Цари и шуты 1

16.06.2012

Цари и шуты



Сегодня, когда бюрократический аппарат России вырос до катастрофических размеров, полезно совершить разведку в прошлое, посмотреть, а как раньше было. Близка ли Россия к тому, что его «похоронят» её же чиновники – «оборотни» или, всё-таки, есть надежда на выздоровление.

То что ты, мой дорогой читатель, может быть, будешь читать, есть интерпретация уже существующих анекдотов.

То есть, это было, было давно, а нам остаётся только домысливать то, а как было на самом деле. Вот и домысливаем. А так как, этот сайт, на который мы все заходим, несколько не обычен тем, что читатель, он же и писатель, то включайтесь и ВЫ.



Цари и шуты_1

Тайная вечеря Царя Петра I и шута Балакирева

(Для народа - Бог, для сволочи – Царь)



Плохо западные учителя царя Петра учили, всё норовили поиздеваться над ним, то молоток в руки дадут, то рубанок, а потом со смеху давятся оттого, что у русского царя руки в мозолях.

Больше всего от мозолистых петровских рук страдали заморские придворные дамы. Хватал он их своими большими мозолистыми руками за все места, да при этом ещё и расплачиваться забывал. Благо, что Меньшиков везде с ним был. Он хоть раны придворным дамам зализывал, да денег на лечение давал.

Да и что с них взять, с учителей – то западных. Лучше бы он поехал учиться на Восток. Там хоть шахматы есть. Там сначала думают, а потом делают.

В России до Петра также было. А после западного учения, вернулся Пётр в Россию, огляделся. Видит, мать честная, пространство огромное предками оставлено, есть где молотком постучать, да рубанком построгать. Ширь необъятная.

Любил Пётр ширь необъятную. Любил масштабность бытия. Уж если что и двигать, так большие стаканы, да графины по царскому столу, или, на худой конец, полки солдат по полю боя.

Ритм жизни России того времени позволял удачно сочетать первое со вторым. Так Пётр и жил. Ночью стаканы двигал по столу, а днём полки солдат гонял по полю, часто против своих же.

Своих спаивал и славил, своих их, трезветь заставлял и казнил.

И вот однажды, как сейчас помню, была ночь. Ночь после казни казаков - бунтовщиков. Пётр так увлёкся этим процессом казни, опьянения и похмелья, что не осталось у него никаких верных слуг, кроме как чиновников, да Шута Балакирева.

Так вот, ночь была. Сидят Царь и Шут за столом, стаканы и графины по столу двигают. Шут, как обычно мухами командует, отгоняет их от царёва тела, а Пётр, как обычно о великом рассуждает, афоризмы сочиняет: «Выше любой добродетели рассуждение, ибо всякая добродетель без разума – пуста».

- Пуста, как головы всех твоих вельмож, - соглашается шут.

- Ты моих вельмож не тронь, я им силу великую даю, ибо полиция есть душа гражданства.

- И то верно, - вторит ему шут, накрыв засидевшуюся муху перевернутым стаканом.

- За признание – прощение, за утайку – нет помилования. Лучше грех явный, нежели тайный, - сам себя просвещает царь.

- И это верно, вторит ему шут, выпуская и напутствуя муху словами: «Всё поняла, дура».

- Мир – хорошо, однако при том дремать не надлежит, чтобы не связали рук, да и солдаты чтобы не сделались бабами, - грозно, насупив брови молвил Пётр.

- И это правда, - проговорил шут и зашиб насмерть мухобойкой несколько своих подданных. Затем, смахивая их рукавом со стола, спросил Петра: «Зачем же ты отец родной казаков казнишь, уж кому-кому, а им эта истина давно известна»?

- Казню потому, что мою власть признавать отказываются. Господь дал власть царям над народами, но над совестью людской властен один Христос. Я им же лучше делаю, - молвил царь.

- И это чистая правда, - проговорил шут, - надо бы только эту истину до народа донести, чтобы не путал народ: где Царь, где Христос, а где твоя полиция – сволочь чиновничья. Чтобы не путал народ, что и кому он должен отдать.

- Здесь, Ляксееч, ты, наверное, прав, - сказал царь, - Мне как народному царю ничего не нужно. Я сознательно веду своих подданных к благосостоянию, которое вижу в окне в Европу.

- И то верно, согласился шут, - лишь бы стол царский не оскудел, было бы что выпить, закусит.

- Мне, как царю ничего не нужно, - повторил Пётр, а Христу нужны души, пусть забирает.

- Наверное, подумал шут, и перекрестился. И ещё подумал, что не только Иисусу души нужны.

- Другое дело чиновники, - продолжал рассуждать Пётр, - они за своё добро должны плату получать.

- Какое добро, - встрепенулся шут, и начал соображать, что же они натворил такого в царских покоях, что «добром» можно назвать.

- Что тут непонятного, - удивился царь непонятливости шута. Зря я что ли «Табель о рангах ввёл».

- Ввёл, - согласился шут.

- Теперь предстоит народ в благосостояние ввести, развивал мысль Пётр, и продолжал: «Народ – это что»?

- Что? – переспросил шут.

- Народ – это капуста, - ответил мудро Пётр. На народе много одёжек, но глуп он, не может сам с собой управиться, поэтому за управу над собой должен одёжку отдавать. Поспособствовал чиновник народу в правах и правосудии – отдай ему листик, сохранил от воров, насильников и разбойников – ещё листик отдай, попрепятствовал дороговизне – отдай ещё листик, произвёл чистоту на улицах – листик, предостерёг от болезни – листик… и так пока от народа одна кочерыжка не останется.

- Останется от бабки много плошек и горшков, а от деда – хрен в двенадцать вершков, - саркастично заметил шут.

- Ну, это ты лишнего хватил, не согласился Пётр, - и хрен – это много. Кочерыжку попы отгрызут, они тоже считают, что с Христа и душ довольно.

Шут снова перекрестился и спросил Петра голосом Иоанна Богослова: «Народ то, бестелесный Христос спасёт, а что с этой жирной сволочью, которую ты расплодил будет»?

- Эх Ляксееч, молвил Пётр, - в этом то вся хитрость Российская – ДЛЯ НАРОДА – БОГ, ДЛЯ СВОЛОЧИ – ЦАРЬ. Здесь их и ублажаю, а на потом моя иерархия не распространима.