Не говори лишнего!

-Ну, и кто твой папа? Бомж?
       Женя навис над Кареном и покрутил пальцем у виска.
-Да, хоть твой папа космонавт, что это меняет? Да, твой старый пердун даже на «приору» не заработает. Лошара.
       Карен сидел за своей партой, сжав кулаки и пропуская сквозь себя все бессмысленное дерьмо, которое только мог произнести Женя Комаров. Ему уже не раз приходилось слышать насмешки насчёт того, что он «гастарбайтер», что он «душа Душанбе» и вообще чмо. Приученный отцом пропускать все зло сквозь себя, он никогда не поддавался на провокации. Но если речь заходила о семье – Карен терял всякое самообладание.
На самом деле Карен Мамедов не завидовал  Жене. Тот был богаче, безусловно. Но это не прибавляло ему ума. Для таких, как Комаров уже давно появилось определение – мажор.
-Эй, Мамедов! Уснул?
      Женя провокационно продемонстрировал ему свой сенсорный телефон.
-Знаешь, что это? Ой, прости. Такой глупый вопрос. Откуда тебе это знать. Ты ж чувак из прошлого. Из Каменного века, наверное, да?
-Заткнись, - смущенно буркнул Карен.
-Что ты вякнул? Или ты меня «на прогиб» кинешь?
-Комаров, закрой своё рот!
-Да ты даже русского языка не знаешь, дебил! «Своё» рот. Свой рот, понял?
      Карен гневно взглянул на Женю. Тот расплылся в улыбке, чего нельзя было сказать о первом. Поймав на себе взгляд Мамедова, Женя смутился, а потом спросил:
-Что? Стрелку мне решил забить, да?
-А если и так? – вызывающе ответил Карен. – Слабо?
         Такого поворота событий Комаров явно не ожидал. Его конкретно «подшили» и сказать «нет» нельзя было в принципе. Жене стало страшно. Впервые в жизни, он пожалел, что родился с «длинным» языком. Карен прочитал всё это по его глазам, понял по натянутой улыбке на загорелом лице. Его ответом послужили слова:
-То-то. Впредь молчи. И не говори лишнего, а не то я укорочу твой длинный язык.
      Женя наигранно кивнул. Он знал, что так все и обернется и мысленно поблагодарил Бога за свой актерский дар.


   Перед последним уроком на столе у Карена появился  конверт с вырезанным  штампиком. Немедля, Мамедов порвал конверт и вытащил оттуда обрывок глянцевой бумаги. На ней было написано всего три слова, но таких, каких никто не имел права говорить или даже писать. Сразу поняв от кого ему достался  такой «сюрприз», Карен почувствовал злость и непреодолимый гнев.  «Не говори лишнего, Женя. Я тебя предупреждал».

     Когда шестой урок кончился, Комаров с несколькими приятелями выскочил на улицу, напевая какую-то матерную песню, трубящую из динамика его телефона. На выходе из школьного двора они поручкались и разошлись в разные стороны. Женя надел наушники и в полном молчании, а это было крайне редкое явление с его стороны, добрёл до автобусной безлюдной остановки. Он этого не знал, но неожиданность и ужас подстерегали его ближе, чем можно было предполагать.
     Карен выскочил из-за дерева и с диким воем обрушил на Комарова самодельную дубинку.
 
   Женя приходил в себя постепенно, стараясь понять, где он вообще находится. От сильного удара, его мутило, ноги не слушались, а глаза то и дело закрывались. Наконец, он понял, что находится в подвале, в котором все дети во дворе играли в прятки.  Когда глаза полностью привыкли к темноте, он разглядел силуэт какого-то человека. Комаров не хотел верить своим глазам, но прямо перед ним стоял Карен Мамедов, с  конвертом в руках.
-Твоё? – бесстрастно спросил он, указав на конверт.
-Угу, - выдавил Женя и почувствовал, как его окатила волна ужаса и паники.
-Ты знаешь, что будет, если чью-то маму назовут шлюхой?
     Комаров покачал головой, не в силах выдавить хоть слово.
-Ты назвал мою мать шлюхой, Комаров! Понимаешь? Эта беспредел.
-Беспредел, это то, что до сих пор не знаешь русский язык и не хочешь понимать «эта»!
     Карен покачал головой.
-Я обещал укоротить язык?
        Вот только теперь Комаров до конца рассмотрел комнату. Он понял, что это немного другой подвал, который находится у остановки, а значит… он в «подвале маленькой Кристины», как его называли местные подростки. Подвал так назвали в честь первой жертвы маньяка, орудовавшего в этом подвале, Кристины Энгельс. Теперь уже  не паника, а дикий страх охватил Женю Комарова.
-Узнал место? – спросил Карен.
-Да.
-Замечательно.
         Мамедов обошел комнату, достал что-то из под камня в углу и подошёл к Жене.
-Моя мать шлюха?
        Женя, молча, смотрел на предмет в руке Карена – железную балку.
-Отвечай, тварь!
-Нет, не шлюха. Прости!
      Мамедов с наслаждением посмотрел на Женю и с силой лупанул по ногам. По подвалу разнёсся дикий крик Комарова.
-А-а-а! Не надо, прошу! Прости!
        Карен еще раз ударил, теперь по лбу. Из рассеченной плоти алым фонтаном брызнула кровь.  Женя дико заверещал:
-Нет, нет, нет! Больно! Умоляю, не надо.
-Что-то ты не думал, что другим тоже бывает больно, правда?
-Я больше не буду. Обещаю! Клянусь!
       Карен обошел  Женю. Сказал, чеканя слова:
-Мне не нужны твои обещания. Они пусты и беспочвенны. Но я могу дать гарантию нашей сделки.
      Мамедов Карен отложил железную балку и достал из кармана штанов, остро заточенные ножницы.
-Что ты будешь делать? – завопил от накатывающего ужаса Комаров.
-То, что обещал. Укорачивать, - сказал Карен, щелкая ножницами, - твой длинный сраный язык.
     Затем он, игнорируя крики Жени, словно в каком-то трансе, в полном молчании подошёл к Комарову, схватил его рукой за скулы и сильно сдавил. Под сопротивлением тот открыл рот и попытался укусить Карена, но Мамедов с силой вонзил ножницы Жене в щёку. Тот безумно заорал в страшной агонии.
-Я предупреждал, Женёк! Не говори лишнего. Моя мать не шлюха, а вот твоя да – раз выносила такого ублюдка.
        Пока Жене дёргался, как припадочный, от болевого шока, Мамедов спокойно высунул язык Жени из его собственного рта, зажал между двумя лезвиями ножниц и, затаив дыхание, нажал на ручку: кровавый ошмёток того, что осталось от Жениного языка упал на пол, а вокруг Комарова тут же образовалась лужа крови. Карен разрезал путы своему пленнику, дал тому вдоволь наораться и почувствовать вкус неописуемой боли, а затем вкрадчиво произнёс:
-Я сделал это для твоего же блага. Я всего лишь отрезал тебе язык,  а кто-нибудь другой убил бы, понимаешь?
    Комаров в полуобморочном состоянии кивнул, продолжая стонать. Карен снова начал говорить:
-Но, лично я считаю тебя недостойным для жизни. Конечно, свой грех ты всё-таки частично окупил. Ты унижал других, но теперь сам останешься униженным на пожизненно. Правда, мне крайне не хочется быть замешанным в убийстве, ведь мне только пятнадцать. Но наказать тебя надо.
     Карен выкинул окровавленные ножницы, поднял кровавый ошмёток с пола и запихал его в рот мученику. Затем снова поднял балку и с силой ударил Женю по лицу три раза. Тот рухнул на пол, и, лишь судорожное дыхание возвещало о том, что Комаров до сих пор жив. Оставив искалеченного на полу, он стёр все улики своего присутствия: протёр ножницы и балку, затем  сжёг их на костре. За Женю он не переживал, Карен знал, что если тот расколется остаток языка будет вырван с корнем. Он не чувствовал себя маньяком и убийцей. Он испытывал благоговейное  чувство очищения, которое испытывают многие судьи, вынося свой приговор.
       Солнце клонилось к закату и постепенно скрылось за горизонтом, утаскивая за собой события того ужасного дня.