Последний парад. Ян Кауфман

"Это нужно — не мертвым!
Это надо — живым!"
       Роберт Рождественский.


Как мы радовались этой долгожданной Победе в мае 1945! Только не все пришли с войны. А у каждого вернувшегося была своя судьба, и для многих она оказалась слишком трагичной.
 …
Отгремела война орудийным огнём,
по домам солдатня повалила…
Отшумела война майским солнечным днём,
да по-разному всех наградила:
кто с трофейным добром, прихватив всё что мог,
кто слепым, кто глухим возвратился,
кто на двух костылях, а кто вовсе без ног
на дощечке домой притащился…

С каждым годом всё меньше остаётся людей, помнящих то множество изувеченных калек, появившихся на улицах в конце сороковых годов, после окончания войны. Нищенски одетые, порой никому не нужные, при орденах и медалях, их можно было увидеть полупьяными, распевающими свои трогательные песни на вокзалах, в электричках, торгующих иголками, сигаретами и семечками на рынках. На работу таких калек не брали, а ничтожную инвалидную пенсию они моментально пропивали. Эти безымянные, полуголодные жертвы войны, которые раньше шли в бой "За Родину, за Сталина!", вынуждены были теперь просить милостыню у тех, кого защищали.

Растеклась по России безногая рать,
благо, рук хоть осталось по паре…
На «сто грамм» не жалейте им, братцы, подать –
пусть забудутся в пьяном угаре…

Говорят, что Сталин, однажды проезжая по Москве и увидев большое количество инвалидов на улицах столицы, недовольно бросил, сидящему рядом Лаврентию Берия: «Зэмляк! Ты что, сам нэ выдишь, во что прэвратилась сталыца?»

«Больно уж много их воротилось с войны! –
порешила кремлёвская клика, -
Да кому они нынче такие нужны?!
Пусть исчезнут без шума и крика!»

И вмиг по всей стране, от Валаама и Соловецких островов до Воркуты, за высокими стенами Кирилло-Белозёрского, Александра-Свирского, Горицкого и других монастырей появились специальные лагерные зоны, куда насильно помещали калек. У них отбирали паспорта и солдатские книжки, фактически переводя в статус ЗК. В лагерях царил полный беспредел охраны. И всякий, попавший туда, осознавал: "Это конец - тупик! Дальше - тишина!"
Зато улицы центральных городов вмиг очистились от жалкого вида инвалидов. И кто тогда задумывался: куда делись эти человеческие обрубки на самодельных, наспех сколоченных тележках, эти безрукие и слепые?!
Когда же зоны были переполнены и очередных калек некуда было помещать, Лаврентий Павлович со свойственными ему цинизмом и жестокостью использовал опыт Красного Террора 1917 года, когда уничтожали священников и пленных. 
И старые, давно списанные баржи, набитые бездомными инвалидами потянулись на север, к океану... Только назад они почему-то никогда не возвращались.

Поднимая волну тупой грудью своей,
за буксиром баржа в ночь глухую
от родных берегов, без сигнальных огней,
уходила во тьме в даль морскую…

Волны раскачивали старую баржу так, что казалось – вот-вот она перевернётся. Глубокий, плохо задраенный трюм, заливало морской и дождевой водой. Много часов назад охрана загнала всех инвалидов на борт баржи, и теперь тягач не спеша, с трудом тащил её прочь от Соловецкого берега, туда - в сторону Баренцева моря…

В тёмных трюмах её уже нечем дышать.
Да и нужно ль дышать им, убогим?
Провожает сынов своих Родина – мать
под конвоем надёжным и строгим…

Свист встречного пронизывающего ветра в пять баллов заглушал и рокот мотора, и плеск волн. Сколько их, инвалидов войны, безногих, безруких и слепых лежало сейчас вповалку на грязной мокрой соломе? Чтобы утолить жажду, некоторые пили грязную жижу, болтающуюся на самом дне баржи. Иные пытались жевать солому, чтобы каким-то образом набить желудки, обманув чувство голода. Других, страдающих от качки, тут же выворачивало… А ветер всё крепчал, и тягач уже не мог побороть стихию. Послышалась команда: «Отдать буксировочный трос!»

За буксиром баржа, а за нею… беда
пенным следом бурлит за кормою…
И… вдруг хлынула в трюмы морская вода,
лижет стенки седой бахромою…
Вот её уж по грудь, вместо ног-то …культи,
так за них «на сто грамм» нам давали…
И по борту ногтями – скреби, не скреби –
«Всё, братва, мы своё отгуляли!
Отгуляли своё, защищая страну,
у врага на пути встав преградой!
Так, неужто, за это идти нам ко дну
за последнею нашей наградой?!»

Чья-то гармонь надрывно, захлёбываясь, играла марш «Прощание славянки». Баржа, задрав нос, медленно погружалась в пучину…

Светлой памяти тысяч невинно загубленных в период с 1946 по 1951 год...

------------------------------------------

Написано под впечатлением прочитанного рассказа Ю.Нагибина "Терпение" и 5 части "Архипелаг Гулаг" А.Солженицына, а также множества полученных воспоминаний.