Хрясь!

    Было жаркое, душное утро Мезозойского* периода. На затенённой гигантскими хвощами и плаунами поляне сидел внушительного вида неандертальский мужчина и, изредка почёсывая шерстистую грудь, обрабатывал каменным, коричневым от запёкшейся пролитой много раз крови ножом, свою верную увесистую дубину, неторопливо счищая с неё остатки шерсти, кожи и других "паразитов", налипших за последнее время  на её твёрдое мускулистое тело.  Это был своего рода ритуал.  Эта дубина стала для него заветной после того, как несколько лет назад спасла его жизнь, сама того не подозревая, и в тот момент дубиной ещё не являясь.
    Случилось это после шальной доисторической грозы, во время которой неосторожная молния, ударив в молодое, ничем не примечательное дерево, снесла его крону, оставив острый, обломаный ствол размером с человеческий рост, торчать как кровожадный клык из матери-Земли.  Тогда, ещё не умудрённый опытом неандерталец, убегая от саблезубого тигра после неудачной охоты, шлёпал по лужам мохнатыми грубыми ногами, теряя всякую надежду на спасение.  На его пути валялось сломанное дерево и, перепрыгивая его, беглец зацепился за ветку и упал напряжённым, потным лицом в смолистую жижу. "Хрясь!" - услышал неандерталец где-то над головой. Тигр, прыгнувший за ним, оказался пронзённым насквозь зловещим стволом. Поднявшись из лужи, спасённый предок осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, что произошло, и когда понял, вострепетал впервые в своей неполноценной первобытной жизни...
    Потому, обдолбив вывороченный им из земли ствол и сделав из него дубину, вновь рождённый охотник никогда с ней не расставался и ухаживал за ней трепетно.  Одного удара этой дубины было достаточно, чтобы добыть завтрак для одного или ужин на неделю для всего поселения.  Хрясь! - и додо никогда больше не отложит яйца.  Хрясь! - и менее удачные сородичи потащили последний раз зазевавшегося мамонта, облепив его как голодные муравьи.
    Благодаря своему орудию труда и обороны он пользовался дикой и необузданной популярностью среди представительниц противоположного пола, а также благоговейным уважением всех остальных.  Даже своё примитивное имя он получил благодаря звуку, издаваемому дубиной при соприкосновении с очередной жертвой.  В переводе с древнеандертальского на полусовременный оно звучало просто, но звучно - Хрясь.
    Голод подступал как змея - медленно но верно - и Хрясь подумал, что пора бы перегрызть  чьё-нибудь горло мощными бурыми зубами.  Осмотрев дубину ещё раз и убедившись в её безупречной чистоте, он встал и бесстрашно двинулся в лес. 
   По ветвям исполинских деревьев, растущих, чтобы в один прекрасный день стать древесным углём и обеспечивать теплом квартиры людей, забывших о том, как разводить костёр, высекая искру из упрямого камня, прыгала с противными криками какая-то мелочь, сбивая с сочных зелёных листьев многочисленные капли воды, искрящиеся на солнце и падающие  на его бородатые скулы.  Вся эта суета не могла сбить охотника с пути - он шёл за добычей.
    Надо сказать, что несмотря на свою неукротимую суровость, Хрясь был индивидуумом сентиментальным по натуре.  Он никогда не мог смотреть в глаза своих жертв, но и умереть от голода он себе позволить не мог, так как мозг его не был достаточно развит для саморазрушения, а потому он нацеливался и, закрыв глаза, бил, но бил, надо добавить, без промаха.  Была у него, однако,  и тайная страсть.  Во время своих лесных походов он несколько раз встречал прекрасное, изящное существо необычного вида - бабочку, переливающуюся многими цветами радуги.  Дважды он подходил очень близко и, видя эти удивительные переливы, хотел сохранить её для себя как клык тиранозавра или клюв птеранодона.  За отсутствием лучшего понимания он пытался использовать свою волшебную палочку, то есть проверенную дубину: хрясь! - и валятся вековые деревья, хрясь! - и кусты разлетаются в разные стороны, а бабочка исчезает изящно и весело в потаённых обителях третьего яруса.  Таких промахов на охоте у него никогда не было...
    Пройдя несколько минут под неугомонное повизгивание доносящееся с деревьев, он услышал многообещающее шуршание и возню в кустах справа.  Занеся свою дубину как самурайский меч - сбоку, он решительно шагнул навстречу неизвестному завтраку, но вдруг заметил бабочку, балансирующую на тонком мокром стебле.  Её крылья слегка намокли, что давало ему шанс наконец-то овладеть неуловимой красотой.  Не обращая уже внимания на привлекательную возню в кустах, он переместил дубину, занеся её как дровосек - над головой.  Хрясь! - из кустов что-то убежало с недовольным хрюканьем.  Он поднял дубину,  но во внушительной яме, ею образованной, ничего кроме травы не было.  Он посмотрел по сторонам - никого, посмотрел вверх и вот бабочка неуклюже порхала прямо над его головой. Пока  Хрясь заворожённо наблюдал, она села прямо на его большой, плоский, сморщеный лоб. Где-то в глубине своего грубого разума охотник понимал, что такой случай представляется только раз в жизни и упустить его - значит бесполезно прокоптить кислородные запасы голубой планеты.  Очень аккуратно, двигая только опущенными вниз руками, он пододвинул дубину, сжал её крепко, собрался с силами, примерился... Хрясь!

* Знатокам геологии и палеонтологии о явных  несовпадениях периодов и их обитателей волноваться не стоит.