Глава 11. Семейный кораблик

 

          Едва живая после очередных «разборок» на работе, Марина шла домой. Голова готова была разорваться от боли, и каждое движение давалось с трудом. И хотя до дома было всего десять минут ходьбы, дорога казалась нескончаемой. И Марина, как обычно при таких обстоятельствах, намечала себе рубежи: до девятиэтажки, до стройки, до поворота.

          Ругая себя последними словами за излишнюю впечатлительность и прекрасно понимая, что за полтора десятка лет работы в милиции пора бы уже привыкнуть ко всему, Марина всё же продолжала обострённо воспринимать действительность и всерьёз относиться к своей профессии. Чужие трагедии и постоянный нажим сверху, порой перерастающий в откровенный диктат, невыносимым грузом давили на хрупкие плечи. Однако, «былинка», как её в детстве называла мама, гнулась, но не ломалась, с удивительным упорством бросаясь в бой за своих «непутёвых» подростков. Бой этот был трудным и неравным. И порой Марина чувствовала свою полную беспомощность перед складывающимися обстоятельствами. Но в силу своих врождённых бойцовских качеств характера, она всё же не могла отсиживать на работе положенные часы, как порой делали некоторые. Она активно вмешивалась в жизнь, в эти «складывающиеся обстоятельства», словом, творила, экспериментировала, боролась.

          Нажав кнопку звонка, она услышала радостный Дашкин вскрик и, чуть погодя, щелчок открываемого замка. Шестилетняя Даша тут же повисла у матери на шее. Старшая Катя, обречённо поймав выражение материнских глаз, покорно отправилась на кухню ставить чайник.
- Папа звонил, - сообщила Даша, - сказал, что сейчас придёт.

          Марина поняла, что чайком ограничиться не удаётся и, поспешно проглотив таблетку от головной боли, повязала фартук и стала возле плиты. Так было всегда. Серёжа пользовался в семье «особыми привилегиями». Женская часть их семейного коллектива нередко просто перекусывала, по взаимному согласию отказываясь от церемонии обеда и положенных трёх блюд. Для Серёжи дружно делали исключение. Когда папа был дома, все условности строго соблюдались. И «девчонки», как их всех трёх называл Сергей, считали себя обязанными приготовить что-нибудь вкусное.

          Марина всегда любила смотреть, как Сергей ест. Поставив перед мужем тарелку борща, который ей особенно удавался, она с улыбкой следила за выражением его лица и каждый раз хохотала, слушая его восторженные, протяжные то ли звуки, то ли стоны, которые он издавал полным, набитым ртом, потому что говорить что-либо было уже невозможно. И он так и съедал всю эту полную до самых краёв большую тарелку, постанывая от восхищения и не имея возможности остановиться и выразить свои чувства человеческим языком. И это было высшей похвалой для Марины и, одновременно, самым большим счастьем. Кормить мужа, слушая его «звуковое сопровождение», было истинным удовольствием. В такие минуты Марина часто с болью вспоминала картинку из Серёжиного детства, однажды рассказанную им.

          Маленький Серёжа жил в очень бедной семье. И хотя в то время первых послевоенных десятилетий многие жили трудно, эта семья существовала за чертой бедности. Дешёвенькие конфеты «подушечки» мама могла купить детям всего раз в месяц, в день получки. Муж часто рассказывал, что в детстве ему постоянно хотелось есть. Однажды пятилетний Серёжа, зайдя в туалет их коммунальной квартиры, увидел, что соседи выбросили недоеденный вафельный торт «Сюрприз» с истекшим, по-видимому, сроком хранения. Картонная коробочка с куском торта стояла на полу возле унитаза. Малыш, борясь с искушением, несколько мгновений смотрел на эту роскошь и, не выдержав испытания, опустился на корточки рядом с коробкой и украдкой, боясь, что его застанут за этим занятием, торопливо запихивал в рот казавшиеся волшебно вкусными кусочки.

          Эта картинка голодного малыша, украдкой жующего выброшенный соседями торт, частенько всплывала перед Мариниными глазами, когда она входила на кухню. И хотя их жизнь тоже нельзя было назвать обеспеченной (жили, как многие, от получки до получки), всё же Марина радовалась, что их семья не голодает.

          Помня о своём детстве, Серёжа также старался порадовать дочек: в день получки бегал по магазинам и радостный, с полной сумкой возвращался домой. Катя с Дашей с нетерпением ждали его и, счастливые, получали подарки: орехи, апельсины, конфеты, торт. И начиналось пиршество. Вчетвером расположившись на полу перед телевизором, слава богу, к этому времени уже был у них большой уютный палас, вся семья с аппетитом уплетала орехи. Центром весёлой компании и её идейным вдохновителем, с молотком в руке, был, конечно, Серёжа, который ловко раскалывал орехи и складывал их в протянутые руки девчонок.               

          Марина безумно любила такие счастливые вечера. И всегда радовалась непотопляемости их маленького семейного кораблика, который уверенно бороздил волны житейского моря. Капитан, конечно, был великолепен. Темноволосый, подвижный Серёжа, ласковый муж и отец, вечная «душа» любой компании, обаятельнейшая личность, был хорошей опорой в трудную минуту.  Они с Мариной всё ещё любили друг друга, разменяв второй десяток прожитых рядом лет. Часами разговаривали, обсуждали волнующие темы, порой спорили, делились друг с другом своими мыслями. Любили вместе с детьми бродить по городу, делали вылазки на природу. Часто вспоминали родной пединститут, где учились на одном, историческом факультете. Бог знает как и не известно почему, они всё ещё волновали друг друга и зажигались, как спички, от прикосновений и взглядов. И житейское море, которое в последние годы всё чаще штормило, было им по колено, пока существовал этот неведомый ток, струящийся из глаз, губ и рук, и его разряды молнией прошивали двоих с головы до ног.