Главстори. Продолжение

                Часть вторая

                ЗамкИ

           «Говорил с Л. Толстым в телефон»
           Чехов

                16

           -- Вильюша, – ласково зовет Рита мужа – иди чего дам.
           Вилли подходит и Рита сует ему в руку стакан с березовым соком.
           -- На, попей, полезно.
           -- Чего это ты? – Вилли, не привыкший к ласке, смотрит подозрительно.
           -- Ничего-ничего, попей, говорю, жарко же.
           -- Плюс четырнадцать, – Вильям осторожно глотает, потом допивает залпом – эх, хорошо.
           -- Вот, – Рита гладит Вилли по голове – а ты не хотел.
           Вильям окончательно пугается и выходит из домика на огород.
           Позднее лето, природа отдыхает после нестерпимой жары, везде разлита благодать и нега. Собака Мурка, пережившая за сезон две несчастных любви, сидит под кустом и смотрит на Вилли.
           -- Вот так – говорит Вильям, особо ни к кому не обращаясь.
           -- Чаво? – переспрашивает Мурка.
           -- Не «чаво», а чего. Хватит уже опрощаться, пора забыть про этого Джека, тем паче они уехали.
           -- На сердце нехорошо… – Мурка кладет голову на лапы и задумывается.
           -- Это бывает – соглашается Вильям и присаживается рядом.
           Достает из кармана три ключа и раскладывает их на ладони. За последнее время это превратилось в привычку и некую идею фикс. Вилли постоянно гадал, от каких таких замков эти ключи и что вообще сие значит. Складывал между собой, переворачивал, дул в них, сравнивал и расстраивался. Никаких ответов в голову не приходило.
           -- Да… – произносит Вилли, гладит Мурку по лохматой голове и идет в сарай.
           Сезон заканчивается и пора наводить порядок на участке, прятать на зиму все наиболее ценное, а драгоценное готовить к транспортировке домой.
           -- Вилли – кричит Рита.
           -- А?
           -- Иди сюда.
           -- Зачем?
           -- Иди, говорю
           Вильям возвращается к дому и заходит на веранду, где Рита объявляет ему радостную новость:
           -- Я тут сон видела, у нас будет девочка. У Марьяны – мальчик, а у нас девочка. И еще мне Нюша звонила, сказала, что сейчас все рожают в воде.
           -- В воде же раньше рожали? – отвечает слегка опешивший Вилли.
           -- И раньше и сейчас. Но это не главное, главное – имя выбрать. Я за Еву.
           -- За какую Еву?
           -- Ребенка назовем Ева. Марьяна внука – Альберт, а мы дочку – Евой. Понимаешь?
           Вообще Рита в самый ранний период беременности изменилась. Как-то подобрела и перестала шпынять Вилли круглосуточно, отчитывает теперь только по выходным.
           -- Ева? – еще раз переспрашивает Вильям – Ева Вильямовна?
           -- А что такого? Что ты как необразованный? Ева – прародительница.
           Вили, пораженный таким знанием предмета, разводит руками:
           -- Ну, Ева так Ева. Останется ей только Адама найти.
           -- Найдем и Адама – успокаивает его Рита.
           -- Как ты себя, кстати, чувствуешь? – интересуется она у мужа двадцать минут спустя.
           -- Нормально, – отвечает Вилли – а что?
           -- Точно нормально?
           -- Абсолютно, в чем дело-то?
           -- Ничего-ничего…
           Вильям идет в сарай любоваться ключами. Присаживается на сундук и раскладывает ключики перед собой.
           -- Эх…
           Три ключа лежат сиротливо и даже не отсвечивают. Вильям начинает крутить их так и эдак. То большой сверху, а маленькие по бокам, то наоборот. Ничего не выходит. Наконец, он придвигает ключи друг к другу и составляет замысловатую композицию, где те два ключа, что поменьше, образуют странный рисунок соприкасаясь бородками, а крупный ключ, завершает узор круглым окончанием.
           -- Дык… – ошарашено произносит Вилли.
           Два ключа и третий сверху, составили новый – четвертый. Где бородки первых двух образовали лопасть, а третий так и остался головкой.
           -- Елки-палки – еще раз восхищается Вилли и тут же решает ключ изготовить.
           Хватает первую попавшуюся бумажку, оказавшуюся куском обоев, и карандашом, хранившемся здесь же в консервной банке на верстаке, ключ зарисовывает. Получается не очень понятно. Тогда Вильям складывает ключи по новой найденной им форме и тщательно обводит их. Ерунда какая-то. Шарит по верхним полкам со всяким хламом и выуживает слегка заржавевшую линейку. Замеряет все нужные расстояния и со всем усердием переносит полученное на кусок обоев. Более-менее. Вилли удовлетворенно закуривает. Теперь дело пойдет! Осталось только найти ту скважину, куда вставляется этот ключ.
           На завтра он решает съездить в город, купить нужную заготовку, а если не найдется, то сварганить из подручных материалов. Тиски – есть, рашпиль и напильники тоже, ножовка по металлу найдется. Кусок подходящего железа – тем паче.
           Вперед!

                17

           Рита забегает на рынок, купить у мадам Капрофаговой пару колготок. Надо же на свадьбе единственной дочери прилично выглядеть, а то перед новыми родственниками неудобно.
           Самой мадам нет, за прилавком стоит Анна-Мария, тоже еще та штучка, года четыре у Капрофаговой работает.
           -- Сорок дэн, – говорит Рита – телесного цвета.
           -- А размер? – интересуется Анна-Мария.
           -- Ну, вы же видите.
           -- Девушка, я не рентген, ей-богу.
           -- Сорок шестой, тройку.
           -- Ага.
           И подает Рите пятьдесят второй, шестерку.
           -- Да вы что, – возмущается Рита – я ж не корова.
           -- Девушка, – разумно парирует Анна-Мария – вы себя в зеркало-то видели?
           -- А мне на себя в зеркало не надо смотреть, я себя и так помню.
           -- Ну, не знаю…
           -- Короче, – начинает заводиться Рита – давайте тройку и все.
           Анна-Мария протягивает Рите колготки, та расплачивается и, продолжая чертыхаться, идет дальше. У нее еще полно дел: забежать в столовую к Эльвире Александровне, узнать все ли готово, потом к себе в парикмахерскую, а потом на дачу, собрать Вилли. Если не проследить, то этот дурачок наверняка припрется на свадьбу в джинсах и свитере, а так Рита достанет старый, но еще не измызганный костюм, белую рубашку, новые ботинки и будет отец – человек – человеком, гостям не стыдно показать.
           В столовой Эльвира Александровна успокаивает:
           -- Все готово. Комар носа не подточит. Не мандражируй, Ритка.
           Эльвира Александровна женщина корпулентная, вся из себя выпирающая в разные стороны, но не безобразной квашней, а сдобной булкой.
           -- Чего ты – спрашивает – нервничаешь?
           -- Ну а как же, Эльвира Александровна, чай, в первый раз.
           -- Ничего, Риточка, все будет как по расписанию. Завтра к пяти подъезжайте и садитесь. Регистрация в три?
           -- В три.
           -- Успеете, значит.
           Назавтра все так и получается. Взволнованная Рита, взволнованные молодые, предвкушающие гости, теща в крепдишине и Вилли в костюме, все время поправляющий галстук. Хотя, надо заметить, костюм сидит на нем как влитой. Приехали на трех машинах и пока ждали своей очереди, Вилли и друг жениха Прохор Петрович Маслеников, старший сержант, выпили маленько водочки в машине сержанта. Хорошая у милиционера тачка – «Фольксваген Туарег».
           -- Какой автомобиль – восхищается Вилли.
           -- А то! – радуется сержант.
           -- Сколько стоит?
           -- Сколько-сколько, главное не это, главное, уважение и скромность.
           -- А?
           -- Не выпендриваться. Я, например, не беру себе «Рендж Ровер» – рановато. А «Туарег» – беру, потому что заслужил. И товарищ капитан говорит: «не бери, Проша, «Порша», а бери, Проша, «Жигули». Или «Мазду» какую… Да тока пошел он, этот капитан…
           -- Тонко у вас все.
           -- Это да, – вздыхает милиционер – только успевай поворачиваться. Может, еще по чуть-чуть?
           В машину заглядывает Рита:
           -- Давай отец.
           -- Чего? – пугается Вильям Сергеевич.
           -- Как чего? Веди к алтарю.
           -- Какой веди, тут не водят, тут – вызывают.
           -- Уже? – хмурится опытная Рита.
           -- По пятьдесят грамм, снять стресс.
           -- Я тебе сейчас дам «снять стресс», скотина…
           -- Рита Викторовна… – начинает старший сержант.
           Но тут молодых зовут.
           -- Мама, – кричит Рита Галине Аркадьевне – мама, давай, загоняй их!
           И не совсем понятно кого она имеет в виду.    
 
                18

           Свадьба в самом разгаре. Народ уже изрядно принял на грудь и коллеги жениха, милиционеры, братаются с гостями со стороны невесты. Толик Архиевелокоточерипокендриковский выпивает очередную рюмку и делает Вилли знаки на предмет отойти и поговорить. Вили кивает головой и выбирается из-за стола.
           -- Покурим? – предлагает Толик.
           -- Ага.
           Они выходят на улицу и у входа в столовую, Толик берет сигарету из пачки Вильяма, закуривает и спрашивает:
           -- Когда деньги-то отдашь?
           -- В смысле?
           -- Чего «в смысле»? Пятьдесят тысяч, как договаривались. Без процентов, если бы через полгода, то с процентами, а сейчас – без. Я слово держу. Пацан сказал – пацан сделал. А?
           -- Но…
           -- Чего «но»? договор дороже денег.
           -- Ты же говорил: «как будет, так отдашь»?
           -- Ну вот, сейчас и есть.
           -- Где я тебе их возьму? – справедливо интересуется Вильям.
           -- Как где? Молодым же подарили на свадьбу? Подарили. Вот из них и отдай.
           Вильям бросает сигарету и говорит Толику:
           -- Я сейчас.
           И идет в столовую, ему страшно не охота посвящать во все Риту и вообще позориться, но сейчас он не видит другого выхода. Придется потерять лицо, а с ним и честь, и совесть, и остатки реноме. Вилли пробирается на свое место рядом с Ритой и шепчет ей на ухо:
           -- Там Толик…
           -- Что? – Рита не слышит.
           -- Деньги!
           Музыка грохочет, Рита наклоняется ближе к мужу:
           -- Что?
           -- Деньги, говорю, надо отдать!
           -- Потом, Виллик, потом.
           Вилли решает отложить объяснение и снова выходит из-за стола, чтобы спокойно обдумать ситуацию. Но думать ему сейчас тяжело, слишком много уже плещется в организме, поэтому он просто садится на стул в сторонке и смотри на всех ласковыми глазами поддавшего технического интеллигента.
           -- Ну что? – вдруг слышит Вилли и от неожиданности подпрыгивает.
           Рядом с ним на соседнем стуле сидит Тень. Виктор Эммануилович Баадер-Майнхов собственной персоной.
           -- Опять вы?
           -- А что я? Я тоже, знаешь, участвую. Все-таки родная внучка замуж выходит, не кот нассал.
           -- Всегда вы, Виктор Эммануилович, грубоваты были, а как в Тень превратились, так вообще всякий стыд потеряли.
           -- Ты меня не учи, ты мне лучше скажи, отзынул от сокровища?
           -- Вы что, пьяны? – вдруг интеллигентно удивляется Вилли.
           -- Имею право, – отвечает Тень – чай, не один ты такой.
           -- Какой?
           -- Хватит препираться, отвечай, отзынул?
           -- Что это вы все за слова какие применяете? «Отзынул»? Придзынул? Задзынул? Что за анахронизмы?
           -- Ах, так, – Тень явно злится – ну сейчас я тебе устрою.
           -- Ой-ёй-ёй – отвечает ей смелый Вильям – напугали. Пойдемте лучше выпьем, а то и без вас проблем полно, Толик вон, гад, деньги назад требует… И жена ваша Галина Аркадьевна того… А, главное, где родители, так сказать, жениха? Я познакомиться хотел…
           Но на соседнем месте уже никого нет.
           Тень, она же Виктор Эммануилович Баадер-Майнхов, отделяется от стула, на котором то ли сидела, то ли временно материализовывалась, взлетает и начинает кружить над праздничным столом.
           «Сейчас начнется» – думает Вильям Сергеевич. Но ничего не начинается, только один из сослуживцев жениха, а теперь мужа Васи, поднимает голову, внимательно смотрит на потолок, моргает и произносит:
           -- Горько!
           -- Горько! – подхватывает народ.
           Молодые начинают целоваться, а гости считать. После того как Вася отрывается от невесты на счете семнадцать, тамада кричит:
           -- А теперь танцы.
           И Вася приглашает тещу. Они выходят на площадку между стоящими п-образно столами и начинают вальсировать. Почти вальсировать, потому что Вася Петров такому танцу не обучен, а его теща Рита Викторовна уже разучилась. Они делают круг, к ним присоединяются остальные гости и в это время, на почти опустевший стол, с тихим всхлипом опускается Тень. Только тарелки немного звякнули, а в остальном никто ничего не заметил. Кроме невесты, любующейся танцующими мужем и матерью.
           -- Дедушка, ты что ли?
           -- Я.
           -- А чего не танцуешь?
           -- Умаялся.
           -- Тогда посиди.
           -- Ты меня не боишься, что ли?
           -- Ой, – фыркает Марьяна – очень надо.
           -- Да… – вздыхает Тень – и куда только этот мир катится.

                19
               
           А в это время на даче Мурка любезничает с вероломным Джеком, приехавшим на выходные.
           Декорации такие: грядки с капустой, парники со снятой пленкой, вдалеке дачные домики, штакетник забора, разделяющий два участка. Кажется, собирается дождь. Шумит ветер в листве.
           Мурка (якобы небрежно). Где же это вы пропадали?
           Джек (как можно честнее). По делам все больше, знаете ли.
           Мурка. По делам?
           Джек. Ну, служба же…
           Мурка. А мне вот говорили, что видели вас на участке номер семь.
           Джек. Это где?
           Мурка. Там где живет эта болонка Жюстина.
           Джек. Жо?
           Мурка. Жо.
           Джек (видно, что растерялся). Так я по обмену опытом ходил.
           Мурка (делает круг вокруг себя самой). Что вы говорите?
           Джек. Конечно.
           Мурка. А мне вот говорили, что видели, как вы с ней гуляли.
           Джек (возмущенно). Да кто говорит-то? Кто?
           Мурка (на грани нервного срыва). Все!
           Джек. Все?!
           Мурка. Все!!!
           Джек. А вы не верьте! Во имя нашей любви, не верьте!
           Мурка. Ах, вот как вы заговорили?!
           Джек (с чудовищным пафосом). Да я такой. Гав.
           Звучит музыка, символизирующая ложь слов Джека, этой музыкой может быть двенадцатая рапсодия Листа.
           Мурка (срывается). Подлец! Изменник! Циник!
           Джек (с радостью обижаясь). Ну, если вы так, то нам тогда не по пути…
           Но Мурка его не слышит, она бежит вдоль огорода, торопясь к себе на базу, под любимый куст, выплакать обиду и разочарование.
           Эх. А ведь Вилли ее предупреждал, что все кобели – кобели.

                20 

           Вилли заканчивает пилить в сарае железный лист. Заготовку он так и не нашел, решил изготовить ключ самостоятельно от А до Я. Зажал в тиски кусок металла и выпиливает по контуру. Мурка сидит на пороге и внимательно смотрит. Вильям раскручивает тиски:
           -- Чего молчишь? – спрашивает у Мурки.
           -- Так – Мурка полна печальной загадочности.
           -- Ну, раз так, значит, так.
           Вилли обрабатывает рашпилем заготовку. Мурка хмыкает и убегает. Вилли вновь зажимает железку в тиски – так удобнее. Проходится по контуру, срезая углы. Настроение у Вильяма хорошее, рашпиль приятно и ловко скользит по металлу, дело ладится. Нет ничего лучше, чем своими руками изготовить полезную вещь, тем паче, как думает Вилли, ведущую к богатству. Он продолжает шваркать грубым рашпилем, потом берет напильник потоньше. Плюет на руки:
           -- Эх!
           Водит туда-сюда. Аж язык высунул от усердия и удовольствия.
           Мурка стоит около туалетной будки и внимательно разглядывает дверь оной, затем переводит взгляд на проплывающие облака. «Не буду больше опрощаться, думает Мурка, лучше я жапонисткой заделаюсь, сакурой там любоваться, облаками… Хорошо же… И особо стараться не надо, вышел на огород, уставился на вишню, а все вокруг: «ах какая тонкая натура, ах какая поэтическая… Тьфу».
           В районе торгового центра «Омерта», что рядом с троллейбусной остановкой и напротив парикмахерской, рядовой Вася Петров и старший сержант Прохор Петрович Маслеников, по просьбе Васиной тещи, Риты Викторовны,  шантажируют Толика Архевелокоточерипокендрикосвского.
           -- Так, гражданин Архиеве…чепо… черипо… – пытается прочитать фамилию Толика Вася в паспорте
           -- Тьфу. Короче, гражданин, нарушаем?
           -- Чего, чего, – ноет Толик – чего я-то?
           -- А кто? – интересуется Прохор Петрович Маслеников. 
           -- Не знаю…
           -- Выкручиваемся, уважаемый? – спрашивает Вася суровым голосом.
           Это его товарищ капитан научил обращаться к подозреваемому «уважаемый». Для пущей толерантности (что за слово Вася не знает, да ему и незачем). 
           -- Да я-то что… товарищи… я-то…
           -- Тамбовский волк тебе товарищ – традиционно шутит Прохор Петрович Маслеников.
           -- А-а-а-а – ноет пуще прежнего толстый Толик.
           -- В общем, еще раз на дядю Вилли наедешь, примем, приземлим и упакуем – подводит итог Вася – понял?
           -- За что?
           -- За наркоту, за пять грамм найденных у тебя при обыске.
           -- Да вы что…
           Договорить Толику не дают, Вася бьет его в левое ухо, а Прохор Петрович Масленников справа по почкам.
           -- Следов-то не оставляй – учит он младшего коллегу.
           -- Ага – понимает Вася и засаживает Толику в печень.
           После очередного удара по огромному животу Толик описывается, впереди на брюках расплывается темное пятно.
           -- Хер с ним – говорит старший сержант.
           -- Все понял? – говорит Вася Петров.
           Толик всхлипывает и кивает головой. Милиционеры прислоняют его к стенке и идут обратно на свой участок, на вокзал – осуществлять  охрану общественного порядка.
           -- А, бля – вспоминает Вася.
           -- Чего? – интересуется старший сержант.
           -- Паспорт забыл этому мудаку отдать.
           Вася возвращается и сует паспорт Толику в нагрудный карман легкой куртки.
           -- А хорошо на свадьбе погуляли, правда? – Вася подмигивает Толику и уходит.
           Толик опускается на корточки и всхлипывает.
           В сарае Вильям Сергеевич заканчивает изготовление ключа, и так целый день провозился. Как и вчера, впрочем. Последний раз проводит напильником вдоль, сдувает мелкую стружку, гладит рукой и прячет в карман. Закуривает. Завтра ему еще с друганом-однокашником Вольдемаром за колесами ехать. Вилли накануне обещал, и перезвонить отказаться не может. Не такой человек.
           Отпросится у Риты и поедет.
               
                21

           -- Вольдемар Дидерихс, барон – обычно представляется Вольдемар Дидерихс.
           -- Знаем-знаем, – отвечает Вильям – как же.
           И наливает еще рюмашку.
           Любит он с Вольдемаром выпивать. Чтоб закуска на тарелках, а не на газете, хлеб порезанный, водку перелить из бутылки в графин, пепельница чистая, и так далее. Потому что баронский титул обязывает, да и разруха достала. Хотя в последнее время, жизнь вокруг стала налаживаться. Соседи барона, предприниматели Вальдшнеповы, младшую дочку верховой езде обучают. Старшая-то, наркоманка, сторчалась уже вглухую, а младшей сапожки купили для езды и стек укороченный из натурального китового уса. В общем, пора было соответствовать требованиям социума, хватит в подворотне бухать.
           -- Жизнь-то, какая – подмечает Вилли в такие моменты, сидя дома у барона на диване.
           -- Еще бы – соглашался барон.
           -- На следующей неделе поедем за новой резиной?
           -- Обязательно.
           И едут.
           А когда приезжают, то спрашивают у сильно озабоченного пацана в красивом комбинезоне:
           -- Летняя резина для «Мазды» есть?
           -- Какая? – хочет их поймать пацан.
           Но барона голыми руками не возьмешь, у него от зубов отскакивает:
           -- Сто семьдесят пять – тринадцать. «Тэ».
           -- Две с половиной тысячи – разочарованный таким глубоким познанием сообщает пацан.
           -- А чего так дорого? – Вольдемар не доволен.
           -- Ищите дешевле – хамит пацан.
           -- Давайте – Вилли настроен решительно, он, когда рядом с Вольдемаром, всегда чувствует себя сильным и смелым. Вот так на него барон действует.
           -- Ставьте машину у ворот – распоряжается пацан и убегает.
           Поставили и пошли в соседнее зданьице, кофе выпить. Сели за столик у окна, заказали. Пацан с напарником тем временем колеса меняют. Зимнюю резину сняли и к стене прислонили, а новую летнюю присобачили. Чехлы же сногсшибательные от заграничных колес себе оставили, убрали как не было. Руки тряпкой вытерли, и чек на кассовом аппарате выбивают.
           Барон с Вилли подходят, расплачиваются.
           -- Колеса не забудьте – напоминает пацан.
           Вольдемар открывает багажник и Вилли засовывает туда пару колес. А куда еще два грязных девать совершенно не понятно. В салон на заднее сиденье ставить не хочется, а в багажник не лезут.
           -- Задача – говорит барон.
           -- Ничего – не унывает Вильям Сергеевич – что-нибудь придумаем. У них должны чехлы такие быть… Простите, – просит он пацана – есть чехольчики? Нам бы колеса упаковать.
           -- Нет.
           -- А как же?
           -- Как хотите.
           -- Слышь, – начинает нервничать Вольдемар – работай с клиентом четче.
           -- А я вам четко и отвечаю – нет чехлов. Нет, и не будет. И не было, кстати.
           Пацан уходит вглубь бокса и там начинает чем-то греметь.
           -- Да бог с ними, – говорит миролюбивый Вилли – положим назад.
           Вольдемар загружает оставшиеся колеса на заднее сиденье. Ребята садятся в машину и уезжают.
           -- Не все еще готовы соответствовать высоким требованиям развитого общества, правда? – печально произносит Вилли, глядя вправо.
           -- Да – Вольдемар за рулем и смотрит вперед.
           -- Так мы далеко не уйдем.
           -- Нет.
           -- И такой капитализм нам не нужен.
           -- Абсолютно.
           -- Ты колеса куда кинешь?
           -- На балкон, куда же еще.
           -- Вот я и говорю, не все еще гармонично в нашей жизни.
           -- Да куда там.
           -- Но мы ведь стремимся?
           -- Постоянно.
           Они доезжают до дома Вильяма, и он выходит, а Вольдемар едет дальше.
           И пока Вилли плетется по лестнице к их с Ритой двухкомнатной квартире на третьем этаже, он все думает, как они хорошо съездили за летней резиной и как он завтра поедет на дачу, может быть, последний раз в этом году, окончательно закрывать сезон. Единственно, что странно, почему Вольдемар летнюю резину всегда осенью ставит?

                22

           -- И курить давай бросай – заявляет Рита Вильяму в субботу утром через три недели после свадьбы Марьяны и Васи.
           Возразить нечего, тем более после того как Вася разобрался с Толиком по просьбе Риты. По всему получается, что Вилли теперь везде и перед всеми в сплошном долгу.
           -- Брошу – мямлит он.
           -- Ага – Рите, в принципе, сейчас некогда, она разговаривает по телефону с Марьяной, уезжающей с Васей в свадебное путешествие в Египет.
           -- И сколько там? – спрашивает Рита – да ты что, надо же… А вы? Да?
           Вильям Сергеевич выходит на балкон покурить напоследок. «Вот как, думает он, теперь с Толиком можно и не расплачиваться, что ли? Нет, так нельзя, деньги-то я занимал… Значит, надо отдать. Только с каких доходов? Пятьдесят тысяч, это не пять, это даже не пятьсот рублей, где взять-то… Если только и вправду занять у Марьянки… Но там, небось, всем теперь Вася-зятек распоряжается. Хотя Марьяну так просто не подмять… А Египет?». Мысли в голове Вилли невеселые и небыстрые, скорее плывут, чем скачут. Одно утешает, с тех пор как Марьяна переехала к Васе в семейное милицейское (или все-таки полицейское?) общежитие, у Вилли появилась своя комната. Впервые в жизни. Красота! 
           Первым делом он в ней все переставил, конечно. Платяной шкаф Марьяна забрала с собой, а вот девичью кровать оставила. Ее-то Вильям и облюбовал, сказал Рите, нового дивана не надо и так с этой свадьбой в долги влезли, и передвинул Марьянину кровать к стене напротив окна. А стол компьютерный, осиротевший без Марьяниного ноутбука, прямо под окно, и телевизор маленький на тумбе оставил, и стул навороченный офисный. В книжном шкафу разложил свои трактаты по алхимии, истории разбойника Кудряша, детектив Джеймса Эллроя и справочник молодого слесаря-электромеханика.
           -- Десятого уезжают – сообщает Рита Вильяму.
           -- Ага.
           -- Что «ага»? Что ты все время… Порадовался бы за деток.
           -- Я и радуюсь.
           -- Вижу, как ты радуешься. 
           -- Слушай, – начинает Вилли – я что хотел сказать-то…
           Он замолкает задумавшись.
           -- Ну? – требует Рита.
           Вилли набирается смелости и выкладывает:
           -- Деньги Толику надо отдать.
           -- Обойдется.
           -- Пятьдесят же тысяч?
           -- Ну и что, – Рита упирает руки в бока – что?
           -- Как что? Я занял, я и буду отдавать.
           -- Да?
           -- Да.
           -- А из каких, позвольте узнать, средств?
           -- Буду копить – обещает Вилли и сам верит, что будет.
           -- Давай, – поддерживает его Рита – купи копилку, свинью такую из глины, и начинай! Я тебе буду мелочь отдавать, что в кармане завалялась, как школьнику на мороженое. А то еще этой свинье можно пятачок тереть, говорят, к богатству. Так ты купи, в дырочку будешь монетки складывать, а потом пятачок тереть, глядишь, и Толику долг отдашь, и еще останется. Да?
           -- В Египет? – Вильям Сергеевич знает, как сбить жену с курса.
           -- А? – Рита спотыкается и теряет весь обличительно-саркастический пафос.
           -- Хургада, говорю, пирамиды, ослы.
           -- Какие ослы?
           -- Ушастые.
           -- Хватит ерунду нести. Египет, да. Сейчас туда недорого и билеты есть, пусть дети слетают, отдохнут, Вася отпуск взял.
           -- А не опасно на жаре? Марьяна-то, вроде, беременная.
           -- Нормально.
           Вили думает, что бы еще такого сказать и вдруг произносит:
           -- Я хочу велосипед.
           -- Хорошо – неожиданно соглашается Рита – бросишь курить, купим.
           -- Ты серьезно?
           -- А что, будешь вести здоровый образ жизни. Бегать трусцой или кататься на велосипеде по парку. Мурку с собой брать.
           -- В пять утра?
           -- Ну, и в пять, возьмешь велик, Мурку, ты – покатаешься, она – побегает.
           -- Не забудь потом, как до дела-то дойдет.
           -- Не забуду, не забуду, кстати, сходи погуляй с собакой.
           Вилли зовет Мурку, а когда та выбегает в коридор, пристегивает ей поводок к ошейнику и они идут гулять.
           На улице – хорошо. Теплая не дождливая осень. Листва осыпается, в воздухе медовый запах счастья. Мурка пристраивается около кустов, а Вилли закуривает и смотрит на Мурку.
           -- Отвернись – просит та.
           -- Подумаешь цаца – шутит Вилли, но послушно отворачивается, он уважает право Мурки на приватность.
           -- Я все – докладывает Мурка, и они идут дальше.
           А когда возвращаются, Вилли вытаскивает из-за пазухи плакат с изображением Че Гевары и вешает его на стену в своей комнате.
           И на все вопросы Риты, где он это взял и что это такое вообще, отделывается загадочной улыбкой.

                23

           Дачный сезон, как и отпуск Вилли, давно закончился и теперь они с Ритой по утрам, толкаясь попами в ванной, как и сто лет назад, каждый день кроме выходных, собираются на работу.
           -- Ты все? – раздраженно спрашивает Рита.
           -- Да… – Вильям быстро добривается и выходит из ванной комнаты.
           -- Я еще в туалет хотел – просит он Риту.
           -- Некогда, на работе сходишь.
           -- Но…
           -- Никаких «но», мне надо голову помыть.
           Вильям Сергеевич идет на кухню, где наливает себе чай в старую кружку, достает из хлебницы батон, отламывает, и садится на табуретку. Не успевает откусить, как в кухню влетает Рита:
           -- Подвинься.
           -- А…
           -- Мне надо включить фен – высушить волосы, подвинься, говорю.
           Вилли встает и уходит в свою комнату, у него есть еще минут восемь до выхода, а потом он рванет на маршрутку.
           В комнате бубнит телевизор, Вилли смотрит Новости, издалека слышно как работает Ритин фен. Красивая телеведущая рассказывает о последних событиях в мире и стране. Вильям сопереживает, он, вообще, всегда был человеком сочувствующем чужому несчастью и присказка: «кого влечет чужое горе», это не про него. 
           -- Эх – вздыхает Вильям, допивает и, выключив телевизор, выходит из дома.
           -- До вечера – говорит он Рите.
           -- Угу, – бубнит та в ответ – не задерживайся. 
           Вилли идет на остановку.  Поднимает воротник куртки, ежится от мелкой капели, вдруг начавшейся, и бредет. На остановке он встает под козырек, чтобы не капало за воротник, закуривает. Присесть некуда, везде лежат сумки и пакеты ожидающих транспорта женщин.
           -- Дышать нечем – тут же начинает возмущаться какая-то жирная тетка рядом.
           -- Извините – просит Вильям и выходит под дождик.
           -- Нигде от них покоя нет, – не может успокоиться тетка – куда не придешь, везде курят. Уже и до остановок добрались.
           -- И не говорите, – подхватывает маленькая старушка с бородавкой на носу – совсем совесть потеряли.
           Но тут подъезжает маршрутное такси номер двести сорок один и Вильям, предварительно затушив и бросив окурок в урну, вместе с дамами влезает в салон. На ступеньках маленькая старушка с бородавкой больно бьет его локтем по печени, а когда Вилли ойкает, добавляет кулачком под ребра. Вильям Сергеевич хватается за поручень, а старушка тем временем огибает его и усаживается на сиденье. Потом приглашает жирную тетку:
           -- Вам далеко ехать? Садитесь.
           Тетка придвигает к сиденью клетчатую сумку, устраивается рядом со старушкой и они обе начинают неодобрительно разглядывать Вилли.
           -- Да… – начинает старушка.
           -- Ох-хо-хо – подхватывает подачу жирная тетка.
           -- Молодежь пошла – дает направление старушка.
           -- Вырастили на свою голову – соглашается тетка.
           Вилли не выдерживает и запальчиво произносит, обращаясь к двум мучительницам:
           -- Мне, между прочим, срок один год и я вам не молодежь.    
           -- Ничего-ничего, – не дает ему расслабиться старушка – все вы одним миром мазаны.
           -- Бесстыжие – добавляет тетка.
           -- Но… – пытается объясниться Вильям. 
           -- Ты подумай, – удивляется старушка с бородавкой – еще и возмущается.
           -- Совсем обнаглели – соглашается жирная тетка и возмущенно поправляет огромную сумку на тележке. 
           Маршрутка останавливается и Вилли пулей выскакивает на улицу. И хотя до работы еще четыре остановки, он решает идти пешком, время есть, да и нервы надо привести в порядок. После встречи с транспортными ведьмами сердце у него бьется где-то под горлом, а голова слегка кружится и хочется плеваться липкими слюнями.            
           -- Дуры – говорит Вильям дождливому осеннему утру и направляется на работу.
           Когда он минует проходную, к нему подходит начальник отдела кадров и просит:
           -- Зайдемте ко мне?
           -- А что случилось?
           -- Ненадолго, Вильям Сергеевич…
           Они ныряют в закуток справа от вертушки, с табличкой на двери «Отдел кадров», где начальник оного, Иван Сергеевич Исподников, садится за стол и предлагает:
           -- Вы того, Вильям Сергеевич, присаживайтесь. А, впрочем, не стоит… Лучше не надо… Сейчас.
           Иван Сергеевич листает какую-то папку, внимательно читает, потом поднимает глаза на Вилли:
           -- Вы уволены, Вильям Сергеевич.
           Вильям не понимает.
           -- Что?
           Стоит, улыбается немного растеряно и абсолютно непонимающе.
           -- Я… – пытается что-то сказать.
           -- Сокращение… Ничего не попишешь, – Иван Сергеевич хочет закончить все как можно быстрее – вот обходной листок, идите подпишите, а расчет пятнадцатого, как всегда, в кассе, да?
           В своем праве человек.
 
                24

           Вилли докурил последнюю сигарету, последнюю в буквальном смысле слова. Все. С сегодняшнего дня больше не курит. Как шутили во времена его молодости – и меньше тоже. А если серьезно, то Вильям достало нудное брюзжание Риты по поводу того, что теперь, безработным, он не может позволить себе такую роскошь как курение, тем паче когда в доме две беременные женщины. (Две, это она приходящую иногда в гости Марьяну имеет в виду). Черт с ним, думает Вилли и, проявив недюжинную силу волю, отказывается к чертям собачьим от сигарет. С сегодняшнего дня, вот с этой секунды. Фу.
           И тут же хочется курить. Буквально, только что забычил сигарету, принял решение, и тут же мучительно захотел задымить. 
           -- О, Господи – бормочет Вилли. 
           Встает с унитаза и идет на кухню, где наливает стакан воды из-под крана, выпивает. Оглядывает кухню – все как всегда: плитка над мойкой, старая газовая плита, новая вытяжка и пластиковое окно, что Рита в прошлом году заставила поставить.
           В мире выходной, воскресенье, и особых дел не запланировано. Разве что Рита заставит сходить на рынок за яйцами. Он с удовольствием сходит, но потом, о, восторг! Отправится за заветной покупкой. За велосипедом!
           -- Пупсик, – зовет он Риту – а за яйцами идти надо?
           -- А как же, – отвечает жена из своей комнаты – обязательно.
           -- А потом я за великом, да?
           -- Куда?
           -- Мы же договаривались – в голосе Вилли слышится зарождающаяся обида, готовая перейти в смирение перед неизбежным злом.
           -- Да иди, иди, велогонщик…
           Вильям Сергеевич, накануне, в пятницу, переговорил с вернувшимися из свадебного путешествия в Египет Марьяной и Васей и занял у них денег на покупку велосипеда. Под пять процентов, как пошутил Вася. Шутка, конечно, шуткой, но свой общий долг Вилли увеличил до пятидесяти пяти тысяч и как его отдавать никому неизвестно. Ладно, еще дети подождут, но запуганный милицией Толик Архиевелокоточерипокендриковский ждать не должен. Так решил Вилли и слово свое обязался сдержать. Клянусь, сказал сам себе, вернуть Толику его поганые пятьдесят тысяч. 
           -- Я побежал – кричит он жене и хлопает дверью.
           Тяжело Вилли без работы, никчемно. Да и Ритка каждый день пилит, не хочет пойти навстречу – проявить сочувствие. Зудит с самого утра. Горгулья, одно слово. Он уже и приятелям всем позвонил с просьбой о помощи в трудоустройстве и газеты специальные каждую пятницу покупает и бегущую строку на экране телевизора внимательно смотрит. Но пока тщетно. Рита говорит, на биржу иди вставай, но Вилли в свою звезду верит – ждет вакансии.
           -- Почем яйца? – интересуется у дяди с усами.
           -- Трыдцать, – отвечает дядя и усами приветливо шевелит – тока первая категория, отборка и высшая.
           -- Два десятка.
           -- Будет сделано.
           Дядя укладывает яйца в одну ячейку, а другой накрывает, перетягивает получившееся сооружение двумя резинками.
           -- Тару не забудьте вернуть – улыбается.
           -- Ага.
           Вилли быстрее покупку домой закинуть, деньги на велик схватить и в спортивный магазин ломиться. Он берет упаковку, сует ее в пакет, поворачивается, делает шаг и сталкивается с бегущим навстречу мужиком. Мужик со всего маху ударяется животом о Вилли, а левой коленкой о пакет с яйцами.
           -- Еб – Вилли слышит характерный звук – твою…
           -- Ой – вскрикивает мужик и бежит дальше как ни в чем ни бывало.
           -- А…
           Вилли буквально чувствует, как начинают протекать разбитые яйца первой категории.
           -- Во народ – говорит рядом какая-то женщина.
           -- Бешеный – подтверждает дядя с усами.
           -- Я…
           Вилли поднимает пакет повыше – на землю еще не течет, но внутри уже хлюпает. 
           -- Ну, так елки-палки, – в сердцах произносит он и, размахнувшись из-за головы, от всей души ляпает пакет об асфальт – ****ь!
           -- Оп! – вздрагивает женщина.   
           -- Вот так – одобряет дядя с усами.
           А Вилли пинает пакет  и топает к дому, проклиная свою горькую судьбу и мечтая только об одном, побыстрее отыскать ту волшебную скважину, что примет изготовленный им четвертый ключ и откроет вожделенный мир достатка и отсутствия печали. А так же отсутствия рынков, яиц первой, отборной и высшей категории, ойкающих мужиков, пилящей круглосуточно жены, зятя-милиционера, сокращений, долгов и бодяжной водки. Да, и еще необходимости бросать курить. Примет скважина ключ, как … тут у Вилли кончается запас литературных слов и он кричит, пугая прохожих:
           -- Да! Да! Да!
           И немного погодя:
           -- Да!!!

                25

           Вилли считает, что если круглосуточно не источать любовь – победит злоба. Мало того, еще и кристалл души вернется обратно в первобытное графитовое состояние. А из графитового в деревянное, а потом в семя. И придется сажать заново. Вот он теперь бегает по улицам и источает. Все равно с работы уволили и особо делать нечего. Подскакивает к прохожим, хватает за лацканы, спрашивает:
           -- Ну?
           -- Дык… это… как всегда… всем довольны – отвечают одни.
           -- Да пошел ты… – другие.
           И тех и этих примерно поровну. 
           А тут БМВ останавливается около магазина, Вилли выходит из магазинных дверей и водитель выходит из автомобиля. И так получается, что Вильям шагает вдоль бэхи, а водитель бьет его дверцей. Не то чтобы специально, но как-то пренебрежительно стукает, с каким-то явным превосходством богатого человека над бедным. Вилли тормозит и задумывается над дилеммой. С одной стороны, любовь надо источать, с другой, обидно такое оголтелое хамство, почти автоматическое. То есть, вообще, как муху стукнул, по ходу.
           Стоит Вильям Сергеевич и размышляет, а мужик из бэхи ему грубо предлагает:
           -- Чего встал-то? Проходи, давай.
           Сейчас, думает Вилли, я по дверце со всей силы как пну, она ударит мужика и он упадет, а я ему ногой по роже. Несколько раз. Сверху каблуком по черепу. Так, чтобы рожа треснула. А потом еще два раза. Все закричат и меня заберут в полицию.
           -- Ну? – говорит мужик.
           Вилли проходит мимо и момент упущен. Еще и куртку испачкал об соседний автомобиль.
           «Ах, вот как, горько размышляет он, идя к газетному киоску, и это со мной так? Со мной, да? С тем кто… Да я слесарь-электромеханик шестого разряда… Да мне в притонах Сан-Франциско лиловый негр подавал манто… Да я чуть не нарвался на нож в парикмахерской Гонконга…  Да я… Да я… Да я найду сокровища Кудряша!».
           Трет нос и хочет курить, неделя прошла, а курить как хотелось, так и хочется, даже сильнее.
           Вилли подходит к киоску, покупает телевизионную программу на следующую неделю и топает домой. По дороге решает зайти в мелкую лавку около дома купить «Сникерс», снять нервное напряжение от нехватки в организме никотина. Слава богу, деньги еще остались из последних, из расчетных. В лавке за низкой перегородкой на стуле дремлет продавец – женщина молодого пенсионного возраста. Неопрятная и вся какая-то расхристанная, подпоясанная грязным платком.
           -- «Сникерс» – просит Вилли.
           -- А? – интересуется баба, просыпаясь.
           -- «Сникерс» дайте, пожалуйста.
           -- Какой?
           -- Большой.
           -- Какой большой?
           И тут чека разгибается, ударник накалывает капсюль, замедлитель воспламеняется и…
           -- Да пошла ты на хер, дура! – орет Вильям – дура, ****ь!
           -- Кто ****ь? – в свою очередь с ходу заводится дамочка – я *****?
           -- А кто, я, что ли? – не унимается Вилли – ты и есть, самая настоящая! – его трясет – дура!
           -- Хонтик, – пуще прежнего надрывается работница прилавка – Хонти-и-и-к!
           Из темного зева за спиной орущей тетки, сначала раздается грохот, шипение, вырываются клубы дыма, а потом появляется некое существо, более всего подходящее под определение – мифическое. Под два метра ростом, с лицом врубелевского натурщика, с головой буйно поросшей белыми нечесаными волосами, с могучими длинными руками, и огромным обнаженным лоснящимся торсом.
           -- Ну? – спрашивает существо, сверкая глазами – Чего тут?
           -- Вот – тычет в Вилли пальцем тетка.
           -- Что «вот»? – существо поводит взглядом и замечает Вильяма.
           -- Вы кто? – пищит опешивший Корытов.
           -- Архонт Басилевский.
           -- Кто?
           -- Смотрящий за порядком вещей.
           -- Демон – проявляет знание начитанный Вилли.
           -- Не демон, а бессмертный прототип сущего. Я идея, понял? Архетип. Есть еще вопросы?
           -- Но… – Вильям открывает и закрывает рот как вытащенная на берег рыба.
           -- Пошел вон – Архонт выходит из-за перегородки, на ходу подтягивая сползающие штаны от рабочей спецовки, берет Вилли за шиворот огромной рукой, разворачивает к дверям и дает хорошего пинка. Вильям Сергеевич вылетает на улицу.
           -- Вот так, значит – сообщает Архонт продавцу. – Все в норме, то есть как всегда. А ты не ори, дура.
           И уходит в глубину, а тетка водружается на табуретку и снова погружается в полудрему, только иногда вскидывается и бормочет:
           -- Это ж надо, – ****ь…
           Вечером Вилли жамкает испачканную куртку в пластмассовом тазу и думает, что за хрень сегодня с ним произошла. Вот же, решает он, чего только не встретишь по нынешним временам. Самого демона Архонта, прототипа сущего… А Ритка говорит…
           -- Ты чего там? – кричит Рита и Вилли еще усерднее трет рукав куртки.

                Глава

                25А

                (третья справочная)

           Архонт(ы).
           В христианских представлениях (особенно у гностиков): духи-мироправители. В ортодоксальной христианской системе архонты преданы злу, это бесы, слуги дьявола. В гностических представлениях архонты рассматриваются как творцы материального космоса, а заодно и нравственного демиургического закона как системы запретов и заповедей, делающих человека рабом материи. У офитов (ранняя гностическая секта) архонты имеют отчасти имена архангелов и зооморфное обличье: у Михаила лик льва, у Суриила — быка, у Рафаила — змея, у Гавриила — орла, у Фавфаваофа — медведя, у Ератаофа — пса, у Фарфаваофа или Оноила («ослобог») — осла; между этой семёркой архонтов стихии и народы поделены по жребию. Верховный архонт, отождествляемый также с Абраксасом, дух космического целого, не будучи абсолютно злым, пребывал, однако, в греховном невежестве относительно существования бесконечно превосходящего его абсолютного Бога, за которого принимал самого себя; вывести его из этого заблуждения призван его сын, превосходящий его мудростью и благостью. Иногда, как в гностической системе Василида, образ верховного архонта раздваивается на «великого архонта», царившего от Адама до Моисея, и «второго архонта», даровавшего при Моисее Закон.
           В мандействе и манихействе архонты — наиболее сильные из слуг дьявола, прежде всего, пять архонтов стихий, которые противостоят пяти сыновьям Первочеловека, а также семь архонтов планет (образы семи страстей). Многие архонты были убиты в первую космическую битву, и из их тел был создан имеющийся смешанный мир.
           Из Википедии.

                26

           Это объявление попалось Вилли на глаза в прошлую пятницу, и уже в понедельник, предварительно созвонившись, он стоял перед двухэтажным зданием в старой части города. Потом поднялся на второй этаж, отыскал дверь с надписью «Алконост плюс» и вошел. В бедно обставленной комнате, на пошарпанных деревянных стульях вокруг письменного стола, сидели двое мужчин среднего возраста с выражением лиц профессиональных дознавателей. Проще говоря, бывших ментов – пенсионеров и ветеранов.
           -- Проходите – предложил первый.
           -- Сюда – уточнил второй.
           -- Присаживайтесь – продолжил первый.
           -- Сюда – уточнил второй.
           Вильям Сергеевич присел. Менты воззрились на него. Два абсолютно одинаковых человека, в одинаковых костюмах, с одинаковыми стрижками, с идентичным выражением глаз.
           -- И так, – сказал номер один – мы вас слушаем.
           -- Внимательно – добавил второй.
           -- Мне бы на работу – заробел Вилли.
           -- Кем? – первый.
           -- Сторожем.
           -- Ага – второй.
           -- На стройку? – предположил первый.
           -- Желательно – согласился Вильям.
           -- Вон оно как – подтвердил второй.
           -- Документы с собой? – спросил первый.
           Вили протянул паспорт, и первый сразу принялся кому-то звонить. Второй поинтересовался:
           -- А вы всегда так разговариваете?
           -- Как? – уточнил Вилли.
           -- Нет, я не хочу вас обидеть, но как-то так, э… медленно.
           -- Всегда.
           -- Да-да.
           Первый договорил, отключил мобильник, протянул Вильяму Сергеевичу паспорт и признался:
           -- Вы нам не подходите.
           -- Что? – Вилли растерялся.
           -- У нас другие требования – заверил первый.
           -- Именно – согласился второй.
           -- Но…
           -- И не уговаривайте – предупредил первый.
           -- Бесполезно – уверил второй.
           -- А…
           -- До свидания – попрощался первый.
           Вилли встал со стула и пошел к двери, не то чтобы окончательно раздавленный, но изрядно озадаченный, если не сказать униженный. Не взяли сторожем на стройку, его, кристально честного человека, бросившего курить и (почти) пить. Надо было сказать, что у него родственник, зять – мент. Может, пошли бы навстречу.
           -- Да, – вдруг позвал Вилли второй мент – почему у вас коммунальный услуги за полгода не оплачены?
           -- Что, – Вилли аж поперхнулся – что?
           Господи, Кафка какой-то, бред, абсурд, морок… Он выскочил за дверь и ломанулся по лестнице на улицу.
           Вечером Рита говорит:
           -- Хорош!
           Вилли сидит на кухне, на табуретке за столом перед пустой чайной чашкой, понурив буйную голову.
           -- Что значит за полгода, – Рита негодует – какие еще полгода? Какое их вообще собачье дело?! Да кто они такие?!
           -- Наниматели.
           -- Кто? 
           -- Ну, на работу нанимают.
           -- Я сейчас найму кого-то, так найму, ты зачем туда поперся?
           -- Я…
           -- И не якай! Взял, понимаешь, моду вечно якать, как что, так – я, я, я. А как до дела доходит, так – ни…
           Рита сдержалась и не стала ругаться.
           -- Пойду погуляю – сообщает Вильям.
           -- Ага, иди, проветрись, может мозги работать начнут. Мурку возьми.
           Вильям встает, относит чашку в мойку, свистит собаку, обувается, накидывает куртку и выходит из квартиры. Пойду, думает, похожу, поразмышляю, что дальше делать. Да и Мурке надо до кустиков сходить.
           -- А как же, – прыгает вниз по лестнице Мурка – давно пора!
           У подъезда Вильям садится на скамейку и гадает, где тот замок, что откроет изготовленный им собственноручно четвертый ключ. Ключ, который он, последнее время, носит на шнурке на шее. Специально купил веревочку под названием «гайтан», продел ее через колечко ключа и повесил на шею. Вот и сейчас, нащупывает рукой на груди под курткой и рубашкой ключ, гладит его и вздыхает.
           После прогулки они сидят с Муркой у Вилли в комнате и смотрят телевизор. Рита грохочет посудой на кухне, потом раздается шум льющейся в ванной воды, у Риты Викторовны завтра ответственный день – районный конкурс парикмахеров, она готовится.
           -- Придешь болеть? – спрашивает мужа, зайдя попрощаться перед сном.
           -- Куда.
           -- У нас проводится в «Чакрах-ведах».
           -- Во сколько?
           -- В двенадцать.
           -- Приду.
           -- А… – хочет что-то спросить Рита, но потом машет рукой и идет спать.

                27

           Вася подъезжает к подъезду, рядом с которым на скамейке теперь каждый день сидит Вилли. Васек на мотоцикле «Урал» без коляски. Да и сам водитель без шлема. Тормозит, глушит двигатель, ставит тяжелый аппарат на подножку. Улыбается широко и открыто.
           -- Ух, ты – радуется Вилли Васиной лихости – здорово!
           -- А то, – Вася настроен празднично, протягивает тестю руку – я чего хотел сказать-то, Вильям Сергеевич, сдал я экзамен-то!
           -- Поздравляю, – Вилли искренен.
           -- Отметим?
           -- Можно. Только… ты же за рулем?
           -- Забываете, что я теперь полицейский? А? Как в кино? А? – Вася выкидывает руку с воображаемым пистолетом и стреляет в воображаемых врагов или преступников.
           -- Нихера мне не будет, если что договорюсь, – подводит он итог разговору – айда!
           Вильям садится на мотоцикл сзади Васи, берется рукой за ремешок на сиденье, и они улетают в светлую даль, а точнее, в любимое всеми окрестными мужиками кафе «Перелетные птицы». 
           В кафе сидят за столом около окна ближе к углу, в самом блатном месте.
           -- Скоро дедушкой будете, – радует Вася Вилли – а я отцом.
           -- Не так уж и скоро, но обязательно будем… – настроение у Вилли хорошее – кстати, будем!
           Чокаются и выпивают.
           -- А потом вы отцом, а я деверем? – интересуется Вася.
           -- Я в этом ни бум-бум.
           -- Ладно, поехали – Вася опять держит в руке стаканчик.
           Они выпивают по сто граммов, закусывают мясным салатом. На столе еще стоит покоцанная заливная рыба, соленые закуски и две порции недоеденного шашлыка. Хлеб, зелень, небольшая лужица пролитого соуса.
           -- А там и квартиру купим – Вася накалывает на вилку кусок буженины.
           -- Это, Вася, непросто, – Вильям Сергеевич чувствует себя старшим умудренным жизненным опытом товарищем – это, деньги немалые.
           -- Ерунда, Вильям Сергеевич, деньги – дело наживное. Сегодня нет, а завтра – воз. Как и вчера, – Вася громко смеется – не пропадем.
           -- Тебе хорошо, ты при должности, а я? – Вилли разливает еще по соточке.
           -- А чего «я»?
           -- Толику я должен, понимаешь?
           -- Это какому? Тому организму, что ли?
           -- Ну и что? Хоть и организму. Я мужчина, я занял, значит, должен отдать.
           -- Да говно вопрос, Вильям, сейчас допьем и разберемся.
           -- Нет, – Вилли уже плывет – нет, Вася, не «разберемся», а надо отдать.
           -- Так, а я что говорю? Отдадим.
           -- Как?
           -- Ты, Вильям, главное меня держись, со мной не пропадешь. Наливай.
           Вася машет рукой официантке:
           -- Девушка, еще бутылку. С собой.
           -- А…
           -- Бетономешалку стырим.
           -- Как? – Вилли ошарашен.
           -- Я научу.
           Они выпивают, Вася достает из кармана купюры, бросает их на стол.
           -- Пошли.
           По дороге Вася ловит официантку, красивую молодую барышню, берет у нее из рук бутылку водки и машет в сторону стола:
           -- Там, все… иди возьми…
           Вася и Вилли выходят из кафе.
           -- Тут недалеко – предупреждает Вася.
           -- А…
           -- Не, мотоцикл брать не будем, сейчас я позвоню и сгоняем.
           Вася достает из кармана дорогущий смартфон и звонит, потом они с Вилли ждут машину на лавочке около входа в кафе. Минут через двадцать подъезжают полицейский внедорожник и тентованная «Газель». Вася с Вильямом садятся во внедорожник.
           -- Здоров, – говорит Вася и жмет руки людям в форме – а это мой тесть Вильям.
           -- Как Шекспир? – шутит самый начитанный полицейский.
           Вася кивает Вилли и тот открывает бутылку водки.
           -- Стаканы давай – Вася принимает пластмассовый стаканчик из рук сотрудника и подставляет Вилли.
           Вилли разливает.
           -- Давай – Вася сует стакан полицейскому на переднем сиденье.
           Тот выпивает, Вилли наливает еще и протягивает водителю. Тем временем машины подъезжают к воротам в заборе, за которыми явно чувствуется капиталистическая стройка.
           -- Ты посиди здесь, мы быстро – просит Вася Вильяма Сергеевича.
           -- Ага – соглашается мент с переднего сиденья – сейчас сходим, пристегнем, оттащим и получим. Ага?
           Вилли плохо уже что-либо понимает, но с полицейскими с радостью соглашается и больше всего хочет еще выпить и чтобы это никогда не кончалось – праздник дружбы и единения людей разных социальных слоев и интеллектуального богатства.
          -- Яволь – рапортует он ребятам, и те смеются. 
          Когда они уходят, Вилли выпивает с водителем, затем с белым светом, следом сам с собой, а дальше он ничего не помнит, так только какие-то тени освещенные яркими вспышками вязнут в чернилах. Вот вроде одна тень танцует танец охотника, а другая рычит и извивается, третья, или это первая? орет что-то, видно как раскрывается широко рот.
           Просыпается Вилли дома на полу в коридоре среди ночи. В одежде и обуви. Судя по тишине наполнявшей квартиру, Риты нет. Зато в кармане дешевых китайских джинсов из голубого стрейча, лежат двадцать тысяч рублей.
           -- Ос-с-с… – произносит Вилли непонятно что пересохшими губами, держа купюры в руке – офс-с-с-с… – и снова засыпает, а если точнее, то фактически теряет сознание.
 
                28

           Вилли крутит педали, а Мурка бежит рядом. Они направляются на дачу. План такой: доехать на велике до вокзала, там купить билет, и загрузиться в электричку. Велосипед поставить в тамбуре, а самим сесть в салоне на деревянную лавку и ехать, горя не знать, будний день – народа немного. План придумал Вильям, рассказал его Мурке и получил полное одобрение. А едут они, потому что Вилли не находит себе покоя. Мало того, что безработный, так еще и напился три дня назад безобразно, а двадцать тысяч, выданные родным зятем за соучастие в экспроприации, вместо того чтобы внести в бюджет, отдал Толику в счет погашения долга.
           -- Ну, ты даешь – прокомментировал это дело Толик, поначалу отказывавшийся деньги брать. Уж больно здорово Вася ему объяснил новейшие тенденции.
           -- Ну, вы даете, – прокомментировал это дело сам зять Вася – в натуре.
           -- Да… папа –  сказала дочь Марьяна.
           -- Я сейчас отдам кое-кому все долги и взносы – пообещала Рита.
           И только Мурка ничего не сказала, а посмотрела в глаза Вилли, вздохнула и тут же согласилась поехать на дачу, посмотреть что там и как.
           На самом деле, Вилли едет ради сундука, вбил себе в голову, что в нем, сундуке дедовском или прадедовском, все дело, отгадка, и едет с Муркой. Сидят они на деревянной лавке, Вилли лелеет в кармане чекушку, а Мурка в душе надежду на встречу с вероломным Джеком, а вдруг приедут соседи Веревкины? Напротив мужичок сидит, глазки строит на предмет распития, закусывания и дальнейшего собеседования.
           -- Далеко едете? – интересуется интеллигентно. 
           -- До Петряевки – объясняет Вильям.
           -- Да, далече, – замечает мужичок разведывательно – а я вот за грибами. В отпуске, решил, дай, думаю, схожу за грибами, воздухом подышу и вообще.
           -- Оно как же – понимает намек Вилли и достает из кармана, припасенную заранее чекушку.
           -- Ага, – мужик тащит из пакета полторашку пива и закусь – меня Федором зовут.
           -- Очень приятно – Вилли открывает бутылку.
           Они раскладывают на скамейке бутерброды с сыром и петрушкой из пакета мужичка, ставят пиво, пластиковые стаканы, чекушку, Вильям Сергеевич разливает по чуть-чуть. Мужчины выпивают.
           -- И пивком – рекомендует Федор.
           Вилли запивает пивом, вытирает губы:
           -- Хорошо.
           -- Еще бы, – радуется Федор – водочка с пивом – первое дело.
           -- Ёрш?
           -- А что такого, наш народный коктейль.
           -- Как-то рановато – возражает Вилли.
           -- Да какая разница, – парирует Федор – еще по одной?
           Он ловко плескает из чекушки водку в стаканчики и доливает пивом:
           -- Давай!
           -- Но… – Вильям чувствует, что его ведет не туда – опасно, развезти может.
           -- Конечно может, для того и пьем.
           Выпивают, закусывают бутербродами, Вильям Сергеевич хлебает из горла пиво.
           -- И все-таки, уж больно быстро – Вилли чувствует, что начинает стремительно пьянеть.
           -- Это что, – Федор улыбается – помню, лет сорок назад, что ли, тоже ехал с одним горемычным. Так мы начали с «Перцовки», потом уплотнили «Столичной», а к Петряевке вашей, отлакировали «Кубанской». И все это, если не считать «Жигулевского». Четырех бутылок. У него, у Василича, еще и авоська с собой была с бормотухой. И бумажками какими-то. Забыл он ее, авоську-то, заснул и забыл, а люди добрые подобрали… Хочешь, покажу? Она у меня с собой, с тех пор так и вожу... А, Вильям Сергеевич?
           И мужичок протягивает Вильяму плетеную крупной ячейкой старую советскую авоську.
           «Искушает, думает Вилли, да и не представлялся я ему, забыл, а он: «Вильям Сергеевич, Вильям Сергеевич». Вот гад какой, вон и рога уже проступили над макушкой, сейчас копыта проявятся. Вместо пальцев… или они у них на ногах? Лыбится, зараза… Черт, не иначе».
           -- Але, – теребит его Федор – пить-то будешь? Нет? Ну как хочешь, тогда я один.
           Мужичок хлебает из горла пиво, смеется.
           А Вилли приваливается головой к стеклу и закрывает глаза. Ему что-то нехорошо, надо немного подремать, вяло думает он, замечает Мурку, озабоченно смотрящую на него.
           -- Мурка, ты… – Вилли роняет голову на грудь, всхлипывает.
           Во время следующей остановки мужичок встает и двигает к выходу, заходит в тамбур, Мурка провожает его взглядом, слышно как открываются и закрываются двери. Потом собачка смотрит на хозяина. Тот, вроде, спит.
           «Как бы ни проехать, беспокоится Мурка, вот же… спит, главное…» 
           «Да плевать на эти ключи и деньги, думает Вилли в полудреме, больше похожей на обморок, двадцать минут спустя, безнадежно проезжая мимо своей станции и не откликаясь на попытки Мурки разбудить его. Плевать на обогащение и стяжательство, плевать на… но на что еще плевать Вилли не может сейчас придумать, главное, решает он, чтобы все были здоровы и счастливы да… А как там дальше повернется, не нам решать, есть что-то и повыше нас… ну, там, где душа живет, там где… то есть, все души вообще… а я… да что мне…».

                29

           Мурка и Вилли возвращаются домой с конечной станции «Угадаевка-сортировочная». Вильям проспал, Мурка его разбудить не сумела и вот теперь, в десять часов вечера, так и не побывав на даче, они загрузились с велосипедом в вагон и едут обратно.
           -- Эх ты – корит Вильяма Мурка.
           -- Прости.
           -- Эх…
           У Вилли трещит голова с похмелья, но сам он уже в форме, соображает вполне. Правда помнит плохо, что было. Мужик какой-то, пиво, водка. На все расспросы Мурка отвечает:
           -- Не знаю, мужик как мужик, выпивали…
           -- А...
           -- Да не знаю я.
           Едут дальше, Мурка забилась под лавку и лежит, обижается. Вильям смотрит в окно, думает, как жить дальше, как объясняться с Ритой, что после той памятной ночи, когда ей пришлось ночевать у мамы, совсем озверела. О том, где искать работу и из каких шишов отдавать остаток долга Толику. Еще думает о Марьяне и Васе, о том, что недавно стал дедушкой. А скоро станет отцом. И совсем немного о ключах, разбойнике Кудряше, теще Галине Аркадьевне и Тени, что, похоже, осталась жить на даче – Викторе Эммануиловиче Баадер-Майнхове. Как мелькнул покойный тесть аморфным телом на свадьбе внучки, так Вильям его больше и не видел.
           -- Мурка – зовет Вилли.
           Мурка не отзывается – лелеет обиду. А за окном мелькает типичный наш пейзаж – редкие лесопосадки, вкопанные в землю рельсы, брошенные бензиновые цистерны и сараи неизвестного предназначения. Потом бесконечный забор, следом лужа, выдающая себя за озерцо, дальше – поле.
           Электричка подъезжает к городу, Вилли встает, кличет Мурку, в тамбуре берет велосипед и выгружается на платформу.
           -- Пора домой – говорит Мурке, но та и без понукания знает, что от нее требуется.
           Вилли садится на велик, крутит педали, а собачка бежит чуть впереди. Они выруливают с вокзала, на светофоре переходят дорогу, Вилли ведет велосипед в поводу. Затем усаживается и вдоль дороги, с правой стороны, держит путь к дому.
           Холодновато, опять моросит мелкий противный дождь, Вильяма обгоняют машины, забрызгивая с ног до головы, а Мурка трусит по тротуару. Крутить педали тяжело, учитывая состояния Вильяма, просто удивительно как он справляется. Но справляется. После моста будет полегче – все время с горы, а там и до дома недалеко. Вилли крутит педали. Минует мост, Мурка радостно лает, чувствует, что скоро родные пенаты. На выезде с моста, в повороте налево, под горку, Вильям Сергеевич прибавляет ходу, пытаясь срезать угол пока машин нет, скользит в луже, происходит, так называемое, аквапланирование, выставляет ногу, падает и вылетает на встречную полосу. Совсем чуть-чуть. Под летящую к мосту «Газель».
           Визжат тормоза, свет фар «Газели» подпрыгивает, гаснет, загорается, ударяет в глаза, Вилли зажмуривается, даже не так, он вдруг понимает, что уже давно закрыл глаза и не видит ничего вокруг.
           В самое последнее мгновение вспоминает о ключе. Понимает, что думал о нем только что, секунду назад, а точнее в другой жизни или никогда. Удивляется. Где-то на заднем плане экрана, демонстрирующего жизнь Вилли в убыстренном темпе, мелькает алкогольная рожа бомжа Архонта, подсобника из киоска. Что-то говорит Рита…
           Потом следует удар, который не с чем сравнить.
           И Вилли умирает.
      
                30

           На похоронах, помимо близких родственников: беременной Риты, Мурки, беременной Марьяны с Васей и тещи Галины Аркадьевны, присутствовали:
           Толик Архиевелокоточерипокендриковский, так и не получивший долг до конца, но предпочетший забыть об этом.
           Старший сержант полиции Прохор Петрович Маслеников, уважавший Вильяма Сергеевича, несмотря ни на что (смотря на все).
           Сосед по даче (хозяин вероломного Джека) Веревкин Сергей Николаевич, случайно узнал и навязался, Рите было неудобно отказать.
           Местный алкоголик Витя – обязательный атрибут любых похорон на этом кладбище.
           Подруга и коллега Риты Нюша с мужем.
           Тень (Виктор Эммануилович Баадер-Майнхов), прилетевшая по такому случаю из Петряевки в город.
           Пьяные могильщики Гильденстерн и Розенкранц – без них никуда.
           Две лопаты.
           Осенний ветер.
           Дождь.

                Глава

                30А

                (вторая дополнительная)

                Список книг,
                прочитанных Вильямом Сергеевичем Корытовым
                в последние полтора года жизни

           Беллетристика:
           1. Джеймс Эллрой «Секреты Лос-Анджелеса», «Белый джаз»;
           2. Юрий Потемкин «Ураган за закрытой дверью», в серии «Забытый подвиг»;

           По теме изысканий:
           3. С. Пилигринкин «Топонимия рек»»;
           4. В.И. Пузырев «Правдорубец Кудряш»;
           5. А. Беленький-Краузе «Краеугольный камень алхимии»;

                Конец второй части и, вообще, конец
 
                ***
 
                Замечание к повести, или девять месяцев трудов

           Мне несколько раз советовали: «объедини рассказы в большую вещь – дай объем» и т.д. Я сначала сопротивлялся, полагая, что крупная проза должна родиться естественным путем без искусственного оплодотворения, а потом решил, почему бы и нет, попробую и посмотрю, что получится. Поэтому я взял несколько своих старых текстов, немного их подредактировал и вставил в корпус повести.
           Писалось все это дело, по тем или иным причинам, долго – девять месяцев.
           Что получилось судить читателю.
           О.М.