***

ЖИЗНЬС ПОЛИНОЙ

       Ей  снова снилось чудесное поле, полное цветов и трав. И по нему шла к ней, улыбаясь, женщина.
       Она остановилась напротив девушки.
       - Кто ты? – спросила девушка.
       - У меня много имен.
       - А какое главное?
       - В разные времена меня звали по разному - Никой, Астартой… Иногда меня называют Афродитой, иногда Ладой, или Золотой Тарой, а так же Изумрудной  Тарой. Фрейей.  У меня много имен - повторила женщина. - Но самое главное имя – БОГИНЯ – вечная женственность. Вечно рождающая и вечно хранящая жизнь.
        - Почему приходишь ко мне?
       - Приближается день СИЛЫ – день осеннего равноденствия  - МАБОН. Ты пойдешь в лес – погуляешь, соберешь листья, и украсишь ими свой дом…
       - У меня нет дома!
       - Появится, - убежденно сказала женщина.
       - Не верю! Я уже на самом дне.
       - Не получив такого опыта, ты не станешь настоящей Виккой.
       - А сколько мне еще мучиться  самой и мучить других?
       - СИЛА не приходит к тому, кто не пройдет круги! Ты только в начале этого пути!

       Вернулась старуха и разбудила Вику.
       - Выпьешь, девка?
       - Нет!
       - А я выпью!  Выпьешь, и сразу станет веселей.
       - А как Вас зовут?
       - Полина Ивановна.
       - Какое у вас красивое имя.
       - Эх, девка, мою жизнь рассказать, Александр Старший Дюма – еще три «Графа Монте-Кристо» написал бы. Я, девка, родилась в замке, что простоял уже 7 веков. Есть такая область во Франции - Черный Перигор. Моя мать - русская графиня вышла замуж за французского маркиза… - глаза старухи заслезились
       - Во заливает, - подумала Вика.
       - Так что по отцу я французская маркиза…
       - Мадам Помпадур?
       - Не язви! – старуха приняла уже второй стакан этого жуткого пойла, и глаза её стали мутными-мутными. – А, все сон, все туман…
       - Полина Ивановна, можно я еще посплю? Я на вокзале ночевала и там не спала. Облава за облавой.
       - Да спи, конечно.
       - А где же Вы?
       - Я закрою тебя до утра, а сама пойду к себе в коммуналку, что была моей с мужем квартирой. Там соседи страшные люди – ждут не дождутся когда я умру. У меня самая большая комната в квартире – 24 метра. С балконом и вторым окном. И разделена на две  перегородкой. А у соседки ребенок, на головку скорбный, и комнатушка 12 метров, есть еще и сосед-алкоголик, так тот завалил свою комнату всяким хламом, на помойках набранным. И все это кричит, воняет, матерится… 
       - Хлам? - Опешила Вика.
       - Нет, соседи. И пьют, и пьют, и пьют.
        Вика промолчала. Старуха и сама уже нализалась.

        Утром пришла почти что трезвая Полина Ивановна и загромыхала ведрами. Вика спала всю оставшуюся ночь без сновидений. Она села на топчане и увидев, как старушка таскает эти неподъемные для её птичьих ручек ведра и начинает гонять тряпкой воду по полу туалета, сказала:
       - Давайте я помою!
       - Мой. Я почищу писсуары.
       С работой управились быстро. Вика, преодолевая отвращение, предложила помочь с уборкой унитазов, на что Полина Ивановна сказала:
      - Нет, не привыкай ты к этому, девка. Одно дело пол и раковины почистить, другое  - сраные унитазы.
      Потом, отрыв заведение, они сели пить чай с вареньем и баранками.  Вика последний раз ела в вокзальном буфете  прошлым утром, причем бутерброд с каким-то осклизлым куском сала и пила серобуромалиновую бурду под названием кофе.
      И чай из зверобоя, с сушеными кусочками  боярышника, показался ей самым лучшим напитком на свете. А варенье из  «райских» яблочек? Вершина блаженства! Баранки с маком? Их была целая гора!
       - Полина Ивановна, как я вас отблагодарю за доброту?
       - Да ладно! Я, как вернулась из Магадана, сама не знала где приткнуться. 
       - Я что-нибудь придумаю… Я отблагодарю… - Тут Вика вспомнила, что пора перезаложить чемодан в камере хранения, а денег нет ни копейки. И тяжело вздохнула. – А за какую работу  можно быстро получить деньги?
       - Сама знаешь за какую! За все остальное только потом, как устроишься, да  отработаешь. – Полина Ивановна укоризненно взглянула на Вику. - Отблагодарит она…
       - Эх. Мне бы хоть пару рублей! У меня чемодан в камере хранения.
       - Ладно, на тебе рулон туалетной бумаги и вставай в дверях. Десять копеек кому надо. Отрываешь три листика.
        За час Вика продала по три листика два рулона. И заработала вожделенных два рубля.
       - Полина Ивановна, я пойду.
       - Иди. Не где будет переночевать, приходи. Никто тебя отсюда не попрет.
       - Вы первый добрый человек, которого я встретила в Москве.

        Быстро позаботившись о чемодане, Вика отправилась на поиски работы. Везде требовались лишь работницы на самый неквалифицированный труд.  Класть асфальт и рельсы, на тяжелое химическое производство, в общем, на такие работы, на которых цивилизованная часть человечества женщин не допускает.       
       И еще нужно было зайти к следователю. К счастью, тот сальный мужиченко, что насиловал её, остался в отделении милиции. В прокуратуре следствие вела амбициозная женщина средних лет, смотревшая на Вику, как  на проститутку.
       - Без прописки жить в Москве не положено. – С нажимом сказала она.
       - Но вы же меня вызвали на сегодня… - Вика затравленно посмотрела на женщину.
       - Ты у нас откуда? Из Кимр? Вот и приезжай ко мне из Кимр, благо ехать недалеко, - та криво улыбнулась.      
       - Не понимаю, за что вы меня ненавидите? - вырвалось у Вики.
       - Кто тебе это сказал? – удивилась дама-следователь.
       - Я чувствую.
       - Такие девицы, как ты  уводят наших сыновей и настраивают их против матери.
       Вика сообразила, что у женщины, видимо, плохие отношения с невесткой, да и материнская ревность играет. Но сама-то она причем здесь?
       - Я у вас никого не уводила!
       Но женщина склонилась над протоколом и на последние слова Вики якобы не обратила внимания.
       - Подпиши, - она холеным ноготком подвинула к Вике бумагу.
       Вика взяла её в руки и стала демонстративно медленно читать. Дама подняла брови, но промолчала.
        - Я не говорила вот этой фразы, вот этой и той, - произнесла Вика решительным тоном, - я не буду подписывать это…
       - А ты непростая штучка, - сказала женщина и неожиданно улыбнулась. – Повезло парню.
       Протокол был составлен заново, и в нем уже не было таких вопросов, какие топили Алешу.
       Неожиданно в этой суровой, обиженной на молодых женщин, даме проснулось человеческое существо.

       Поела Вика в маленьком скверике возле платформы Каланчевская.  Присев на скамейку, она достала треугольник молока и французскую булку за 7 копеек.  Оторвав зубами от пакета уголок, она пила его жадными глотками, батон тоже был свеж, хрустящь и принес насыщение. Оставшуюся часть хлеба, она покрошила голубям и воробьишкам.
       Она переоделась в вокзальном туалете. Надела джинсы, свитер, плащ, и гордость девичьей коллекции – кроссовки Адидас, что шил обувной заводик в её родном городе. 
      - Эй, деваха, - окликнул её  носильщик, - хочешь заработать  25 рэ?
      - Хочу, - радостно взвилась Вика, - а что мне нужно делать?
      - Есть тут один мужик, он тебя приметил, и дает  за тебя полтинник. Тебе половина и мне половина!
      - Да пошел ты…
      - А чего тогда тут крутишься? Я тебя уже не раз видел. – Носильщик низкорослый, видимо из татар, сплюнул сквозь щербину в зубах. – Чего ломаешься? Целку строишь? Хорошую цену дает, да тут за пятерку любая готова!
      Вика повернулась и пошла к выходу с вокзала. Потом остановилась.
      - Надо чемодан отнести к Полине Ивановне. Брать в нем все равно нечего, одни недорогие тряпочки. Она согласится подержать его, пока я не найду комнату. Боже, как же нужны деньги!
 
      Вечером она опять заявилась в приветливый туалет. В коморке Полины сидела эффектная женщина лет тридцати, как подумала Вика. Она была одета в сплошную «фирму».  Какой-то необыкновенный комбинезон из голубого велюра, в тонкий белый свитер из дорогой шерсти. Ярко-рыжие волосы её были взбиты в безумном беспорядке. (В родимых Кимрах такая прическа называлась – взрыв на макаронной фабрике). А  невероятного размера губы и ногти выкрашены  помадой и лаком морковного цвета. Плюс на ногах  девицы красовались туфли на платформе и с такими огромными каблучищами, что было непонятно, как она на них передвигалась.
       - Заходи, Виктория, не топчись в дверях, – позвала Полина Ивановна.
       - Здравствуйте! – Вежливо произнесла Вика, глядя на ослепительную девицу.
       - Привет, - легко отозвалась та.
       - Полина Ивановна, можно я у вас оставлю свой чемодан…

      Закрылись ворота тюрьмы. Захлопнулись за спиной Лехи. Алексея Малинина. Вика – стояла в стороне и ждала его. Он увидел сразу все -  дорогая шуба, украшения, стоили немалых денег. Вика за четыре года его отсутствия  стала умная баба. И хорошо зарабатывала.
         Подойдя к ней, он неуклюже клюнул её в щеку. От него пахло тюрьмой.
         - Леша, я не смогла приехать в последний раз…
         - Не имеет значения. Ты – тут! – Он внимательно осматривал её лицо и с мукой понимал, что ЕГО ЖЕНЩИНА была с другими мужчинами. И это рвало его сердце! Но сказал. – Я сейчас такой счастливый, я счастливый, потому что, за моей спиной закрылись эти ворота и ты со мной. Все четыре года я мечтал об этой минуте.
       - Леша, я каждый день ждала этого!- Она провела рукой по его щеке и мягко сказала. - Я сняла номер в гостинице, чтобы ты мог помыться, надеть новую одежду, а эту выкинуть.
        В гостинице, они долго разговаривали. И с удивлением понимали, что за прошедшие небольшие в сущности года, они стали совершенно другими людьми.
       Взрослыми, сильными, смелыми. И вдвоем они совершат невозможное.
       - Вика, я там, за забором часто думал, что в этот момент ты делаешь без меня?
       - Я работала и училась, милый.  Было время, когда мне  было так трудно, что я просто голодала и жила фактически на улице.
       - Это я виноват!
       - Ни в чем ты не виноват. Просто я не могла найти работу.  Москва, как известно, слезам не верит.

       Вика не рассказала Леше, как её изнасиловали менты, как  однажды, уже осенью, она в холодную ночь попросилась переночевать к уборщице в туалете возле метро Парк Культуры. Старуха была поддатая, но Вика зашла в туалет уже перед закрытием и рискнула, попросилась остаться на ночь в её подсобке.
       Та сказала: – Рупь двадцать!
       Оказывается, столько стоила бомба вина «Солнцедар».
       Вика дала старухе требуемую сумму, и та полетела в магазин, оставив девушку в подсобке. Вика прилегла на топчан, застеленный какими-то сомнительными тряпками, и провалилась в сон.