Лабиринты Кенигсберга. Глава 1-3

Электронная версия данной книги создана исключительно для ознакомления только на локальном компьютере! Скачав файл, вы берёте на себя полную ответственность за его дальнейшее использование и распространение. Начиная загрузку, вы подтверждаете своё согласие с данными утверждениями! Реализация данной электронной книги в любых интернет-магазинах, и на CD (DVD) дисках с целью получения прибыли, незаконна и запрещена! По вопросам приобретения печатной или электронной версии данной книги обращайтесь непосредственно к законным издателям, их представителям, либо к автору!

В. Шпинев "Лабиринты Кенигсберга".

Глава 1-3. Материалы, представленные Костей Беркутом.
 
«По сообщениям из газет и журналов, большая часть военизированного, закрытого для посещения т.н. «Калининграда» до сих пор лежит в руинах. Загублены памятники и старинные здания, но мы вернемся и все отстроим, как было: Королевский замок, Кафедральный собор, Штадтхалле, кирху Святого Семейства и Юдиттен, где меня крестили… И последнее. Чтобы вы поверили, что этот дом действительно тот, о котором идет речь, то вот убедительное доказательство: четвёртая ступенька лестницы на второй этаж обязательно скрипнет, как бы вы осторожно ни поднимались наверх. Это древняя хитрость, применявшаяся в старинных зданиях. В данном случае как бы шутка строителя, а им был мой отец. Ваш...» И приписка: «Ночами не сплю. Думаю. Почему? По какому праву вы все живете в моем доме, в моем городе? Вы, русские, превратившие его в апреле сорок пятого в сплошные руины?»
Я отодвинул письмо и огляделся. Когда-то эти стены слышали голоса других людей. Сурового, наверное, Франца Фердинанда, его жены и голос старшего брата Вальтера - Отто стрелка-радиста «Юнкерса-87», базировавшегося на аэродроме в Гатчине, откуда до Ленинграда, моего родного города, где я родился, где встретил войну и бедствовал, голодал и холодал в блокаде, всего несколько минут лета. И он летал. Бомбил. И был сбит - как я об этом узнал из писем и документов, найденных на чердаке, в марте сорок второго года.
Документы с чердака... То были пожелтевшие бумаги из небытия, чуть ли не с того света, но это письмо от живого конкретного человека, я будто услышал его голос и невольно оглянулся, вышел в соседнюю комнату, поднялся по лестнице наверх, четвертая ступенька и вправду скрипнула, поглядел в окно. Когда-то там действительно расстилалось зеленое поле Ландграбен. Все заваленное подбитыми танками и орудиями в огромных воронках: из этого пригорода шло наступление наших войск на Кенигсберг. Летом сорок пятого мы, подростки, мальчишки и девчонки, воспитанники воинских частей, собирались вон там, у взорванного «тигра», где была самая большая воронка. Вода в ней хорошо прогревалась, и мы купались там. Прыгали в воду с орудийного ствола...
Сейчас поля нет. Теперь все поле - это огромный сад. А улица сохранилась. Только вместо булыжника покрыта асфальтом и называется она не Штеффек (Штеффек был президентом Восточной Прусской Академии художеств), а имени Катина, в память о погибшем во время боев за Кенигсберг лейтенанте. И дом сохранился. Номер тот же. И даже кое-какие старые вещи уцелели. Крыша давно починена, дом в полном порядке, господин Мюллер, так что не беспокойтесь. А то, что большая часть города в руинах, это не так...
«Вы, превратившие его в апреле сорок пятого в сплошные руины!» Когда в Калининград приезжают именитые гости, им обязательно показывают фильм «Штурм Кенигсберга». Это страшный фильм. Жестокая, беспощадная война в охваченном пожарищами городе... Лозунги «Вот оно, логово фашистского зверя!», «Красноармеец, иди и мсти!». Разрушенный, раздолбанный сталью и тротилом, пылающий город - хотя можно ли было все это нагромождение дымящихся камней называть городом? «Вы, русские, превратившие его в апреле сорок пятого в сплошные руины!» в руины город был превращен не в апреле сорок пятого, а в августе сорок четвертого, когда в течение двух ночей шестьсот самолетов англо-американской авиации «утюжили» Кенигсберг т. н. «ковровой бомбежкой».
Вначале над замершим от ужаса городом вспыхнули ослепительные магниевые парашютные люстры, ослепившие противовоздушную оборону. А потом «Летающие крепости», «Ланкастеры» и «Бристоли» волнами, не по целям, а по площадям, в основном - по центру города, стали разгружать свой тринитротолуоловый груз. И в это развороченное нутро города следующие волны бомбардировщиков высыпали сотни тысяч зажигательных бомб, начиненных напалмом - новой, изобретенной американцами «горючей жидкостью», которая в массовом масштабе испытывалась впервые здесь, в Кенигсберге.
Все взрывалось и горело! Толпы полураздетых людей бежали к озерам и Прегелю, но и вода, политая напалмом, горела.
Эти две ночи уходящего лета! Десятки тысяч убитых. Полтораста тысяч кёнигсбержцев, лишившихся крыши над головой, одежды, денег, продуктов питания... В те две ночи были разбиты и сожжены самые ценные исторические здания города: Кёнигсбергский замок, Кафедральный собор, новое и старое здание университета, сожжена его насчитывающая сотни тысяч книг и рукописей библиотека, разрушен городской театр и «Штадтхалле», огромный стоящий на берегу озера Обертайх концертный зал.
Чтобы попрекнуть наших союзников. Во время штурма Кенигсберга и наши артиллеристы тоже стреляли отнюдь не в воздух и, поражая цели, не выясняли по справочнику, ценное вот то здание, древнее ли оно, не размышляли: надо ли его сохранить для будущего, когда оттуда бил по наступающим штурмовым группам крупнокалиберный пулемет.
«Получили такой город! И что вы с ним сделали?!».
Мы получили огромную груду дымящихся развалин. Когда комендант Кенигсберга Отто Ляш вышел из своего бункера на Параден-плац, чтобы сдаться в плен русским, он не мог вымолвить слова. Он не понимал, где находится. В результате августовской бомбежки и апрельских боев за город, в нем было уничтожено более восьмидесяти процентов зданий. Когда на Берлинской конференции трех держав в августе 1945 года решала вопрос о передаче г. Кенигсберга и прилегающих к нему районов Советскому Союзу, то правильнее было бы написать: «того места, где ранее находился Кенигсберг».
Я понимаю, господин Мюллер, почему вы с такой горечью восклицаете: «Такой город!». Так страшно, когда-то, что с любовью создавалось столетиями, в считанные часы превращалось в руины.
Штайндамм участок сразу за Хансаринг центральной площадью города, которая известна в городе как «Площадь трех маршалов». Три портрета маршалов Жукова, Василевского, Рокоссовского - были повешены там, на фасаде почти уцелевшего «Нордбанхофа».
Я насобирал двадцать пять тысяч кирпичей. Из миллионов собранных кирпичей начиналось новое строительство в Калининграде. И в Ленинграде, Риге Вильнюсе и Клайпеде, куда баржами, по реке Преголе и морем увозили кёнигсбергские кирпичи. И, может, и из моих двадцати пяти тысяч построен небольшой дом?
А теперь мы едем туда, где вас крестили. В одно из самых древних зданий, построенных рыцарями тевтонского ордена ворвавшихся на земли пруссов, в кирху Юдиттен. Видите, золотой крест сияет над куполами деревьев?
Слышен хор. В гулком помещении полно народа. Идет служба. Только не на немецком, а на русском языке, потому что теперь в бывшей кирхе Юдиттен разместилась Русская православная церковь Николая Угодника. Отец Аркадий, заметив меня, кивает, он член правления нашего областного фонда культуры. А я, кстати, его председатель. В ближайшие дни мы собираемся с ним в поездку по области искать старые кладбища русских и немецких солдат и офицеров, погибших в первую мировую войну.
...На этот холм, поднимаясь от домика лесничего Вобстра, где в летнее время он работал, вдоль ручья Модиттенбах, приходил великий Иммануил Кант. Несколько лет тому назад удалось отыскать тот домик. Думаю, пройдет немного времени, и в нем будет открыт музей Канта, и будет в нем все так же, как в 1924 году, когда музеи был представлен вниманию публики во время 200-летнего юбилея философа.
«Все как было, все как было!» - в удивлении говорила мне известная поэтесса из ГДР, моя добрая знакомая Элизабет Шульц-Земрау, она так говорила, когда мы бродили с ней по тихим, уютным улочкам наиболее красивого в Кенигсберге района, Амалиенау. Ее детство, как и ваше, господин Мюллер, прошло в Кенигсберге. Одним из последних поездов, когда город был уже почти окружен, она в январе сорок пятого года уехала из Кенигсберга. И всю жизнь мечтала вновь оказаться тут.- «Все как было!» - повторяла она и в чем-то была права. В этом районе не было боев. И все дома сохранились. Великолепные, своеобразной архитектуры особняки, маленькие дворцы, в большинстве из которых ныне размещены детские садики. Уцелело и множество старых домов, целые улицы в бывших районах Миттелхуфен и Фордехуфен - Центральный район города. Возвышается, как и в прежние времена, великолепно отреставрированная церковь Луизы, здание, знакомое всем детям города, так как в нем разместился теперь детский ку¬кольный театр. Единственное, что изменилось в облике старой кирхи, это вместо креста на шпиле теперь кружит, ловя ветер своими фигурными перьями, золотая птица-флюгер...
«Все как было, все как было!» - говорила мне Элизабет с удивлением, когда мы катили с ней по серой брусчатке центральной улицы города, бывшей Хуфен Аллее. «Тиергартен плац, театр, Шиллер!»
Все тут как было. Или почти как было. Театр, который, правда, стал более фешенебельным, похожим на Большой театр; совершенно не изменившие своего облика здания городского архива и Дворца правосудия, перед входом в который бодаются два могучих бронзовых зубра, символизирующих собой борьбу добра и зла. А там и площадь, известная прежним жителям города, как Хансаринг, переименованная Кохом в Адольф Гитлер-плац, совершенно не изменившая своего внешнего облика.
Вот «Нордбанхоф»- вокзал, от которого, как и раньше, уходят на курортное побережье поезда, а вон то красное здание - бывший «Полицейпрезидиум», оно лишилось лишь красивой башни, а Кёнигсбергский магистрат не изменился ничуть! Теперь тут тоже «магистрат» - Калининградский городской Совет народных депутатов. И в том кабинете, где когда-то работал обербургомистр Кенигсберга Вилль, теперь кабинет нынешнего мэра города.
Полностью восстановлен и «Штадтхалле». Вот-вот и распахнутся его двери. Там размещается историко-художественный музей, а в форте «Дер Дона» уже два десятилетия работает крупнейший в нашей стране, да и в Европе музей янтаря, в котором собраны уникальные коллекции изделий из «балтийского золота», полюбоваться которыми приезжают почти миллион туристов в год, гостей Калининграда. Восстановлена и кирха «Святого семейства», о которой вы спрашиваете. Правда, там сейчас не кирха, а концертный зал филармонии, «органный», как его называют в городе.
Старшее поколение помнит послевоенные годы, тот исторический и духовный фон, окружавший жителей поверженного немецкого города. Притягательная тайна, покрывающая его прошлое, скудная информация, почерпнутая из случайных печатных и фотоматериалов, будоражили воображение. Руины соборов, замков, крепостей звали самодеятельных исследователей. Но постепенно руины разбирались, ветхие строения сносились, и подошло время, когда стало очевидно, что постепенное уничтожение архитектурных и исторических памятников по неведению, злому умыслу или от бедности (нехватки средств на восстановление) привело к обезличиванию города. Засилье серых коробок опустошало души. Равнодушие к своему «серому» двору переходило на город, становившийся все более похожим на такие же невзрачные другие.
Новое строительство, благоустройство, развернувшееся при председателе горисполкома В. В. Денисове, имя которого войдет в историю нашего города, создание Музея янтаря в крепости «Дона», органного зала и театра кукол в восстановленных кирхах, реконструкция зоопарка и многое другое вселило надежду на то, что в ближайшем будущем эти прекрасные островки сложатся в неповторимый ансамбль. Если не стесняться громких фраз, можно сказать, у города стало появляться лицо. Совершенно естественным продолжением этой работы виделось восстановление Кафедрального собора. Но была проведена лишь консервация...

...Кенигсберг славился своими парками, которые теперь совершенно потерялись среди дикорастущей растительности: ну разве узнаете вы культурное насаждение возле замка Бальга, например? Во время войны дренажная система была нарушена, растения стали гибнуть из-за загрязнения почвы и воздуха, уничтожаться при прокладке коммуникаций. За последние 15 лет генофонд древесно-кустарниковых пород в каждом отдельном парке сократился на две трети как по видовому составу, так и по числу экземпляров. Семь из 35 значительных парков области практически перестали существовать. 40% растений уже еле живы, и вряд ли у них есть будущее. Если такие темпы сохраняться, через 15-20 лет будет потеряна большая часть генофонда.
Этой весной ботанический сад чуть не погиб из-за того, что сюда прекратили завозить уголь. Здесь не питают никаких иллюзий на предмет приближающегося "зимнего периода", возможно последнего в жизни уникального парка. Впрочем, губить сады для России - привычное дело...

Продолжение: http://proza.ru/2012/06/15/1572