Секреты Книги Жизни 1

Друзья мои, этими главами я докажу вам, что умею писать скучно.


Посвящается моим коллегам по ремеслу.
Простите за то, что вы погибли там, где я осталась в живых.



                Я вошел домой усталый, и морально выжатый. Все вокруг было немило. Даже верная Натакруна, которая, как всегда, подбежала, и стала снимать с меня плащ, и преданно смотреть в глаза, и нежно касаться меня буквально везде. А я только заметил, что она поправилась.
                Хотел ей это сказать, но решил не портить никому настроение.
Поднялся по лестнице, и вспомнил, как мы катились по ней с Тенедаром. Вот тут он стоял. А потом мы разговаривали вон там... Эти воспоминания придется выжечь из памяти, если вовсе возможно.
                Арканда нигде не было. Не то, чтобы я надеялся, что он, в ожидании меня, сидел на коврике, тихо поскуливая. Зашел в большую залу, и на столе, как всегда, когда я уезжал, уже лежала груда писем, читать которые не было никакого желания.
                Я постоял в забытьи, глядя в никуда. И почувствовал чье-то присутствие. Поднял голову, и увидел, что на моей постели сидел Мел.
                - Добрый день, малыш. Прости меня, пожалуйста. Я тебя очень люблю, и хочу быть с тобой.
                Я кивнул, и бросился ему в объятия.
                Он обнимал меня одной рукой, а другой пил вино из бутылки, принесенной с собой.
                Не знаю, принял бы отец моего партнера, если бы он оказался аристократом из высоких кругов. Быть может, часть его ненависти к моей жизни заключалась в том, что я все время «якшался» не с теми людьми. Пока на моем счету были одни невольники, пьяницы и проститутки, и я не делал никаких попыток подняться выше. Быть может, потому что я следовал за сердцем, а не за кошельком. Поступил бы я так, если бы жил в нужде, а не наоборот? Не знаю. Свобода выбирать сердцем стоит невероятно дорого, и не каждый может ее себе позволить.
                Казалось, мы просидели, обнявшись, весь день. Черныш говорил о том, как он по мне скучал, а я вдыхал его запах, наблюдал за качавшимися за окном деревьями, и пил это счастье огромными глотками, ибо не видел нас вместе.
                Передо мной были песочные часы, где в чаше наверху были мы с Мелом, но внизу чаши мы превращались в песок, который сыпался сквозь дырочку в другую чашу, и там, внизу, от нас не оставалось уже ничего, кроме горки сверкающих кристаллов.
                У окна стоял Дотристиар, его руки были протянуты ко мне, а заплаканное лицо застыло в немом крике. Я услышал «ушимулин». «Месть» по-тирски. Это слово повторялось у меня в голове весь вечер.
                Только много лет спустя я понял, что означало это видение, но в ту ночь я решил бороться за наши отношения, и, раз Мел пришел к тому же выводу, можно было начать с прочтения нужных страниц в Книге его Жизни, чтобы хотя бы выяснить, кто же такой этот барон Кралидес, и почему он преследует моего избранника.
                На самом деле «Книга Жизни» была просто сценарием будущей жизни, написанным человеком до рождения. Иногда – самостоятельно, а иногда – с помощью наставников. Сценарий хранится в подсознательной памяти каждого  из нас, и человек может выбрать – держать ли эту информацию открытой для любого доступа, или заблокировать ее. Редко когда я натыкался на закрытые двери – все понимают, что чем больше ты открыт, тем больше сущностей прочтут твою «книгу» и помогут, чем могут.
                Я представил себе эту книгу, и она появилась передо мной. Книга Жизни Мела Черныша была очень красивой, в бархатном переплете с медными брошками по углам. Ее Мелу помог составить Тунисар, сущность более высокого порядка. Он был и моим наставником тоже. Но, в отличие от Мела, у меня с ним была сознательная связь. Я улыбнулся, увидев его имя на обложке.
                На первой странице было написано: «Посвящаю маме, которая отдала нам всю себя».
                Следующая, как и все остальные страницы, была оформлена ажурными узорами по краям, и каждой главе жизни Мела соответствовал определенный запах и цвет. Открытая мной страница была розовой, и пахла сиренью.
                «Счастье для меня – это провести вечер в тишине перед камином, и любоваться бесконечными всполохами огня. И нет печали, нет холодной зимы, и страха за будущее, и за своих близких. Все это будет завтра. А сегодня, сейчас – есть только драгоценная связь между тобой и Богом.
                Я родился в городе Антейн провинции Рейенкерен в очень бедной семье. Мы перенесли много лишений, но самое главное здесь не в этом, а в том, что у меня была самая лучшая в мире мать. В моей жизни была одна-единственная любовь. Его звали Селандин Кралидес. Все, что было до и после него, не имело для моего сердца никакого значения.»
                На полях я узнал почерк Тунисара, делавшего заметки, которые помогут сущности лучше понять, и сыграть персонаж по имени «Мел Черныш»: « У Мелстрома мелодичный, немного хрипловатый голос, который успокаивает и убаюкивает. Однако, в этом человеке много силы, решимости и готовности взять на себя ответственность за судьбу своих родных. Уже будучи в годах, Черныш все равно помнит о своей семье – родители, двое сестер и трое братьев, которые все уже давно обзавелись своими семьями, но он, как старший, все равно продолжает считать, что отвечает за их благосостояние, и обязан материально их поддерживать. Его семья бедная, но дружная и сплоченная именно благодаря его усилиям».
                Следующая страница была белой, и пахла полынью.
                «Я был первым ребенком в семье. Отец – плотник. Мать – знахарка. Мы едва сводили концы с концами, потому что работы у отца было мало, а люди, которых лечила моя мать, сами были бедняками, и платили ей в основном кто чем – одеждой, едой.
В тот самый страшный год, когда почти по всей стране случился неурожай и начался голод, мне было десять лет. В семье помимо меня к тому времени уже было три моих брата и две крохотные сестренки – одной два года, а другая вообще была грудным ребенком.
                Мы, как и многие другие, умирали с голоду. У матери пропало молоко. Тот день я запомнил очень хорошо – в хате плакали от голода мои младшие сестры, а мы с другом из соседнего двора сидели у нас на крыльце, жевали щавель, и решали, как мы можем помочь нашим родителям.
                В наши годы мы уже были гораздо смышленее детей нашего возраста из богатых семей – нужда и лишения делают тебя взрослым раньше срока… У моего друга сестра была полоскалой. И вот у него возникла эта идея.
                Мы пошли к ней, а она препроводила нас к своему хозяину. «Нет – сказал тот, я вас не возьму, у меня другой контингент, но скажу, кто вас возьмет». И рассказал нам про «стаи». Они и теперь еще кое-где встречаются в Антейне, но тогда их было значительно больше.
                Стаями назывались сплоченные группы молодых людей, зарабатывавших на хлеб проституцией на улице. Нам повезло – нас тогда приняли в такую стаю. Двадцать процентов твоего заработка шло в общий котел за членство в стае, предоставлявшей какую-никакую, но защиту, а также часто связывавшей тебя с завсегдатаями-клиентами, которых без нее ты мог бы и не найти.
                Также меня там накормили – стая держалась крепко, зарабатывали они по всей видимости хорошо, и у них где-то были запасы еды. Я тогда не вполне понимал, что надо было делать, и насколько опасный путь я выбрал, но в голове у меня стоял плач моих сестер, и я был готов на все, чтобы спасти их от голодной смерти.
                Первый клиент нашелся у меня в тот же вечер. Сказать, что мне было больно, это не сказать ничего. Когда он, наконец, оставил меня и бросил на постель плату, я подождал, пока он уйдет, потому что не хотел, чтобы кто-то видел, что я искусал в кровь губы, чтобы не кричать. Я вытер кровь с подбородка и посмотрел на деньги. Там было два золотых. Боль отошла на второй план, когда я понял, что идея моего друга заработала.
                Когда в сарай, куда мы водили клиентов, вошли ребята из стаи, лидер, молодой человек лет шестнадцати, подошел ко мне, увидел мои искусанные губы, а потом понюхал их. «Ты что, трезвым работал?! Дурак, ты так с ума сойдешь!» Кто-то сунул мне в руки бутылку. «Пей!».