Вечерний гость

     Тот тёплый летний вечер 1965 года не обещал ничего необычного.  Юлия возвращалась домой, подошла к калитке и хотела её отворить, когда обратила внимание, что с другой стороны улицы на неё пристально смотрит незнакомый мужчина. Она поставила сумку на землю и уставилась на него. То, что произошло дальше, стало неожиданным для неё самой – она решительно направилась к незнакомцу. А он, словно испугавшись, зашагал прочь. Юля ускорила шаг. То же проделал и незнакомец. Тогда она побежала к нему и, опасаясь, что он умчится, громко закричала:
     - Толька! Это ты? Постой!
     Мужчина остановился, а потом пошёл ей навстречу. Вне всякого сомнения, это был Юлин родной брат Анатолий, который не вернулся с войны и до сих пор считался пропавшим без вести. Постарел, осунулся, седина в волосах, но милые родные черты его лица остались прежними.
     Юля крепко обняла брата, поцеловала, и из её глаз брызнули слёзы. А он нежно гладил волосы сестры и не стеснялся своих слёз, стекающих по щекам.
     Так они простояли несколько минут, молча, поскольку никакие слова не могли бы передать ту бурю чувств, которые вызвала эта встреча.
     Первой пришла в себя Юля.
     - Как я рада видеть тебя живым, Толечка! Пойдём в дом, - сказала и взяла его за руку, словно боялась, что он откажется.
     - Для начала, Юленька, скажи - живы наши родители?    
     - Нет их больше, мой дорогой, - вздохнула Юля.
     Зашли во двор. Муж и дочери, завидев Юлю с незнакомым мужчиной, вышли на веранду. Такой большой радости давно не было в их доме. Быстро приготовили ужин из свиной отбивной, салата из своих овощей и домашнего вина. Хозяева не могли нарадоваться, с каким аппетитом гость набросился на еду. А затем удобно расположились в зале, чтобы выслушать рассказ дорогого гостя.
     Анатолий спокойно оглядел всех, прокашлялся и начал свой неторопливый рассказ.
     - В мою память особенно сильно врезались последние дни обороны Севастополя в июле 1942 года. Командование во главе с Октябрьским вывезли на присланных подводных лодках, а бойцы, в том числе и раненные, были брошены на произвол. Я, как и многие другие, попал в немецкий плен. Вначале нас отвезли в лагерь для военнопленных под Джанкоем. Кормили там бурдой из гнилых овощей, от которой у меня начался понос. За несколько дней я так ослабел, что не мог даже подняться. На счастье, в лагере я встретил одного татарина по имени Ришат, которого знал по школе. Он и взял меня под опеку. Вскоре нам объявили, что отправляют в Германию. По лагерю прошёл слух, что больных расстреляют. Спасая меня, Ришат помог мне подняться и дойти до вагона. В пути нас почти не кормили, но, невзирая на это, моя болезнь постепенно отступила. С Ришатом я расстался, когда в Германии в городе Фрайбурге меня заключили в лагерь при заводе, производящем снаряды. Через некоторое время вместе с другими военнопленными я научился саботировать, чтобы часть снарядов не взрывалась. Вскоре нашу группу разоблачили, и многие из неё были расстреляны. Меня спасло лишь то, что меня никто не выдал. После завода я работал на строительстве и ремонте дорог, а в конце войны один бауэр взял меня в своё хозяйство, где выполнял обязанности скотника.
     Из плена меня освободили американцы и направили в лагерь для перемещённых лиц. Там меня агитировали остаться на Западе и предлагали для жительства ряд стран. При этом говорили, что если я вернусь в Советский Союз, то меня как предателя сошлют в Сибирь. На такие речи я только улыбался, считая их полной ерундой. Не может моя страна так поступить со мной. Кроме того, дома меня ждут родители, сестра, друзья. Меня отпустили на родину, но добираться туда я был должен самостоятельно. Американцы выдали мне бумаги, по которым я мог одеться бесплатно в любом немецком магазине в пределах их зоны. Мне также обеспечивали бесплатное питание. Но когда я попал в советскую зону, всякая халява прекратилась.      
     С большими трудностями я добрался до Союза. Чтобы питаться, мне пришлось продать всю новую одежду. Так что на родину я вернулся в лохмотьях. Дальнейшую мою судьбу решали органы госбезопасности. Мой приговор был суров: десять лет лагерей.   
     Свой срок я отбывал на Колыме в системе недоброй памяти «Дальстроя». Условия были ужасные: тяжёлая работа, голодное пропитание, морозы под сорок градусов зимой и изнурительный гнус летом. Выжил с невероятным трудом и большим везением. Помимо беспощадных лагерных властей была не менее страшная власть блатных. Фронтовики объединились и прижали блатным хвосты.
     Работать пришлось по специальности, приобретённой в немецком плену – строил и ремонтировал дороги. А по окончании срока мне присудили десять лет поселений в Магаданской области. Я поселился в Магадане и устроился на работу в карьере бульдозеристом. Там же я встретил Ришата, который был осуждён за двойное предательство: как бывший военнопленный, и как крымский татарин.
     В скором времени я женился на бывшей зэчке Тоне, и у нас родился сын Вадик. Сейчас ему восемь лет. Как только появилась возможность вылететь на материк, я ею воспользовался. И вот я здесь. 
     - Скажи, Толечка, - нарушила тишину Юля, - неужели ты не мог передать весточку из мест заключения?
     - Мог, конечно, но был большой риск, что письмо перехватят, а тогда могли добавить срок.
     - А после смерти Сталина, Хрущёвской оттепели?
     - Тогда вышло послабление режима, но страх остался. Я до сих пор многого опасаюсь. Вероятно, лагерный страх остался у меня на всю жизнь.
     - Я безумно рада, что ты вернулся. Если бы это случилось на три месяца раньше, то мог бы застать в живых маму. Она была единственным человеком, который искренне верил, что ты жив. Она так и говорила, что не может быть такого, чтобы Толя погиб. И добавляла, что материнское сердце не обманешь. 
     - Я тоже сильно сожалею, что не застал родителей в живых. Я перед вами сильно виноват. Прости меня, Юленька.
     - Тебя не за что прощать. Твоей вины здесь нет. Ты честно воевал и не по своей воле попал в немецкий плен, а потом в сталинские лагеря.
     Все пошли спать кроме брата и сестры. Они ещё долго беседовали, предаваясь воспоминаниям.
     На следующий день они вдвоём сходили к родителям на кладбище. День был пасмурный, а рядом с родными могилами яркими огоньками светились алые маки.