Неочевидное-вероятное

    Андрей Васильевич Воронцов работал в своем домашнем кабинете, интерьер которого больше подошел бы гостиной в английском стиле, нежели офисной комнате. Дорогой палисандровый письменный стол на тонких ажурных ножках, за которым он сидел, сейчас, покрытый журналами и газетами, напоминал торговый лоток в подземном переходе. Облокотившись на столешницу и подперев кулаком голову, не переставая переминать пальцами кожу под густой бровью, Андрей Васильевич задумчиво переводил взгляд с одного издания на другое. Заголовки некоторых статей были жирно выделены красным маркером и обведены аккуратными прямоугольниками. С того положения, с которого их рассматривал Воронцов, они напоминали таблички с предупреждениями. «Почему иномарки столь ПОПулярны среди православных клириков?», вопрошал автор статьи на одной из газетных передовиц, в центре которой располагалась большая фотография вылезающего из дорогого автомобиля благообразного, жирного батюшки, которому, согнувшись в три погибели, что-то объясняла тощая бабка в пуховом платке. На снимке создавалось впечатление, что старуха, извиняясь за свою назойливость, спешит исповедать свои провинности в неположенном для этого месте до того, как откормленный святым духом служитель культа не пошлет ее подальше от греха. Автор другой заметки с чувством выполненного долга перед читателями, доводил до их сведения информацию о том, что после вынесенного судом вердикта: «Известный лжепророк будет читать проповеди заключенным в колонии общего режима».
    Целый разворот одного из журналов занимали рекламные объявления с фотографиями ведуний и прорицательниц. На всех снимках современные представительницы белой и черной магии выглядели одинаково пестро –  разодетые и раскрашенные, как путаны в разгар трудового дня. Большинство современных ведьм имели неопределенный возраст, пышные прически, губы обведенные яркой помадой, в цвет им покрытые лаком длинные ногти. Пальцы, запястья и шеи были увешаны громоздкими украшениями, количество и вес которых, по всей видимости, определяли магическую подготовку их владелицы. Согласно приложенной информации, каждая провидица была потомственной гадалкой или целительницей в поколении не меньше третьего. Необычность имен, породистость, характерный внешний вид, бусы и ожерелья, похожие на дорогие ошейники – все это при наличии воображения вполне могло навести на мысль о фоторепортаже с выставки собак.
    Воронцов перевел взгляд на размытую фотографию мальчика лет семи. На ней бледный исхудавший малыш улыбался грустной улыбкой. Подпись в красном прямоугольнике под фотографией гласила: «Религиозные предрассудки семейства, не позволяющие делать переливание крови, стали причиной смерти ребенка». Тяжело вздохнув, Андрей Васильевич оторвал голову от кулака, потер онемевшую скулу, поднялся и подошел к камину, над которым на полке в центре стояла фотография жены и десятилетней дочери. Сейчас они ждали его в Екатеринбурге, куда он собирался вылететь на конференцию, после которой они планировали отдохнуть на море. Он провел большим пальцем по детскому лицу на снимке, поставил фотографию обратно на полку, расшевелил угли в камине, и, заложив руки за спину начал ходить из угла в угол по просторной комнате.
    Эту подборку прислал Воронцову курьерской почтой бывший институтский одногруппник, а ныне его подчиненный Пашка Вознюк. Воронцов являлся основателем небольшой частной компании, разрабатывающей технологии тестирования специальных покрытий для двигателей внутреннего сгорания. Его знакомые, впервые слыша о том, что основными заказчиками компании являются иностранцы, прищуривались и недоверчиво качали головами. Дескать, как можно вообще говорить о технологиях для машиностроения в стране, у которой с конвейеров вместо автомобилей выходят табуретки на колесах.
    На этот раз в Екатеринбурге организовывалась трехдневная международная отраслевая конференция, в которой должны были принять участие делегации из нескольких стран. Кроме того, по заказу губернатора области, в период ее проведения планировалось снять репортаж о развитии частного высокотехнологичного бизнеса в России и людях его возглавляющих. У некоторых лидеров, в число которых попал и Воронцов, предполагалось взять интервью.
    Четыре дня назад из Екатеринбурга позвонил Вознюк, который вылетел туда заблаговременно, чтобы найти приличную гостиницу и подготовить к конференции все необходимые документы.
- Послушай, Андрюха, - не поздоровавшись проорал в трубку Пашка, который, судя по всему, находился в хорошем расположении духа – со мной связался представитель одной американской фирмы, производящей малогабаритную уборочную технику. Они хотят купить у нас трехгодичную лицензию и подписать контракт на двести пятьдесят тысяч долларов, но...
    Вознюк, повысив голос, сделал мхатовскую паузу, ожидая бурной заинтересованности Воронцова, но тот лишь обыденно угукнул в ответ.
- Но на определенных условиях – не дождавшись от начальника нужной реакции, закончил Вознюк.
- Что за условия? – спросил Воронцов - Насколько я помню, среди зарегистрированных участников нет американцев – добавил он.
    Воронцов услышал, как на том конце сети Вознюк скребет свою щетину.
- Ты прав, они будут присутствовать в качестве гостей. Что касается условий, то действительно есть небольшая странность. Кстати, я тебя поздравляю, ты становишься знаменитым – эти янки многое о тебе знают, – меняя тему, радостно сообщил Пашка – Например, о том, что ты собираешься на болгарское побережье. Слушай, Андрюха – заговорщицким тоном продолжил Вознюк – а вдруг они хотят переманить тебя к себе? А может они – агенты ЦРУ, пытающиеся по складкам на твоей рубашке пробраться к секретам нашей Родины! – воскликнул он. – А может...
- Послушай, Паш, - поморщившись, прервал товарища Воронцов. – На каких условиях они хотят заключить контракт?
  Вознюк вздохнул.
- Ты всегда был занудой – грустно сказал он. – В общем, они хотят, чтобы доктор технических наук в своем интервью три минуты уделил магии, целительству, экстрасенсорике, религии и оккультным знаниям. Я готов поклясться чем угодно, даже отдать твою правую руку на отсечение, что они не фанаты «Гарри Поттера», «Властелина колец» и церковных служб. Я бы предположил, что их часто наказывали в воскресной школе – секли розгами, ставили коленями на горох или что-то в этом роде, и теперь они полны решимости отомстить земным наместникам высших сил...
- Перестань паясничать, говори по существу – снова оборвал своего референта Воронцов.
- Тебе нужно будет очень научно и очень негативно высказаться о всякого рода шарлатанах и мракобесах, к которым наши заморские друзья относят целителей, экстрасенсов и наших непорочных православных попов – послушно ответил Вознюк – То есть тебе, отвечая на вопросы ведущего, нужно будет подчеркнуть, что достигнуть чего-то в жизни можно только упорным трудом, что прогресс в современном мире двигает наука, а модные нынче путешествия в астрал и не очень модное чтение Библии на ночь только мешают развитию человеческой личности. Я полагаю, что это должно выглядеть как маленькая назидательная лекция для молодежи, желающей стать успешной.
- Интересно, зачем им это нужно? – спросил Воронцов, удивленно подняв брови.
- Да кто его знает. Может они анархисты или саентологи – да какая в конце концов разница, даже если они сатанисты. Тебе, насколько я знаю, это безразлично. За двести пятьдесят тысяч долларов нужно быть толерантным даже к злым пришельцам из космоса.
   Воронцов задумался.
- Короче, если ты согласишься, то они утрясут все дела с телевидением и подготовят нужные вопросы – продолжил Вознюк – тебе же нужно быть готовым отвечать на них убедительно, так, как будто ты по ночам не спишь и думаешь о том, как избавиться от этой нечисти. Я подготовлю подборку материалов, которая тебя вдохновит на речь полную праведного гнева. Да, и еще – добавил Вознюк – в случае согласия тебе обязательно нужно будет прилететь на день раньше, чтобы обговорить с ними детали тет-а-тет. У вас на послезавтра обещано штормовое предупреждение, аэропорт готовятся к отмене рейсов, и погода, согласно прогнозу, в ближайшую неделю будет только портиться – как бы вам не пришлось добираться на поезде. Ты, если что, отправляй своих сегодняшним самолетом. Гостиницу для вас я забронировал, сразу после конференции сможете вылететь в Варну.
    Воронцов подошел к окну и отодвинул штору. Там за окном по небу плыли серые тучи. Утренний туман еще не рассеялся, снег после последних оттепелей осел и, потеряв свою первозданную белизну, поблек – первый  мартовский день обещал быть угрюмым и хмурым. Оттуда с улицы, из этого унылого дня к Воронцову в душу проникла тоска и необъяснимая грусть.
 - Спасибо, Паш. Я подумаю – ответил он. – На всякий случай подготовь необходимые материалы. Созвонимся дня через три.
    Положив трубку, Воронцов задумался. У него возникло желание пофилософствовать, посозерцать. Устало вздохнув, он уселся на широкий подоконник и, приложив лоб к холодному стеклу, стал исподлобья смотреть в неприветливое небо.
    Далекое прошлое помимо его воли, сначала тоненьким ручейком, а потом набирающим силу потоком начало прорываться в настоящее. Звонок Вознюка разбудил воспоминания, которые калейдоскопом быстро сменяющих друг друга картинок, возвращали его в далекое прошлое.
     Вот он маленький Андрейка, сидя на полу, вертит в руках остов разобранной игрушки и удивленно смотрит на двигатель, шестеренки, оси и отломанные дверцы, потом поднимается и бежит к отцу спрашивать для чего все это нужно. Через секунду он уже школьник – сидит с книгой на кухне. Это «Солярис» Станислава Лемма – как и большинство книг в его домашней библиотеке затерта до дыр и в жирных пятнах от чтения за обеденным столом. Здесь, не сумев понять что-то в статье «Юного техника», Андрей сердито отшвыривает журнал в сторону. Торжественное награждение в пионерском лагере и вручение грамот участникам лучшей команды по волейболу. А вот вытянувшийся и повзрослевший Андрей внимательно смотрит на старом громоздком телевизоре «Очевидное – невероятное»  -научно-популярную программу с ее ведущим Сергеем Капицей. Просмотр этой получасовой передачи, был для него дороже, чем поход в кино на фильм про разведчиков. Мама и папа – их сияющие от гордости за своего сына, глаза. Они только руками разводили от такой тяги своего ребенка к науке – в роду Воронцовых никогда не было не только ученых, но даже родственников, закончивших высшее учебное заведение.
    Промотав несколько страниц вперед, память показала худощавого юношу, который сидя за старым облупившимся столом, заваленным тетрадями и исписанными листками, готовится к вступительным экзаменам в институт.
    Сердце у Воронцова застучало быстрее, подавая сигналы, как металлоискатель, обнаруживший железо.
    Поступление в институт.
    Наверное, по нынешним временам это не такое выдающееся событие и может быть не повод для гордости, но тогда, в начале девяностых прошлого века многое было иначе. Тогда в ВУЗах не было коммерческих мест. У поступающего был один шанс, после которого юноша-абитуриент либо становился студентом, либо пополнял ряды доблестной Красной Армии. После отданного Родине долга, желания, настойчивости и упорства готовиться к повторной сдаче экзаменов хватало не у всех.
    Быть может из-за того, что в Андрюхиной родне никто не заканчивал «академиев» и «консерваториев», для всех его родных и для него самого институт был чем-то вроде храма. Сам факт поступления считался чудом, а все студенты - вундеркиндами или гениями.
    До окончания вступительного экзамена по математике оставался еще почти час, когда он увидел, как коротко-стриженный парень, сидевший на соседнем ряду поднял руку и спросил у дежурившего в аудитории преподавателя: «Сдавать контрольную можно?». «Ну вот» - завистливо подумал Андрюха  «Один меня уже точно обошел».
    После математики к постыдной радости Воронцова отсеялось больше половины абитуриентов, однако согласно циничным расчетам оставалось еще, по крайней мере, полтора человека на место. Первый этап прошел и бритоголовый, явившийся на письменный экзамен по физике в строгом костюме.
    На сдаче устного экзамена по химии, они оказались в одной подгруппе. К девяти утра вся она собралась перед небольшой аудиторией.
- Привет, – подошел  Воронцов к бритоголовому  - куришь ?
- Да – коротко ответил тот.
- Пойдем, подышим – предложил Андрюха, махнув рукой в конец коридора, где располагался туалет.
- Пойдем – согласился тот, протягивая для приветствия руку – Алексей – представился  он.
- Андрей – назвал свое имя Воронцов, пожимая крепкую ладонь нового знакомого.
    Так Алексей Чеканов стал первым, не считая членов приемной комиссии, человеком, с которым Воронцов начал общаться в стенах института.
    Перед сдачей экзамена по русскому языку, они поздоровались, как старые приятели. За разговорами в курилке, Воронцов узнал, что Чеканов приехал из деревни и сейчас жил в институтском общежитии на период сдачи экзаменов.
 - Ну, ни пуха, ни пера! – искренне пожелал своему товарищу Воронцов – осталось взять последнюю высоту. Обидно будет, если мы пролетим теперь.
- К черту!  – ответил Чеканов - Не боись, прорвемся! – подмигнув, добавил он.
    В августе после зачисления они попали в параллельные группы. 
    С первых же дней студенческая жизнь закружила обоих – новые знакомства, репетиции, посвящение в студенты. Однако, несмотря на то, что Алексей был первым институтским товарищем Воронцова, их общие интересы вскоре стали ограничиваться только учебой. Чеканов был приезжим и поэтому больше проводил времени с ребятами, проживавшими в общежитии. Они не ругались и не ссорились, просто уже через месяц их общение как то само собой сузилось до рукопожатий при встрече и формальным «Как дела?».
    Андрюхе снился сон.
    Они идут с Чекановым по институту, здание которого превратилось в странный лабиринт из бесконечного количества лестниц и коридоров, увешанных тусклыми зеркалами. Они были одни, звуки их шагов гулким эхом, отражаясь от стен, терялись в переходах и крутых поворотах. Сон был цветным, но всюду были лишь всевозможные оттенки серого, черного и фиолетового цветов. Вдруг Леха пропал, растворившись в фиолетовом тумане. Андрюхе стало страшно. Озираясь по сторонам, он осторожно двигался вперед. Вскоре он увидел Чеканова, точнее существо в странных серо-фиолетовых латах, которое двигалось прямо на него. Оно было похоже на робота из футуристических голливудских фильмов. Спасаясь от этого чудовища, Андрюха побежал по лестнице вверх. То, пропадая из виду, то появляясь снова, отставая не больше чем на несколько шагов, Чеканов-робот упорно продолжал преследовать Воронцова. Лестничные марши и лабиринты вели в аудитории, которые выглядели мрачными и неприветливыми. Андрюха пытался спрятаться в них за партами, но каждый раз Чеканов находил его, молчаливо и грозно надвигался, как будто желая раздавить. Каким-то образом Андрюха сумел оторваться от бывшего товарища в большом коридоре у входа в актовый зал.
    Он проснулся. За окном было темно, с кухни, через открытую дверь его комнаты, пробивался неяркий свет. Мать с отцом ушли на работу. Взглянув на старый пузатый будильник с глухим скрежетом, отсчитывающим секунды на полу рядом с кроватью, он подумал о том, что до института еще можно поспать целый час. Но сон не шел. Воронцов почувствовал, что бессмысленное по своей сути сновидение оставило неприятный осадок, заставляющий его испытывать дискомфорт и ощущение тяжести на душе. Напряжение нарастало с каждой секундой как снежный ком, и его невозможно было подавить. Он пытался отогнать от себя накатывающее, как волна беспокойство, но тщетно. Андрюха скинул одеяло и, ежась от холода направился на кухню, достал с полочки пачку сигарет и, усевшись на табурет, закурил.  Но, ни сигареты, ни крепкий чай не принесли успокоения. Настроение было хуже некуда. Через полчаса он начал чувствовать себя так же как страдающие клаустрофобией люди, застрявшие в лифте. В голову начали лезть навязчивые мысли о том, что с его родителями приключилось что-то плохое. Папа? Прокрутив в голове неприятные ситуации, в которые мог попасть отец, он отбросил это предположение. Нет, с папой все нормально – внутреннее чутье почему-то было в этом твердо убеждено. Мама? Мама ходила на работу в старых осенних сапогах, зимние были в ремонте, а сапожник ушел в очередной загул, который длился у него ровно неделю. Сапоги были скользкими, а на трамвайных остановках в тот ветреный октябрь образовались большие наледи. Мать неоднократно жаловалась, что несколько раз чуть не поскальзывалась на них. Теперь тревожная мысль, о том, что мама, возможно, попала под трамвай, не покидала его. Не выдержав, он влез в пальто, на ходу напялил спортивную шапку, выскочил из дома и побежал в сторону остановки. Тяжело дыша, он прошелся вдоль нее, внимательно осматривая серый лед. Убедившись, что там нет крови, он облегченно вздохнул. Вернувшись домой, Андрюха включил магнитофон. Однако музыка начала быстро раздражать и выключив проигрыватель, Воронцов завалился на кровать. Он решил не идти в институт и до прихода отца то неподвижно лежал, глядя в потолок, то нервозно ходил из одной комнаты в другую.
    Вечером, услышав тяжелые шаги за входной дверью и лязганье ключа в замке, Андрюха бросился в прихожую и крепко обнял вошедшего отца. Тот удивленно взглянул на сына.
- Что случилось, Андрюха? Ты какой-то странный сегодня. У тебя все нормально?
- Да, все нормально, пап – ответил он – макароны с тушенкой в холодильнике в сковородке. Я готовлюсь к коллоквиуму.
    Отец, пожав плечами, пошел в ванную мыть руки.
-  Я матан  учу, не отвлекай! – крикнул Андрюха ему вдогонку и закрыл дверь своей комнаты.
    Мать работала по железнодорожному графику и должна была подойти позже. Он с трудом дождался часа, когда она обычно приходила с работы. Услышав ее голос, он еще раз облегченно вздохнул – с родителями все в порядке. Однако тревога не исчезла. Навязчивое беспокойство продолжало точить изнутри. Не в силах понять причину, Андрюха попытался обмануть его, и, схватив с полки первую попавшуюся книгу, сосредоточился на чтении.
    Через полчаса раздался звонок в дверь. Открыла мама.
- Жень, здравствуй, заходи. Дома он, учит уроки – услышал  Андрюха.
      Он обрадовался, общение с лучшим другом должно было помочь отвлечься от тоскливых мыслей.
- Здорово, Андрон! – рявкнул Женька, вваливаясь в комнату. – Ты чего сегодня в инсте не был? –  прикрывая двери и понижая голос, чтобы не услышали родители, спросил он. Воронцов не успел ответить, тот продолжил – ты новость слыхал?
    Внутреннее чутье, как распрямившаяся пружина, выстрелило мыслью, что новость принесенная другом, объяснит причину тревоги.
- Я Юльку Самойлову встретил, она мне сказала, что ты прогулял.
    Самойлова в прошлом была школьной одноклассницей Женьки и Андрюхи. С Андрюхой они теперь учились в одной группе.
- У вас там какой-то Чеканов Алексей есть – сказал Женька – То есть был – помолчав секунду, поправился он и прокашлялся – Он сегодня ночью у себя в деревне сгорел со всей семьей. Подруга его тоже. Все спали, а дом сгорел дотла.
    Если бы Женька имел способность читать мысли, то он бы очень удивился реакции своего друга на эту весть. У Воронцова словно камень с души свалился, он испытал непонятное удовлетворение, узнав о смерти Чеканова. Напряжение испарилось как капля воды на солнце.
    Проводив друга, Воронцов начал ходить по комнате из угла в угол. Неизвестно откуда появилось торжественное настроение и непреодолимое желание написать стихотворение памяти ушедшего товарища. Воронцов за всю жизнь пару раз писал шуточные четверостишья, но никогда не занимался сочинительством всерьез. Он вырвал из черновика двойной листок, сел за свой письменный стол, отодвинул в сторону кучу бумаг и, не исправляя ни единой строчки, за двадцать минут написал стихотворение, которое так и назвал: «Памяти друга».
    На следующий день он отнес его в редакцию студенческой газеты.
- Это от нашей группы, товарищ у нас погиб – сказал он и протянул листок полной редакторше с большими карими глазами. Не сомневаясь, в том, что стихотворение опубликуют, не сказав больше ни слова, он развернулся и вышел из кабинета.
- Да, конечно... посмотрим – растерянно ответила та, глядя в спину выходящему Андрюхе.
      
    Сегодня нужно было дать ответ американцам и определиться с датой вылета. Воронцов подошел к столу – ему вдруг показалось, что все лежащие на нем разноцветные журналы и газеты источают запах, напоминающий сырой, холодный, пропитанный плесенью, воздух темного подземелья. Словно желая согреться, он подошел к камину, аккуратно достал из кармана сложенную вдвое, начавшую шелушиться от времени, старую студенческую газету с потрепанными краями и пробежался по ее строчкам:
Еще вчера экзамен вместе мы сдавали,
С тобой мы познакомились тогда,
Друг другу мы удачи пожелали,
И вот теперь ушел ты навсегда.
Еще вчера – ты, Леха, помнишь это? -
С тобою нас в студенты посвятили.
Как много было шума, суеты и света,
Как беззаботно мы смеялись и шутили…
И вдруг сегодня не пришел ты в институт.
Вокруг друзей твоих сомкнулась злая тишь.
Подумалось: проспал на несколько минут,
А оказалось – ты навечно спишь.
И вот теперь кружит осенний ветер звонкий
Шумливых листьев желтое кольцо,
И падает слеза девчонки
На бледное, спокойное лицо.
Как завтра будет пусто на душе!
Мы помолчим беззвучных слез полны,
Но завтра… мы с тобой поговорим,
Ведь на всю жизнь тебя запомним мы.
 
    Продолжая держать газету в руках, он сделал несколько шагов по комнате. Отойдя от стола в противоположный угол, Воронцов снова взглянул на него.
    Да, человек так устроен, что хочет не просто верить, но знать. Желая найти легкие доказательства существования сверхъестественного, идет к гадалкам, экстрасенсам, колдунам и обманывается. И вместо подтверждения существования чудес, теряет остаток веры. Сложно сохранить веру и тогда, когда видишь, как в порой храмах, отпускающие грехи, не служат батюшками, но работают попами. Конечно, кто-то успешный и сильный может сказать, дескать вера в необъяснимое – удел слабых и тех, кому в этой жизни ничего не светит. И в доказательство своих слов укажет на тех, кто зарабатывает на «чудесах». Но ведь кроме отъевшихся попов и сейчас живут аскетами монахи, беря из всех мирских радостей жизни, лишь ее саму, и которые будучи в здравом уме, решили посвятить жизнь чему-то неочевидному, недоказанному наукой. Многие матери сейчас, как и во все времена, могут рассказать невыдуманные истории, о том, как предчувствиями они сохранили жизнь своим детям. Несмотря на все научные достижения, на земле существует необъяснимое. Ведь был и Леха, и тот сон, и этот стих. Быть может кто-то Сверху разговаривает с нами, дает нам знаки, но мы не слышим, не видим подсказок, а может быть, увидев и услышав, сразу забываем о них.
    Воронцов снова взглянул на газету. Если бы не этот пожелтевший бумажный свидетель, который больше двадцати лет пролежал в сделанном двенадцатилетним мальчишкой небольшом деревянном «сейфе», обитом дерматином и пылящемся в кладовой на чердаке, то быть может повзрослевший Андрюха не поверил сейчас своим воспоминаниям. Воронцов улыбнулся, удивительная вещь – этот ящичек с защелкой от шкафа, приделанной с внутренней стороны дверцы, которая всегда открывалась простым загнутым куском проволоки, просунутым сквозь просверленную дырку, был сделан для того, чтобы прятать туда самые сокровенные вещи. Там, помимо газеты, сейчас хранилась детская медицинская карта, с фиолетовым отпечатком маленькой ступни внутри, школьный аттестат, молитвослов, подаренный матерью, выцветшая фотография родителей в молодости. Этим вещам не место на рабочем столе, среди деловых бумаг. Не место за стеклом прозрачных шкафов среди хрусталя, или на видном месте в спальне. Они не лежат на виду, но до них всегда можно легко добраться, правда, для этого почти всегда не хватает времени. За последние двадцать лет Воронцов достал свой сейф первый раз. Расправив потрепанные края газеты, Воронцов положил газету обратно вовнутрь.
      Быть может вера, надежда и любовь, так же как и простая порядочность нынче не в почете, но независимо от моды эти три столпа были и всегда будут маяками в океане человеческой жизни. Какой из них главнее и ярче – сказать сложно. Но, вне всякого сомнения, веру убить проще, чем любовь, ведь у нее нет зримого объекта обожания. Потому, в отличие от надежды, она всегда умирает первой. Веру нужно беречь любой ценой, даже если для этого приходится мириться с ложью, в которой она обречена существовать.
    Он вернулся к столу, собрал в стопку журналы и газеты лежащие там и, подойдя к камину, по одному скидал туда их все. Огонь с радостью слизывал страницы рыжими языками пламени.
    Воронцов подошел к окну и отворил его. Свежий весенний ветер по-хозяйски влетел в дом и заполонил его запахами прелой земли и талой воды. Вопреки всем штормовым предупреждениям солнце растолкало тучи и, протиснувшиеся сквозь них лучи, топили снег на мохнатых сосновых ветках и он опадал на землю прозрачной водой. Откуда то сверху послышался звук рассекаемого воздуха и через секунду на карниз опустился пятнистый голубь. Балансируя крыльями на узкой полосе блестящей стали, он наклонил голову и вопросительно посмотрел на Воронцова. Тот, улыбнулся и, подмигнув, сказал
- Да, мне нужно позвонить.
    Достав телефон, он набрал нужный номер.
- Андрюха, дружище, здорово! – раздался веселый голос Вознюка.
 Воронцов вдохнул полной грудью и, чувствуя, как солнце ласково гладит его по голове своими лучами, ответил
- У вас там непогода, Паш, я пережду – и нажал кнопку отмены вызова.
                Июнь, 2012