Тихий Народец

Аннотация:
Рассказ, написанный для Самиздатовского конкурса "Село Счастливое". Получилось...ну как всегда:)
BEL http://www.proza.ru/2013/12/16/1123


Холмы, что возвышаются за околицей нашей деревни, совсем не простые. Там обитает Тихий Народец. Никто не может сказать в точности, что этот Народец из себя представляет. Возможно, это не кто иной как феи и эльфы, или русалки и лешие, а быть может, это самые обыкновенные колдуны и ведьмы.

      
В давние времена жителям нашей деревни спасу не было от Тихого Народца. Бывало, обитатели холмов тайком пробирались в селенье и похищали из колыбелей младенцев, которых нерадивые мамаши оставляли без присмотра. А иной раз они наводили порчу на всю деревню, и тогда коровы начинали давать не молоко, а хмельную бражку, картофельные клубни на полях превращались в камни, а на яблонях вызревали не яблоки, а невиданные плоды - красивые на вид, но совершенно несъедобные.

      
Тихий Народец вытворял все эти безобразия вовсе не из вредности и не из ненависти к нам, простым смертным. Просто у жителей холмов совсем другие представления о добре и зле. Точнее сказать, им и вовсе неведомы такие понятия, как "добро" и "зло". Можно ли назвать "злой" зимнюю вьюгу, что заметает снегом дома по самые крыши, или июльскую грозу, когда молнии ударяют в деревья и людские жилища, неся пожары и бедствия? Так и обитатели холмов - не злые и не добрые. Просто другие.

      
Однако ж жителям деревни приходилось несладко. Чего они только не делали, чтобы оградить себя от Тихого Народца. Изготавливали обереги, читали заговоры, обходили деревню с плугом, запряженным хромой кобылкой. Даже священника приглашали. Но ничего не помогало - Тихий Народец с холмов продолжал безобразничать и вредить людям.
      
      
Но однажды на закате дня в деревню пришел седобородый старец, облаченный в белоснежные одеяния и с посохом в руке. Жители деревни приняли его за странствующего монаха. Впрочем, одна местная старушка, которая умела гадать на свечном воске и лечить заговором змеиные укусы, уверяла, что он вовсе не монах, и не совсем даже человек...

      
Старца, кем бы он ни был на самом деле, встретили со всеми почестями. Его отвели в самый зажиточный дом, накормили ужином, и дали ему кров и ночлег. Жители нашей деревни испокон веков были гостеприимны и уважали старших.
      

И старец не остался в долгу. В награду за доброту и гостеприимство он раз и навсегда избавил жителей деревни от бедствий, которые причинял им Тихий Народец.
      

Утром на рассвете старец вышел за околицу и, оборотившись лицом к холмам, пробормотал то ли молитву, то ли заклинание. А после он провел своим посохом по земле, и из-под земли забил ручей - тот самый, что в наши дни зовется Белым. И молвил старец: "Отныне этот ручей будет границей между селением людей и зачарованными холмами. Никто из Тихого Народца не сможет перейти его ни вброд, ни по камням, ни по мостам, и никаким иным способом. Пусть те, кто обитает в холмах, отворачиваются прочь от бегущей воды и не тревожат больше смертных".
      
      
Сказав это, старец ушел своей дорогой, и больше его не видали. А люди наконец-то вздохнули с облегчением, ибо обитатели холмов с той поры угомонились, и в селении больше не появлялись.
    
      
Шли века, мир вокруг менялся. В нашей местности построили железную дорогу, и по рельсам побежали паровозы. В больших городах появились самоходные кареты, а по воздуху стали плавать дирижабли и летать крылатые машины. Волшебства на земле осталось совсем немного. Люди разучились делать обереги, позабыли многие молитвы и заклинания, и все труднее было отыскать старушек, что умеют гадать на воске и лечить болезни заговорами.
      
      
Жители нашей деревни больше не боялись холмов за околицей. Уже почти никто не помнил о Тихом Народце. Белый Ручей обмелел и зарос лозой и осокой, а на холмах мирно паслись коровы и козы. Трава там была особенно густой и сочной.
      
      
И лишь один раз в году, в ночь на первое мая, от холмов старались держаться подальше. В эту ночь холмы будто оживали. С вершины холмов в ночное небо били синие молнии, там мелькали огни, плясали странные тени, и слышны были голоса, хохот и звуки музыки. Ну а назавтра холмы снова замирали, и целый год ничего необычного там не происходило - до следующего мая.
      
      
Рассказывают, что мой прадед в ночь на первое мая ушел в холмы и больше уже не возвратился. Никто не знает, что с ним сталось. Быть может, молнией убило, а может, он влюбился в какую-нибудь эльфийку или ведьму и ушел вслед за ней в ее неведомый мир, позабыв своих родных и близких.
      
      
Я тоже бывала на этих холмах, в одну из ночей с апреля на май. Давно это было, очень давно. Тогда мне только-только исполнилось семнадцать лет. Я была намного стройнее, чем сейчас, и мои волосы были цвета гречишного меда, а не осеннего тумана. И у меня уже был жених - добрый, работящий парень из соседней деревни по имени Вацлав. Да-да, твой дедушка, Даля. Нам не терпелось сыграть свадьбу, но и мои, и его родители настаивали, чтобы мы подождали еще хотя бы годик-другой. Ну мы и ждали. Это, впрочем, не мешало нам встречаться тайком - где-нибудь подальше от деревни, чтобы нас не увидели соседи. Мы уходили в холмы, бродили в полях или в ясеневой роще. Нам было так хорошо вдвоем, что мы не замечали, как летит время.
      
      
Однажды весенним днем мы до самых сумерек гуляли в холмах. Месяц апрель был на излете, и на холмах зеленела трава и цвели весенние цветы. Когда солнце зашло, и небо начало меркнуть, Вацлав проводил меня до околицы и, распрощавшись, направился в свое селение. Я собиралась перейти по камням Белый Ручей, чтобы вернуться в родную деревню, когда до меня донеслись чьи-то приглушенные рыдания. Оглядевшись по сторонам, я увидела незнакомую женщину. Она сидела на берегу ручья, обхватив голову руками, и плакала навзрыд. Наверное, у нее стряслось какое-то горе.
      

Подойдя поближе, я окликнула ее и спросила:
- Скажите, что случилось, почему вы плачете? Может, я могу чем-то помочь?
      

Женщина взглянула на меня опухшими от слез глазами, и губы ее задрожали.
- Я уронила иголку в ручей, - сказала она и всхлипнула.
      

Как бы ни было мне жаль ее, я едва сдержала смех.
- И всего-то? - спросила я, - Стоит ли убиваться из-за такого пустяка? Я столько раз теряла иголки и булавки, но мне и в голову не пришло бы о них плакать.
      

Женщина покачала головой.
- Ах, девочка, ничего-то ты не понимаешь. Игла эта не простая. Ее выковал для меня подземный кузнец из света ущербной Луны. Этой иглой можно сшить роскошное платье всего за один вечер, и расшить его драгоценными каменьями, и обметать серебряной нитью. Но я уронила иголку в этот проклятый ручей, и теперь в праздник майской ночи я останусь без бального платья!
      

Она снова разрыдалась, а мне сделалось не по себе. Я догадалась, что передо мною вовсе не простая смертная, и создание из иного мира. Фея, или ведьма, или русалка - одна из тех, кто обитает в холмах.
      

Неудивительно, что она так убивалась, уронив в ручей свою волшебную иголку. Заклятье старца все еще было в силе - никто из Тихого Народца не мог ни перейти Белый Ручей, ни даже коснуться его бегущей воды.
      

Но мне было жаль ее.
      

Склонившись над ручьем, я стала всматриваться в прозрачную воду. Глубины тут было всего на ладонь. На дне ручья, среди камней, заросших зелеными водорослями, поблескивала длинная игла. Сунув руку в студеную воду, я ухватила иглу кончиками пальцев и протянула ее незнакомке.
      

- Возьмите, - сказала я. - Только не плачьте больше, пожалуйста.
      

Женщина посмотрела на меня с изумлением, взяла иглу и бережно вколола ее в подол своего изумрудно-зеленого платья. На ее глазах все еще блестели слезы, но она улыбалась.
      

- Ты очень добра, девочка. Теперь я успею сшить себе новый наряд для завтрашнего праздника майской ночи. Конечно, у меня осталось платье с прошлогодней вечеринки, но не могу же я появляться в одном и том же наряде дважды подряд! Это не в моих правилах.
      

- Не стоит благодарности, - сказала я вежливо.
Сказать по правде, мне не терпелось поскорее вернуться домой. Я чувствовала себя не очень-то уютно, стоя в сгущающихся сумерках, один на один с существом из иного мира.
      

Незнакомка задумалась на минутку, а потом улыбнулась.
- Мне все же хотелось бы отблагодарить тебя, девочка. Если желаешь, приходи завтра на нашу майскую вечеринку.
- Сюда? В холмы? - с изумлением спросила я.

Она кивнула.
- Ну да. Конечно, в таком виде тебя не пустят, - она критически оглядела мою домотканую юбку и вязаную кофту, доставшуюся мне от старшей сестры. - Но не беда. Завтра, когда зайдет солнце, приходи сюда. Я встречу тебя и приведу тебя в порядок. Будешь выглядеть не хуже, чем наши благородные дамы.
      

На этом мы расстались.
      
    
Весь следующий день я пребывала в смятении. Я никому не сказала о нашей встрече. И признаюсь, мне было страшновато. Мой прадед ушел в холмы и никогда больше не вернулся. Что, если я тоже не вернусь? Но с другой стороны, не каждый день простой смертный получает приглашение на шабаш ведьм...или бал эльфов. Скорее всего, другого такого шанса в моей жизни больше не будет.
      

И я решилась. Когда зашло солнце, и мои родители, братья и сестры отправились спать, я незаметно выскользнула из дома и направилась за околицу, к холмам.
      

Женщина в зеленом платье уже поджидала меня у ручья. Взяв меня за руку, она подвела меня к одному из холмов и коснулась пальцами его зеленого склона. В холме отворилась дверь.
- Входи, не бойся, - сказала она.

Женщина так и не назвала своего имени, и не спросила моего. Наверное, у обитателей холмов было не принято называть друг друга по именам.
      
      
Я оказалась в небольшой комнатке без единого окна. Здесь царил полумрак. Единственным источником света служила зеленая свечка в плошке, которая плавала прямо в воздухе. У стены, обшитой почерневшими дубовыми досками, стоял туалетный столик с большим серебряным зеркалом. Столик быль уставлен пузырьками и склянками. В полутьме виднелись очертания массивных шкафов, сундуков и комодов.
      

- Это моя гардеробная, - сказала женщина. - Здесь я храню наряды, оставшиеся с прошлых вечеринок. Какой-нибудь из них тебе непременно подойдет. Но сначала давай-ка приведем тебя в порядок.
      

Она щелкнула пальцами, и из мрака выплыла глубокая серебряная плошка, наполненная ароматной водой, в которой плавали розовые лепестки. Она велела мне умыться. Потом она протянула мне склянку с ароматическим маслом и велела натереть им лицо, шею и руки. Затем она распустила мне волосы и осыпала их серебряным порошком из круглой костяной коробочки. Наконец, взяв еще несколько склянок и пару кисточек, она подвела мне глаза черным, серебряным и фиолетовым.
      

- Так-то лучше, - сказала она. - А теперь примерь вот это!
      

Женщина протянула мне платье из черного шелка, с узким корсетом, рукавами-фонариками и пышной юбкой, украшенной несколькими рядами оборок.
      

Я едва узнала себя, взглянув на себя в зеркало. Из серебряной рамы на меня смотрела темная фея. Юная колдунья. Принцесса из волшебной страны эльфов, где в ветвях вековечных деревьев гуляет ветер, прилетевший с далеких планет, а в черных зеркалах озер и ночью, и днем отражаются звезды.
      

- Ну как, нравится? - спросила женщина, улыбаясь.
      

Мой наряд она дополнила ожерельем в виде крыльев летучей мыши и перстнем в виде обсидианового паука, сидящего в центре паутины. Мои волосы она украсила серебряной диадемой, которая выглядела совсем уж жутко - переплетенные руки скелета, держащие в костлявых пальцах крупный зеленый камень, похожий на кошачий глаз.
      
      
Закончив с моим нарядом, женщина занялась собой. Отвернувшись к зеркалу, она долго прихорашивалась, укладывала волосы и умащивала кожу какими-то мазями, маслами и притираниями. Наконец она надела платье, которое сшила накануне своей волшебной иглой.
      

Она полностью преобразилась. Лицо ее было выбелено, как у фарфоровой куклы, а глаза обведены черным и фиолетовым. Свои темные волосы она закрепила тонкой серебряной сеткой и уложила в замысловатую прическу наподобие крыльев неведомой птицы. На ее груди красовался крупный серебряный кулон в виде вороньего черепа с глазами из фиолетовых камней. Ее бальное платье представляло собой узкий лиф из странной блестящей материи, к которому крепилась кринолиновая юбка. При этом тяжелый каркас кринолина размещался не внутри юбки, а снаружи, покачиваясь вокруг ее бедер, как огромная клетка для птиц.
      

Женщина бросила взгляд на свое отражение в зеркале и смахнула невидимую пылинку с лифа. На ее белом лице сияла улыбка.
      

- Нам пора! Празднование уже началось, - сказала она.
      

Она постучала по стене костяшками пальцев. Дубовые доски разъехались в стороны, и в стене открылся вход на узкую винтовую лестницу.
    
      
Поднявшись по винтовой лестнице, мы оказались на вершине холма. Празднование Майской Ночи было уже в самом разгаре.
      

Нужно ли говорить, Даля, что это была самая необычная вечеринка в моей жизни!
      

В ночном небе не видно было ни луны, ни звезд, но вокруг было светло, как днем. Повсюду в траве стояли маленькие каменные светильники, горящие синим холодным огнем. В воздухе над холмом парили прозрачные светящиеся шары. Вначале мне показалось, что они плавают в воздухе сами по себе, но присмотревшись, я разглядела маленьких крылатых каракатиц, которые держали шары, обхватив их тонкими щупальцами.
      

Посреди холма на высоком помосте стояло нечто наподобие музыкального ящика. Из ящика доносилась музыка. Смогу ли описать ее, Даля? Ни разу в жизни не приходилось мне слышать ничего подобного. Музыка эта была печальная, тоскливая и терзающая душу, как причитания плакальщиц, но вместе с тем исполненная мрачного веселья. Если бы мертвецы вдруг встали из могил и пустились в пляс, они бы танцевали именно под такую мелодию.
      

У помоста с музыкальным ящиком стояла большая косматая тварь с раздвоенными копытцами, парой позолоченных козьих рожек и дюжиной рук-щупалец, как у морских чудовищ. Похоже, косматая тварь была ответственной за музыку на этой вечеринке.
      

Вокруг танцевал и веселился народ. Все мужчины были одеты в одинаковые черные балахоны с алыми отворотами. Их лица были полускрыты широкими капюшонами. Наряды дам были куда более разнообразны. Одни были облачены в узкие корсеты и пышные кринолиновые юбки, другие щеголяли в причудливых костюмах из тонких кожаных ремешков, на третьих были узкие обтягивающие платьица из черной кожи и черные кожаные чулки. Их лица были выбелены, глаза обведены черным и фиолетовым, и у всех были неописуемые прически и жутковатые украшения из темного серебра и черных, алых, зеленых и фиолетовых камней. Женщина, которая привела меня сюда, выглядела довольной - ни у одной из дам не было юбки-каркаса, как у нее.
      

Среди веселящейся толпы сновали черные, бесформенные существа, похожие на гигантские грибы-трюфели, с множеством гибких хоботков вместо рук. В руках-хоботках существа держали широкие подносы, уставленные хрустальными бокалами с кроваво-красными и изумрудно-зелеными напитками. Я так и не решилась их попробовать.
      

Как ни странно, я не чувствовала себя чужой на этом веселье. Мрачно-веселая музыка захватила меня, крылатые каракатицы и бесформенные твари вовсе не казались мне страшными, а мужчины в балахонах и их причудливо одетые подруги выглядели вполне дружелюбно.
      

Я начинала понимать, почему мой прадед не вернулся в родную деревню. Возможно, он тоже был здесь, среди обитателей холмов, празднующих Первую Ночь Мая. Даже если так, я все равно не смогла бы узнать его. Когда он пропал, моя прабабушка уничтожила все дагерротипы с его изображением, не простив ему, что он променял ее на какую-то фею или колдунью с холмов.
      
      
Я танцевала. Вначале одна, в упоении кружась среди пляшущих синих огней. Потом меня пригласил на танец какой-то мужчина в черном балахоне. Потом другой. Потом третий... Я давно потеряла из виду женщину в юбке-каркасе, но меня это не тревожило. Мне было так хорошо и радостно, будто я всю жизнь только и делала, что ходила на майские шабаши Тихого Народца.
      

Косматая тварь повернула какой-то рычажок на музыкальном ящике, и быстрая мелодия сменилась медленной. Я кружилась в неторопливом танце, в паре с каким-то юношей. Он откинул капюшон своего одеяния, и я могла разглядеть его красивое, бледное лицо. Моя рука лежала на его плече, а его ладонь - на моей талии, затянутой в жесткий корсет.

Юноша склонился ко мне и шепнул мне на ухо:
- Оставайся в наших холмах - насовсем. Ты обретешь бессмертие и вечную молодость, и никогда не узнаешь, что такое боль и страдание.
      

Это звучало заманчиво, Даля, но тут я вспомнила о Вацлаве. О твоем дедушке, который в те годы был совсем молодым человеком. Он был сильным и добрым, и он очень, очень любил меня. Он все не мог дождаться, когда же наши родителя позволят нам сыграть свадьбу. И я тоже любила Вацлава. Мой прадед навсегда остался в холмах, но я была другой, и в моем сердце жила любовь.
      

Я отстранилась и покачала головой.
- Я не могу остаться. В этом мире есть человек, которого я люблю всей душой, и я не хочу расставаться с ним.
      

Юноша взглянул на меня со снисходительной улыбкой.
- Значит, ты предпочитаешь любовь бессмертию? - сказал он. - Что ж, тоже хороший выбор.
      
      
Я не помню, как я покинула холмы и возвратилась домой. Я просто проснулась утром в своей постели. На мне больше не было серебряных украшений, исчезли и черно-фиолетовая краска с моего лица, и серебряная пыль из моих волос. Я решила бы, что все произошедшее накануне было просто сном, если бы не черное платье, которое я нашла под подушкой. То самое платье с пышной юбкой и рукавами-фонариками. Очевидно, женщина с холмов решила оставить его мне в подарок.
      
      
Я спрятала платье в деревянный ларец и заперла на ключ. Это платье я не показывала никому, кроме Вацлава. Незадолго до нашей свадьбы я надела его, желая покрасоваться перед женихом. Но Вацлаву оно не понравилось. Увидев меня в этом наряде, Вацлав вначале вытаращил глаза, а потом зажмурился и отвернулся.
      
- Сними, сними это с себя! - сказал он. - В нем ты похожа на невесту вурдалака.
      

Я немного расстроилась.
      
- Тебе совсем не нравится? - спросила я.
- Уж не знаю, что и сказать, - протянул Вацлав. - Не шибко я разбираюсь в этих нарядах. Быть может, городские женщины ходят в таких платьях, но тебе оно не к лицу. В ярких юбках ты мне больше нравишься.
      
      
После этого я снова заперла платье на ключ, и больше никогда его не надевала.
      

Вскоре мы с Вацлавом поженились и зажили так, как жили наши предки из поколения в поколение. В нашей жизни бывало всякое, Даля - и страшные войны, что ураганом проносились над страной, и пожары, и поветрия. Но ни разу, ни одного дня я не жалела о том, что не осталась с Тихим Народцем. Мы с Вацлавом жили душа в душу, ни разу не предав друг друга и сохранив верность нашей любви. И сыновья наши выросли достойными людьми.
      
      
Иногда майскими ночами я тайком выходила за околицу и всматривалась в темные холмы по тут сторону Белого Ручья. Но холмы хранили безмолвие. Я больше не слышала ни музыки, ни смеха, не видела ни пляшущих огоньков, ни движущихся теней. Тихий Народец, как и прежде, праздновал Майскую Ночь на холмах, но отныне и навсегда это было сокрыто от моих глаз. Что ж, свой выбор я сделала.
      
      
А платье забери себе, Даля. Мне оно уж точно ни к чему, да и куда его наденешь, в деревне-то? А ты живешь в большом городе и любишь ходить на вечеринки, тебе оно больше пригодится.
      

Говорят, будто платье это "счастливое". Волшебное платье-талисман, подарок феи с холмов, которое приносит счастье своей владелице и отводит от ее семьи беды и горести. Может и так. Но я не очень-то в это верю. Если нет любви, то никакое волшебство не поможет, ну а где любовь, там не страшны ни боль, ни страдания.


Когда будешь примерять этот наряд, Даля, не забывай - волшебство в нас самих, а вовсе не в платье.