где ты была? Я, как обещал, вернулся раньше, а тебя нет дома. Ну, где ты была?
– Я? Я учила татарский язык.
С этими словами она вложила ему в руки свою сумку.
– А это что?
– Это гантели. Ты же любишь запеченные в духовке гантели? Вот и запечёшь.
– Но почему?
– Потому, что татарская подстилка берёт самоотвод. Я еду к маме.
– Так это ты ему одним ударом повесила два фонаря? – попытался превратить всё в шутку, слегка заикаясь, он.
– Жалко, что это был не ты. Пропусти, мне надо собрать чемодан.