Любовь и война. Владимир Волкович

Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.

Николай Майоров, 1941 год. Политрук Н.Майоров погиб 8 февраля 1942 года под Смоленском.

Моему старшему брату Илье, фронтовику, политруку, связавшему свою жизнь с армией и флотом - ПОСВЯЩАЕТСЯ


«Утомлённое солнце
Нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась,
Что нет любви».

      Чёрная пластинка с красным кружком посредине вращалась на заведённом патефоне, и в такт мелодии пара медленно кружилась по едва освещённой танцплощадке. Его звали Илья, её Лиля. Родные и друзья называли его Лёлей, Лёликом, и их имена такие близкие по звучанию, когда произносились вместе, сливались в единый, журчащий звук. Как и их сердца.
Им было по 17. Они праздновали окончание школы. Тёплая, летняя ночь притихшего города окутывала их таинственной дымкой, и только когда они вступали в круг света, видно было, что они ещё здесь, и продолжают своё нескончаемое круженье, не в силах оторваться друг от друга.
       - Мы с тобой никогда, никогда не расстанемся, правда?
       - Правда.
       - А когда мы поженимся?
       - В этом году, когда мне и тебе исполнится 18.
       - Так долго ждать, я уже больше не могу.
       - И я не могу, но потерпи милый.
       Он наклонился к ней, коснулся губами её уха под щекочущими волосами и дотянулся до губ. Они прекратили кружение, губы их слились, весёлая компания одноклассников целомудренно отвернулась, встала в кружок и слушала, какого-то разговорчивого рассказчика.
       Илья потянул Лилю в укромный уголок в саду, где стояла скамейка влюблённых, истёртая до блеска многими поколениями уединяющихся здесь парочек. Они целовались до исступления, всё более страстно, мир перестал существовать для них. Руки Ильи дрожали, кровь стучала в висках. Он задыхался, лаская такое желанное тело любимой.
      Лиля коснулась губами его уха и прошептала:
      - Хороший мой, я не могу сегодня.
      А …когда…Илья едва сдерживался.
      - Завтра.
      Лиля отодвинулась, давая ему возможность успокоиться.
      Потом они гуляли по притихшему городу до той поры, пока первый, зелёный луч солнца не вырвался из-за горизонта, и небо не окрасилось кармином.

      А завтра была война.
      Она разделила их жизнь на «до» и «после». Заводы спешно эвакуировались, город бомбили, фронт стремительно приближался. Илья эвакуировался вместе с семьёй.
С тяжёлым сердцем ехал он в поезде, увидит ли когда-нибудь свою любимую девчонку, без которой вчера и жизни не мыслил.

      - Рота, подъём, выходи строиться, – зычный голос старшины подбросил курсанта военно-политического училища Илью Рябова, уютно устроившегося на дощатых нарах. Так не хотелось выбегать на мороз из казармы, прогретой за ночь «буржуйкой». Но надо…это слово будет преследовать Илью всю войну, да и всю его последующую жизнь. А через месяц младший политрук в должности замкомроты уже принял первое боевое крещение под Ельней.

      Первое письмо от Лили нашло Илью в госпитале вместе с первой наградой. В том бою, когда был убит командир батальона, а потом выбыли из строя все офицеры, он принял командование батальоном и удержал с горсткой бойцов важный перекрёсток дорог, по которым подходили к фронту войска.
Лиля взяла номер полевой почты Ильи у его родителей. Когда женщина хочет найти любимого, для неё нет преград.

      Они переписывались до конца войны. Эти письма были самыми ценными реликвиями для Ильи. Он хранил весточки от любимой в нагрудном кармане гимнастёрки, у сердца. Потом он рассказывал, что выжил в той страшной мясорубке только благодаря Лиле. Он просто не мог погибнуть потому, что она ждала его. А случаев для гибели война предоставляла немало. Последний – в самом конце её.

      Война уже пришла в Берлин. Только что был взят мост Мольтке через реку Шпрее – последнее препятствие на пути к рейхстагу. Группа офицеров дивизии расположилась на наблюдательном пункте.
      Илья подошёл к окну. За Кёнигплац, Королевской площадью, распаханной снарядами и бомбами, сквозь тучи дыма и гари просматривалось серое, с колоннами здание, мрачного и неприглядного вида. Массивный прямоугольник с закопченными, щербатыми от осколков стенами, с железным каркасом громадного купола. Перед фасадом артиллерийские и зенитные орудия, поставленные на прямую наводку, врытые в землю танки, железобетонные ДОТы, противотанковый ров с водой.
      - Любуешься, капитан, подполковник положил руку на плечо Ильи, - трудновато будет. Ты, вот что, организуй изготовление Красного флага и вручи его двум бойцам, чтоб закрепили на рейхстаге. Знамя, которое нам Военный совет армии вручил, мы уже установили, как только в Берлин ворвались.
      На собрании бойцов штурмового батальона Илья передал флаг двум красноармейцам.
      На следующее утро вслед за огневым валом солдаты ринулись в атаку на рейхстаг, но дойти до него не удалось, снаряды тяжёлой артиллерии не брали прочные двухметровые стены. Пехота залегла, придавленная сплошным огнём из рейхстага.
     - Сейчас ещё раз проведём мощную артподготовку, - подполковник стукнул кулаком по столу, - надо только будет поднять ребят в атаку.
     - Я пойду, - Илья направился к двери.
     - Подожди, без тебя есть кому, война кончается…
     Но Илья уже спускался вниз по лестнице. Как только начала работать артиллерия, он выбрался на площадь и осторожно пополз, лавируя между каменными надолбами и воронками. Бойцы лежали, невозможно было поднять головы. Полчаса, пока рвались снаряды, ему хватило добраться до тех, кто был впереди. Как только наступила тишина, он вскочил:
     - За мной, за Родину!
    Мощное ура, атакующие устремились вперёд, до рейхстага всего несколько метров.   И тут что-то ударило Илью в грудь, он споткнулся и упал, ударившись головой о железную балку. Угасающим взглядом увидел, как бойцы закрепляют флаг на колонне рейхстага, и... потерял сознание.

     Очнулся вечером в медсанбате. Ужасно болела голова, жгло в груди. Пришедший вскоре врач рассказал, что осколок на излёте ударил Илью в грудь, аккурат в то место, где у сердца, в нагрудном кармане хранилась толстая пачка писем от Лили, записная книжка и офицерское удостоверение. В них-то и застрял осколок, едва зацепив кожу и ткани под ней. Но, падая, Илья сильно ударился головой и получил сотрясение мозга. Проведя ночь в медсанбате, утром он уже был в дивизии. Так Лиля, не ведая того, спасла ему жизнь. А может быть та энергия любви, что была в этих письмах, остановила смерть.

     Уже не дымились развалины, не взрывались снаряды, не свистели пули - война окончилась, наступила тишина. В письме Илья писал Лиле: «Любимая, я так скучаю по тебе, я ждал встречи с тобой всю войну. Я думал о тебе постоянно, и знал, что не могу погибнуть, не повидав тебя. Я готов на крыльях полететь к тебе…попрошу у начальства отпуск».
     Но отпуска ему не дали. Казалось, сама судьба чинит им препятствия.

     Илья с подполковником – начальником политотдела дивизии сидели за столом в просторном кабинете и потребляли «фронтовые сто грамм».
     - Я поговорю с комдивом, он, конечно, самостоятельно не решит этот вопрос, но подскажет, что делать.
     - Понимаете, ведь она ещё не жена мне…
     - Понимаю, всё понимаю, да не переживай ты так.
     На следующий день начальник политотдела вызвал Илью и сказал:
     - Пиши рапорт на имя командира дивизии с просьбой о приезде невесты, а я напишу своё положительное мнение, комдив приложит характеристику и отправит наверх по команде.
     Через несколько дней Илью вызвали к комдиву:
     - Ну и закрутил ты карусель, капитан,- улыбнулся комдив, - до самого верха твой рапорт дошёл.
     Оказалось, что рапорт передали командующему армии, но поскольку это было не в его компетенции, он отправил его командующему фронтом маршалу Жукову.
Жуков, мельком взглянув на рапорт, недовольно бросил секретарю:
     - Не хватало мне ещё и этими делами заниматься, что там некому решить этот вопрос.
     На рапорте он написал: «генералу Берзарину». Генерал-майор Берзарин был назначен комендантом Берлина. Отдав бумаги секретарю, Жуков несколько минут сидел молча, задумчиво глядя в окно. Потом нажал кнопку звонка и спросил вошедшего секретаря:
     - Бумаги уже отправили?
     - Нет, товарищ маршал, они опечатаны и готовы к отправке.
     - Принеси мне тот рапорт, капитана, кажется.
     Секретарь принёс рапорт и характеристику. Жуков прочитал характеристику, перечень военных операций и боёв за четыре года войны, в которых участвовал офицер, наградные листы. И размашистым почерком дополнил свою резолюцию: »Разрешить приезд».

     Последние двадцать минут до станции Лиля стояла в купе, глядя на медленно проплывающие, почти не тронутые войной аккуратные домики. Она уже не могла сидеть от волнения. Вот и перрон. Встречающих почти нет. «Какой он теперь, какой, а вдруг я его не узнаю», бились у неё в мозгу суматошные мысли.
Её большой фанерный чемодан подхватил молоденький лейтенант, попутчик, возвращающийся в часть из отпуска. Она осторожно ступила на плитки перрона, озираясь по сторонам.
     - Лилечка, - Илья вырос перед ней неожиданно, она даже чуть отпрянула. Нет, она никогда бы не узнала своего Лёлика в этом высоком, мужественном, красивом и подтянутом офицере. Как- же, не узнала, а эта его неотразимая улыбка, эти лучащиеся радостью глаза, эти тёплые и нежные руки, которые передав ей букет, сейчас же принялись обнимать её. Лейтенант, поставив чемодан, скромно исчез, а они всё стояли, обнявшись, привыкая друг к другу, вдыхая такой родной запах, уже забытый за четыре года разлуки.
     Илья, как и все офицеры, жил на частной квартире. Фрау Гильда была хорошей хозяйкой, в квартире у неё всегда был порядок. Она знала о приезде жены постояльца и приготовила уютную и светлую спальню.
     Вечером они посидели за столом, уставленном деликатесами, какие только можно было найти в разрушенном Берлине. Выпили прекрасного вина из запасов фрау, переговорили обо всём. Потом Илья, обняв Лилю, прошептал ей на ушко:
     - Ты сегодня станешь моей женой. Я так соскучился по тебе.
     - И я мечтала о тебе все эти четыре года.
     Губы их слились и неистовая ночь приняла влюблённых под своё крыло.

     Ни о каком ЗАГСе в разрушенной столице поверженной страны не могло быть и речи, но Лиля была воспитана так, что женщина может лечь в постель с мужчиной, только будучи женой его. Илья записался на приём к коменданту Берлина. Генерал Берзарин принял его, выслушал необычную просьбу и после некоторого раздумья сказал:
     - Я выдам вам необходимый документ.
     Так молодые стали обладателями самого необычного Свидетельства о браке.

Нас венчали не в церкви,
Не в венцах со свечами;
Нам не пели ни гимнов,
Ни обрядов венчальных!

     Эти строчки вдруг всплыли в сознании Лили, когда под крики «горько» посреди офицерского застолья, её губ коснулись влажные и горячие губы Ильи.

* * *
«Утомлённое солнце
Нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась,
Что нет любви».

       Мелодия старого романса завораживала, рождаясь где-то в глубине стереосистемы.
Посреди большого сверкающего паркетом зала медленно кружилась пара. Седой адмирал бережно вёл худощавую, немолодую женщину, с восторженным блеском в глазах. Они отмечали сегодня 65-ю годовщину Победы. На чёрном с золотом кителе адмирала не было свободного места от наград. От самых лацканов длинными рядами спускались ордена и медали.
       Илья вдруг уловил смысл последней строчки романса, улыбнулся, и наклонившись к уху жены, тихо сказал:
      - Лилька, ты знаешь, что я люблю тебя?
      Лиля лукаво взглянула на него:
      - Конечно, знаю, ты ведь семьдесят лет каждый день мне в этом признаёшься.
      И, чуть погодя, уже серьёзно добавила:
      - Но каждый раз, как-будто, в первый.
      - А для меня каждый раз и есть первый.
      Илья крепче прижал к себе жену, словно боялся, что она сейчас вспорхнёт и улетит от него. И что значат годы, если она ещё не разучилась летать.