Это смотря с какой стороны

    Вчера мне приснился мой давно умерший коллега, пианист Михаил  Шрайбер. В моем сне он был румяным, хорошо одетым, молодым и загадочным.

"Привет, Миш! - обрадовалась я встрече, - так ты не умер?"

 "Это глупый вопрос," - усмехнулся Михаил.

 "Почему?" - обиделась я.

 "А потому, что это смотря с какой стороны взглянуть. Если с твоей стороны - то я умер. Если с моей - то я, как видишь, вполне жив и здоров."

 "Так кто же из нас прав?" - растерялась я.

 "А ты как думаешь?" -  засмеялся Миша и похлопал меня по плечу.

    Утром я рассказала сон мужу. Он совершенно не удивился. Мой муж не привык удивляться таким снам.


                * * *

         В 1976 году я поступила в Гнесинское училище  на струнный факультет. На нем обучались скрипачи, виолончелисты, альтисты,контрабасисты и арфисты.

        На нашем курсе училась одна виолончелистка Марина Г.
 
   Она носила экстравагантную ультракороткую стрижку, детские разноцветные гольфы  и школьную форму с комсомольским значком и черным фартуком. И еще Марина занималась в классе у знаменитого педагога Бендичевского,  воспитавшего не одну плеяду талантов и лауреатов.

      Как она попала в класс к Бендичевскому, для многих осталось загадкой. Играла она посредственно, без вдохновения, выше тройки с плюсом  или четверки с минусом никогда не получала и не особо огорчалась по этому поводу.  Положение случайного человека в музыке ее вполне устраивало.

                * * *

       Но однажды зимой Марина приехала в Московскую консерваторию, твердым шагом прошла мимо гардероба в Большой зал, скинула на руки ошеломленной седой дежурной свое старенькое пальтишко и, прежде чем закрыть перед ее носом  роскошную белую  в золотых загогулинах дверь, громко объявила:  "В ближайшие три часа ко мне никого не пускать!"

     Через минуту в пустом зале раздались звуки партиты Баха в переложении для виолончели соло. Дежурная постояла у двери, послушала, пожала плечами. Потом  пошла  к телефону в фойе, сняла трубку, набрала нужный номер: "Алло, Виктор Палыч, это Мария Григорьевна беспокоит. Скажите, а  что за виолончелистка у нас репетирует?"

     Через десять минут двое дежурных, одна билетерша, завхоз и еще кто-то решительно вошли в Большой зал. "Здравствуйте!" -  дружелюбно попытался начать диалог Виктор Палыч.   Сидящая на сцене Марина прекратила игру,недовольно повернула голову и, с трудом сдерживая гнев, глухо произнесла: "Я, кажется,ясно попросила никого ко мне не пускать на время репетиции. У меня концерт через пять  часов, неужели мне нужно швабру искать, чтобы дверь закрыть?" И вдруг вскочила со стула и закричала, сжав кулаки: "Не сметь мешать репетировать лауреату международных конкурсов! Вон отсюда!!!"

        Опешившие "культработники" поспешно покинули Большой зал консерватории. Через час перед закрытыми дверями стоял педагог Бендичевский и не верил своим ушам: Марина Г., одна из самых посредственных и скучных учениц за всю его многолетнюю педагогическую практику, его (как он сам говорил) "божье наказанье",играла талантливо, невероятно музыкально, зрело и виртуозно. "Не может быть,- повторял Бендицкий, - да нет же, этого просто не может быть." Но это БЫЛО. Троечница Марина Г.,  на экзаменах  еле пилившая гаммы и пьесы для третьеклассников, сейчас играла не хуже, чем Мстислав Растропович. А может, и лучше. 

        Наконец, педагог открыл дверь и  со словами "что за номера, Мариша" направился к сцене.

    Марина на секунду остановилась: " А, это вы, Александр Ефимович? Я очень рада. Я распоряжусь, чтобы  вам выдали контрамарку. А пока- только не обижайтесь -  подождите в фойе. Меня там телевизионщики уже с утра ждут."

                * * *

      Приехавшая бригада "скорой" снимала Марину со сцены с криком и боем. Марина лягалась, кусалась, орала и умоляла врачей оставить ее в покое, потому что скоро начнет собираться публика, а она еще  даже не переодета. 
 
      Спеленутую и обессиленную Марину увезли в Кащенко. Она пролежала  там почти 3 месяца. Вернулась она  оттуда прежней, здоровой и веселой,  в самом конце года, перед сессией. Но вместе с рассудком к Марине  вернулась  ее серость и бесталанность, покинувшая было ее на время Иллюзорного Забвения.

     Марина взяла академический отпуск, съездила к себе домой, в Ульяновск, окончательно поправилась, а в сентябре как ни в чем не бывало пришла снова на первый курс к педагогу Бендичевскому. О ее странной болезни никто больше никогда не вспоминал.

    Она снова начала заниматься: играла серо, пресно,  с неохотой, из-под палки, не проявляя ни малейшего интереса к музыке, а Александр Ефимович Бендичевский, как и год назад, снова ворчал на уроках: "Вот же наказанье мое Божье, прости Господи!" 

        Прошло много лет. Давно нет на свете педагога Бендичевского. Давно потеряны следы  Марины Г. - странной, бесталанной и самой худшей его ученицы. Впрочем, это смотря с какой стороны взглянуть...