Золотое Время, пролог

«Спускаясь с великой реки,
Мы все оставляем следы,
И лодка скользит в темноте,
А нам остаются круги на воде…»
(Машина Времени, «Спускаясь с великой реки»)

«Люди гибнут за металл…»

Пролог
Потрескивали дрова в камине. Ярко горело пламя, охватывая их своими языками. Всё помещение освещалось оранжевыми отблесками, чётко выводя очертания предметов. За окном слышался дикий вой ветра, возвещавший о самой лучшей погоде. Ночь окутала весь этот мир, и если бы не камин, она прокралась бы и в этот дом. Наверняка. Полумрак скрывал множество мелких деталей помещения, скрывал высокую тёмную фигуру женщины, сидящей в центре комнаты.
              Отсвет пламени играл на её лице, резко очерчивал профиль женщины. Сухие, поджатые в напряжении губы, взгляд, полный решительности и пережитых страданий, какой бывает только у людей, которые прошли через много страданий и тяжких испытаний. Густые брови, иссиня-чёрные волосы, спускающиеся на лицо, и забранные в хвост, задумчивое выражение лица.
               Она сидит перед камином в плетёном кресле, и, забыв уже обо всём на свете, чертит тростью загадочные фигуры на полу. Что-то её отрывает. Во взгляде проскальзывает лёгкая искра, словно бы её озарила какая-то идея.
               Она поднимается с места, оглядывается. Не то боязливо, не то просто осторожно. Словно кто-то за ней может следить и застать за каким-то секретным делом. Да, наверное, так оно и есть. Женщина вновь поворачивается к камину, и слышит лёгкие шаги позади себя.
- Эге! Это снова ты, милый друг?
                Пёс, нисколько не смущённый разоблачением, подходит к хозяйке и садится на пол, высовывая язык. Женщина уделяет ему несколько минут, после чего принимается с сосредоточенным видом что-то искать на полках над камином. Рука быстро шарит от одной вещи к другой, пока не останавливается на весьма потрёпанной книжке, и, поняв, что это именно то, что нужно, женщина берёт её с некоторым проблеском в настроении.
               В её руках небольшая коробочка, на которой уже успела появиться пыль. На вид эта шкатулка потрёпанная, в некоторых местах начала облезать краска, но женщина относилась к ней так, словно бы это было для неё священной реликвией.
                Затем она раскрыла коробку и вынула из неё фотографию. Тоже старую. Взгляд резко подёрнулся болью, холодом, сожалением. Женщина положила коробочку на место и упала на стул так, словно была обессиленной. Через некоторое время она вновь стала смотреть на фотографию.
- Прости, отец. Я не смогла жить так, как бы хотела, и как бы хотел ты…
                Потрескивали дрова в камине. Бушевала вьюга за окном. А небольшая фигура в скрюченном положении, сидящая на стуле не замечает уже ничего. Она кажется уже настолько маленькой и беззащитной, что просто подумать страшно. И одинокой. В её сухих и бледных руках была зажата всё та фотография, потрёпанная с улыбающимся мужчиной на ней…
                Громкий стук в дверь.
              Женщина резко вздрогнула и вернулась из воспоминаний. Она резко насторожилась и вдруг бросила взгляд на часы. Подозрительно. Очень подозрительно. Аккуратно встав со стула и бросив туда фотографию, она поднялась и сделала несколько шагов по направлению к столу.  Ведь она не ждала гостей в столь поздний час. У неё было таких друзей, которые могли бы к ней обратиться.
                Рука быстро нашла браунинг, зарядила его. Теперь можно точно открывать. Да!
                Женщина подошла решительно к двери, и повернула ключ в замке. В следующий миг на неё дыхнуло снежной вьюгой и прекрасной зимней погодой.
                На пороге стоял невысокий человек в шляпе. Вид женщины с оружием заставил его вздрогнуть, и секунд пять он приходил только в себя.
- Илайхью, я это, я!
- Генри? – эхом отозвалась женщина. Она осторожно убрала браунинг и оглянулась назад. – Какого чёрта тебя здесь носит в столь поздний час?
- Есть дело. Ты ведь не бросишь меня на улице в такой холод? – человек решительно протиснулся в проход, отряхивая с себя снег. – Я уж думал, жизнь моя кончена…
- Нечего так поздно врываться в чужие дома. Знаю я вас, ходят тут всякие, - ворчала Илайхью, одновременно закрывая дверь на ключ. – Чай? Или кофе?
- Давай чая. Ночь будет длинная, и думаю, для нас она не будет счастлива. Хороший у тебя дом, так ничего и не изменилось за всё время, что я здесь бывал…
                Генри осторожно разделся и присел на стул. Взгляд у него был полон нервозности и грусти. Когда Илайхью возвратилась с чашками чая, он вновь оживился и загорелся желанием что-то рассказывать. Сделав несколько глотков, он с вожделением взглянул на неё, словно бы ожидал услышать одобрения на продолжение беседы.
 - Помнишь те золотые времена, когда мы с тобой всё так же пили чай в этом доме?
- Такое нельзя забыть, - безжалостная улыбка скользнула по лицу Илайхью. – С нами ещё был старина Берг. Грайам Берг, помнишь?
- О, этого добродушного малого трудно просто так взять и забыть! Он всё так же редактирует свою газету… А помнишь…
- Помню, - вдруг отрезала Илайхью. – Но зачем ты сюда пришёл? Чтобы вспомнить всё?
            Генри откатился на спинку стула и загадочно улыбнулся.
- Не поверишь, но именно за этим. Мы давно уже смирились с тем, что мы – грешники великие, не так ли? – улыбка чеширского кота. – А я бы хотел напомнить тебе о том, что лежит у тебя во-он в той коробке!
                Илайхью замерла на месте. Лицо её сначала побледнело, а затем начало медленно багроветь.
- Ты думаешь, за твои подвиги ты заслужил то, что там лежит?
- Мы все заслужили, - очень серьёзно сказал Генри. – Но Нерст не захотел делить с нами судьбу, и за это поплатился. Но мы сможем справиться и без него, не так ли?
- Золотое время уже прошло. А ты остался. И не думай, что всё может сойти тебе с рук.
- Весь мир сейчас в моей власти. И ты это знаешь. Я могу позволить себе то, о чём другие только мечтают, понимаешь? Поэтому вряд ли в этом мире что-то изменится. Это то самое золото, да? Я помню эти дни… О, как интересно их будет вспоминать за чашечкой чая в эту долгую зимнюю ночь! Мы вспомним их все, каплю за каплей!
                Горел огонёк в одиноко стоящем доме, из трубы шёл дым, и всё вокруг было белым-бело. И лишь одни снежинки, беззаботно кружась, не знали, что творилось внутри этого уютного охотничьего домика на краю света. Краю Земли.