Странная война

Странная  война.
  Вагон постепенно заполнялся. В купе зашел седоватый оберст с Рыцарским крестом. Вскоре за ним -- молоденький гауптман с нашивкой, свидетельствующей о ранении, и Железным крестом первой степени. Последним, запыхавшись, в купе втиснулся толстый, круглолицый, еще довольно молодой господин, который отрекомендовался корреспондентом Берлинского радио Вельчеком.
   Первое время в купе царила некоторая скованность. Молоденький гауптман подчеркнуто недоверчиво относился к Остеру, который был единственный в штатском и не назвал себя. Гауптмана разбирало желание похвастаться своими подвигами, но каждый раз, увлекшись, он вдруг обрывал рассказ на полуслове и подозрительно поглядывал на «штатского».
   Уже когда миновали границу рейха тридцать седьмого года, в купе зашел патруль фельджандармерии. Возвращая документы Остеру, лейтенант в защитном прорезиненном плаще с начищенной подковообразной бляхой на груди почтительно взял под козырек:
-- Прошу вас, мой генерал.
После этих слов молоденький гауптман расцвел в смущенной улыбке:
-- Господин генерал, извините, но я все время чувствовал себя так, будто бы... -- И тут гауптман артистично изобразил фигуру в шляпе, надвинутой на глаза.
Эти фигуры были намалеваны на стенах, на афишных тумбах, а под ними стояла надпись: «Фейнд хёрт мит!» 1
-- Теперь все в порядке, господин генерал. Я вижу, что мы все -- одна семья. -- Гауптман снова улыбнулся. Он не мог сидеть молча. -- Простите, господин генерал, если мой вопрос покажется вам не очень скромным: вы часто видите нашего фюрера?
-- К сожалению, не очень часто, -- ответил Остер, вкладывая в эти слова свой смысл.
-- Я тоже видел его только один раз, когда заканчивал школу «гитлерюгенд». Фюрер тогда сказал нам: «Мои юноши, вы должны быть проворными, как борзые, неподатливыми на разрыв, как кусок кожи, и твердыми, как крупповская сталь».
-- За что получили Железный крест, гауптман? -- спросил Остер.
-- За Францию, господин генерал. Когда началась война в Польше, я не успел. Она закончилась слишком быстро, но зато я участвовал в боях в Бельгии, Голландии и во Франции, Сначала мы там подыхали от скуки. В ноябре поползли слухи, что все вот-вот начнется. Но, к сожалению, наступление почему-то не состоялось. Мы стояли тогда против линии Мажино. По утрам выходили из блиндажей на физзарядку. Французы тоже выходили. Те из нас, кто умел говорить по-французски, переговаривались с ними. Говорили даже, что где-то неподалеку от нас французы из Страсбурга приходили к немцам на чашку кофе...
-- Это все-таки, наверное, преувеличение, гауптман, -- вмешался в разговор оберст.
-- Может быть, господин оберст, я сам этого не видел, так говорили. Но война, конечно, была странная. Недаром ее так и называли: «Странная война...»
Корреспондент Берлинского радио не желал остаться в стороне от столь занимательной беседы. Ему тоже хотелось поделиться своим личным участием в этой «странной войне».
-- Не знаю, как насчет кофе, но когда я летал над французскими позициями, за линией Мажино, в тылу, я видел англичан: офицеры преспокойно играли в теннис, а солдаты -- в футбол.

1 «Враг подслушивает!»

-- Вы летали так низко, что могли с ними поговорить? -- поддел корреспондента Остер.
-- Нет, господин генерал. Но достаточно низко, чтобы различить их форму.
-- Для вас это было очень важно? -- спросил оберст.
-- Конечно, я возил «открытки доктора Геббельса», а они предназначались для французов, а не для англичан.
-- Открытки доктора Геббельса? -- изумился оберст.
-- Да, вы никогда их не видели? На лицевой стороне ее изображен французский солдат в блиндаже на линии Мажино. «Держите открытку против света», -- было написано на открытке. На свету открывалась другая картина: типичная французская спальня, на кровати -- очаровательная Мари в обнимку с полуголым мужчиной, а на спинке стула -- английское обмундирование.
-- Забавно, -- сказал оберст. -- С француженками я имел дело в первую мировую войну, но польки, должен вам доложить, господа, оказались очень пикантными.
-- Ну что вы, господин оберст, у нас в имении были женщины из Польши, они такие грязные, -- не согласился гауптман.
-- Мой мальчик, то были не польки, а жницы, -- снисходительно объяснил оберст. -- У настоящих полек из аристократических семей есть свой шарм.
-- Все равно они -- низшая раса, -- не сдавался гауптман. Против этого никто не мог возразить.
-- Французы тоже хороши -- лягушатники, -- ввернул корреспондент Берлинского радио. -- В Париже до войны меня однажды попотчевали лягушатиной. Я сначала ничего об этом не знал. Думал -- курятина. А когда узнал -- меня стошнило.
-- Мой отец воевал в четырнадцатом году. Он говорил, что пуалю1 и томми 2 -- храбрые солдаты, -- снова взял инициативу неугомонный гауптман. -- Не знаю, как тогда, но сейчас мы были поражены: французы сдавались почти без выстрелов. Потом мы столкнулись с англичанами. Эти дрались упорно, а когда их брали в плен, то сдавались с таким высокомерным видом, будто не мы их, а они нас победили. Мы бы их окончательно прихлопнули в Дюнкерке, если бы не приказ: остановиться! Мы тогда не понимали, в чем дело. Как сейчас помню, стоял знойный день. По обочинам дороги валялись брошенные англичанами танки, автомашины, тяжелое оружие. Пахло пороховой гарью. Наши фляжки опустели, но в запасе было сколько угодно французского коньяка, красного вина и шампанского. Шампанское фонтаном било из бутылок, как только открывали пробку, и почти все выплескивалось. Но мы быстро приспособились: выбивали пробку -- и в рот! Иногда дух заходился... Некоторые ребята на спор выпивали по две бутылки кряду. Да, это было времечко!.. Не то что сейчас в Румынии -- нищая страна. Один раз там только и повеселились -- на Новый год. Кто-то из офицеров придумал игру: повесили на всю стену большую карту мира и по очереди стреляли в нее. Стоишь спиной, пистолет через плечо, и стреляешь вслепую. Гадали, куда нам предстоит путь завтра. Те, кто попадал в Балканы или в Африку, получали премию -- бокал шампанского. Кто мазал и попадал в Атлантический океан или в Россию -- платил штраф.

1 Французы.
2 Англичане.

-- Но те, кто попадал тогда в Россию, сегодня должны получить премию, -- сказал Остер. Восторги воспитанника «гитлерюгенд» порядком надоели ему. Он не сдержался.
Все замолчали. Затянувшуюся паузу нарушил оберст:
-- Вы так полагаете, генерал?
Остер не ответил.
-- Моя часть стоит в Польше, -- продолжал оберст. -- Неподалеку от границы. Россия строго выполняет договор: день и ночь в Германию идут поезда с грузами.
-- Все это так, но, возможно, нам придется нанести «превентивный удар». -- Остер заговорил о превентивной войне в духе высказываний доктора Геббельса -- все-таки следовало проявлять осторожность.
-- Ну, если та-ак, -- протянул оберст.
-- У нас говорили, что Советский Союз собирается пропустить германские войска на Ближний Восток, чтобы прикончить там англичан, -- сказал корреспондент Берлинского радио.
-- Если это понадобится, мы обойдемся и без Советского Союза, -- авторитетно заявил Остер. -- Румыния, Болгария -- с нами. Турция тоже относится к нам лояльно.
-- Верно, господин генерал, -- воодушевленно произнес гауптман. -- Сегодня с нами вся Европа: Италия, Венгрия, Финляндия, Словакия, Румыния, Болгария, Хорватия -- наши союзники. Каудильо и доктор Салазар -- тоже с нами. Остальные страны покорены -- их промышленность, их ресурсы в нашем распоряжении. Югославия сокрушена, не сегодня-завтра падет Греция!..
  Бывают же такие совпадения. Как только гауптман произнес эти слова, по радиосети зазвучали фанфары. В последнее время они раздавались так часто, что к ним привыкли. За фанфарами следовала победная реляция. Так было и на этот раз. Знакомый дикторский голос торжественно возвестил;
-- Передаем экстренное сообщение из главной ставки фюрера: «Сегодня капитулировал последний оплот английских плутократов на юге Европы -- королевская Греция. Греческий король позорно бежал. Победоносная германская армия захватила десятки тысяч, пленных. Отныне в континентальной Европе нет больше ни одного английского солдата...»
Гауптман вскочил:
-- Зиг Хайль! Зиг Хайль! Зиг Хайль!..
-- Ну вот! Я опять опоздал. Ведь я еду в Грецию, господа!.. -- Корреспондент Берлинского радио был явно расстроен.
-- Не огорчайтесь так, обер-лейтенант, -- война еще не кончилась, -- пустил шпильку оберст.
В Праге оберст пересаживался в поезд, который шел на Краков. Остер вышел на перрон, чтобы проводить его.
-- Насчет России, это вы серьезно, генерал?
-- А разве вы сами не видите, полковник?
-- В последнее время в Польшу действительно прибыло много дивизий, в том числе три бронетанковых. И все-таки не хочется верить. Россия -- это не шутки... -- Оберст осекся.
-- Счастливого пути, оберст! -- сказал на прощание Остер.
-- Счастливого пути, господин генерал. До встречи! После победы!..
«До победы? Веришь ли ты в нее сам? – подумал Остер.  -- И в тебе, видно, живет тревога, как и в каждом здравомыслящем немце.