1. Добрейшие духи гор

Годом раньше Татьяна Коврижкина записала моё приключение со всеми подробностями. Тем не менее, Владилен Артемьевич – новый руководитель континентальной ИКС-ИКС С ЧЕРТОЙ – захотел услышать эту историю от меня – контактёра, преодолевшего ужас и получившего восхитительный дар из Источника магистральных человеческих преображений:

- Дочь мне, конечно, передала, что история давняя. Но и добавила: «Спички тогда уже изобрели; а по итогу у Леонида сгорели многие нужные вещи».  Если не трудно, ещё разок – расскажи мне, пожалуйста…

* * * * * * *

Я защитил диплом в институте. До обязательных воинских сборов ещё оставалось дней десять, нужды зарабатывать не было, и я подумал: «Что мне болтаться по городу, не лучше ли прогуляться в Саянские горы?»

Сложилось так, что друзья или просто желательные компаньоны оказались заняты. Некоторые из них уже путешествовали, ведь стояла прекрасная пора лета. Я покрутился туда-сюда и решил сходить в одиночку.

- Что-то тебя подтолкнуло на авантюру? - предположил Владилен.

- Пожалуй. Ещё недавно я вёл бурную жизнь кавээнщика. Но это ушло, и взамен захотелось, видимо, удальства, эдакого небольшого геройства. Только теперь - для себя самого, и лишь потом, может быть, для друзей-знакомых.

Экипировка моя по тем временам могла считаться не худшей: летний спальный мешок на молнии, отцовская плащ-палатка, ватная куртка, брезентовый средних размеров рюкзак и ружьё – двуствольная бескурковка шестнадцатого калибра, прикладистая и надёжная. Дома соврал, что иду в горы с группой, и вскоре маршрутным автобусом стартовал.

К вечеру другого дня тропинка вела меня по дну ущелья. На развалах крупных камней следы не везде различались. Хотя в других местах – на подушке мелкого щебня, где-нибудь на склоне – тропа хорошо прослеживалась. В тот погожий денёк я один нёс здесь квант человеческого, а кругом простирался и воздымался ещё свободный от нас, первобытный, самодостаточный мир. Тем не менее, в нём ощущалось некое присутствие - необычайная одушевлённость всего ландшафта. Конечно, это слегка волновало, но, до поры до времени, не тревожило.

Примерно с пяти часов вечера сквозь многоголосье горной реки я стал улавливать новые звуки: стук и гул от падающих камней. Вероятно, справа, с крутого склона, действительно падали камни, хотя самих катящихся глыб или мелких обломков я не увидел, как ни вглядывался. Помню – стало как-то не по себе, робость перед мощью гор вошла в сердце.

Потом, по ходу, речная долина заметно раздвинулась, стало светлей. По контрасту с теснинами пройденного каньона место располагало к себе. Недалеко от воды стоял каменный бык – останец, бастион твёрдой горной породы, с которым когда-то не справился древний ледник. 

Тропинка протискивалась между ним и замшелым склоном. В «калитку» эту я не пошёл, остановился перед скалой на никем до меня не освоенной небольшой площадке. Стал готовиться к ночи: собрал много крупных дров и хвороста. Потом сварил на ужин кашу с тушёнкой – в расчёте, чтобы хватило ещё на утро – и чай.

По-хозяйски уселся на кучу дров и орудовал ложкой. Позади бугром начинался затаёженный склон. По левую руку эффектно стояла скала, поросшая молодыми кедринками. Часом раньше была мысль – устроиться на ночлег под самой скалой. Но что-то там не устроило, и я расположился поодаль – метрах в двенадцати от неё. Как многие горожане, я опасался хищных зверей, а поскольку имел при себе ружьё, опасался только сильнее. Сложил предлинный костёр в виде буквы «Г», чтобы ночью огонь защищал меня с двух сторон. Пока ещё это сооружение из толстых валёжин и веток горело только частично, со стороны реки. До неё было метров шесть или семь.

За рекой воздымалась гора. Лесистая часть её вскоре сменялась безлесными кручами и вертикалями, которые метрах в трёхстах над подошвой горы прерывались широкой ступенью или же срезанной ледником предвершиной высокого отдалённого пика. Оттуда, время от времени, до меня доносился лай, громкие неразборчивые голоса, стук падающих с высоты камней. Я всматривался в подсвеченные вечерним солнцем черты горы, пытаясь увидеть какие-либо перемещения. Похоже было, что наверху озорничают подростки.

«Почему нет? – подумалось. – В горах много мест, где с одной стороны устрашающие обрывы, а с другой, может, скот пасётся и дороги проложены – в общем, лёгкие подступы. Отчего здесь не быть каким-нибудь выпасам? Или идёт охота на диких коз? Мальчишки криками загоняют, собаки им помогают, а где-нибудь затаились стрелки…»

Замедленно я черпал ложкой из котелка, потом отставил еду, закурил и, насколько мог, обратился в слух. Чем-то меня не устраивало соображение об охоте там, наверху. Но как тогда понимать весь шум-гам: пересвист, лай, гортанные крики, падающие откуда-то и куда-то камни? Правда, разноголосье горной речушки путало звуки. И всё-таки, не сомневаясь уже в присутствии шумной братии, я крикнул наверх:

-Мужики, вечерять! Самогонка поспела! – вот так рискнул пошутить с незнакомцами, кавээнщик. Ещё и рукой сделал приглашающий жест.

Секунд через пять прилетел ответ. Отдалённый кто-то, распевно и очень внятно, сказал:

- МЫ НЕ МО-О-ЖЕМ.

- Почему–у? – крикнул я, невольно подражая чужаку в интонации.

- МЫ ДУ-УХИ ГО-ОР.

Я рассмеялся. И в самом деле, мне поначалу было смешно: «Это ж надо придумать! Ребята, конечно, попались с юмором, хоть и деревенские. Или туристы какие-нибудь?»

Вечер самого долгого дня в году располагал к благодушию. Тревожное чувство исчезло. Солнышко ещё освещало округу, и захотелось продолжить ужин. Я вновь подвесил над огнём котелок, подбросил в костёр мелких дров, скользнул рассеянным взглядом по склону, что за рекой… и остолбенел. Кажется, шутки закончились.

Метрах в ста шестидесяти, ста семидесяти от меня (если по прямой) и примерно в восьмидесяти надо мной, на скальном карнизе перед нишей - или гротом? – стояли трое. Всего же их было четверо. Подростки - так показалось: двое парней и девушка. С ними собака – большущая, как медведь. Все четверо стояли в ряд и смотрели на меня, на мою стоянку внизу. Нет, не совсем так: собака сидела.

Ну не могли они обыкновенным человеческим способом спуститься сверху! Или не сверху вовсе? Что бы вообще им там делать – на рубеже, выше которого не забраться без альпинистских навыков и снаряжения?

- Эй! – окликнул я их. – Эй!

Здравого смысла ради я допускал возможность того, что ребята построились на карнизе не по доброй воле, но застряли там и не могут спуститься. Чтобы лучше разглядеть их, я вскарабкался на свою скалу-останец. Бинокля мне тогда не хватало, хотя бы маленького, театрального! А так, при всём отличном своём, с небольшой дальнозоркостью, зрении, я ничего сверх уже увиденного не различил. Далековато.

Сложил руки рупором и крикнул им:

- Что случилось?

Тишина.

- Может, помощь нужна?

Молчание и полная неподвижность.

- Сейчас иду к вам! – легко как-то вырвалось у меня. Подойти к ним и объясниться – показалось мне предпочтительней дурацкой неопределённости. Я быстро спустился к вещам, надел ватную куртку, рассовал по карманам спички, свечу, запасные носки. Поправил костёр, передвинул удобнее номерной охотничий нож на поясе, набросил на плечо брезентовый ремень двустволки и ещё раз обратился к неизвестным:

- Что взять с собой?

Ответ пришёл с промедлением. Я уже направился вдоль реки, надеясь перейти её по камням и ноги не промочить, а затем вернуться противоположным берегом и, напротив своей стоянки, начать подъём, когда услышал нечёткое:

- ПО ПИРОГУ,

или:

- КУРАГУ.

«По какому ещё пирогу?..»

Тут, как говорится, дошло. Плеск реки и собственное движение помешали мне ясно расслышать ответ, который на самом-то деле звучал: «КАК К ВРАГУ». Собирайся, мол, как к врагу, - это они сказали.

Я поднял голову, но склон почти не просматривался из той точки, перспективу закрывали деревья. Помню, ещё подумал самонадеянно: «Ладно, я так и собран».

Вечерело. Выбеленные водой коряги в русле реки походили на сказочных вредных тварей. Пришлось даже строго одёрнуть своё расходившееся воображение: «Чепуха это, пустая похожесть». Но следом подумал: «Вот наверху, пожалуй, меня ждёт серьёзное что-то…».

Я прошёл вдоль реки навстречу течению до уродцеобразных коряжин и по камням перебрался на противоположную сторону. Заторопился, поскольку светлого времени оставалось немного. Быстро дошёл до места, где сверху спускалась осыпь. Как раз напротив, на другом теперь берегу, без присмотра горел мой костёр. Языки пламени поднялись высоко, в них витало нечто живое и грустное.

«По осыпи, вверх, не медля…»

Вот появились из-за деревьев и камни, на которых где-то должны находиться те, к кому я пошёл. «Продираться вперёд? Но ведь я не знаю, какая публика дожидается наверху. Не сбросят ли, ради новой шуточки, камешек? Двигаться напрямую – значит, оказаться в их власти. А это опасно, - подумалось, - так что обойду-ка их справа». Довольно примитивный манёвр показался мне в тот момент достойным самого Одиссея. Я широко улыбнулся своей догадливости. Начать обход, одолевая при этом участок крутого склона, как раз позволяло дерево, упавшее кроной вниз. Ветки на нём были свежими и достаточно прочными, чтобы выдержать человека. Я ухватился двумя руками, высоко занёс ногу. Одновременно бросил взгляд наверх, к комлю… И отшатнулся.

День закончился, солнце вот только-только скрылось за гору, что была теперь у меня за спиной, но оставалось ещё немножечко света. Какая-нибудь четвертинка или, скорее, восьмушка дневного яркого света. Своим здоровым зрением я видел то, что видел. Наверху, метрах в семи от меня, был прогал в растительности, а в самом центре его, как в раме, стояло Оно. Чувства в единый миг точно сплавились; вместе с глубинным чем-то и беспрекословным, подобным чутью молодого сильного зверя, они сообщили, что впереди, при всём внешнем сходстве с людьми - не человек.

Клиновидный могучий торс и гипертрофированные, будто перекачанные дикой силой, бёдра. Позже я так пояснял увиденное: складывалось впечатление, что Незнакомец легко мог прыгнуть с места вверх на много метров. От колен вниз его ноги казались сухими, особенно на контрасте с раздутыми бёдрами; самый низ ног, по щиколотку примерно, не был мне виден. Так же и верх головы был закрыт ветвями деревьев.

Левая рука, отставленная в локте, опиралась на бедро, правая – выпрямлена и направлена в сторону, градусов под 110 к туловищу, и то ли касалась веток, то ли парила. Правая нога заметно развёрнута и полусогнута; если она нуждалась в опоре, то та размещалась несколько выше опоры для левой. Одежду я не смог различить, лишь впоследствии вольно предполагал что-нибудь облегающее. Глаз не увидел тоже. Чужак был тёмным, как густая тень, а внутриконтурные подробности могли бы мной скорее угадываться или уже читаться другим,  не известным в повседневности зрением.

Смертельно испуганный, я вскинул ружьё:

- Кто таков?!

Чёрный силуэт закачался у меня на мушке.

- Считаю до трёх и стреляю!..

В одном стволе сидела пуля Жакана, в другом – картечь, предохранитель был снят. Оставалось сильнее нажать на крючки и… уж мало не показалось бы! Однако Противник не шелохнулся. Лицом в лицо, грудью в стволы, он стоял, преисполненный мрачного аристократизма, словно говоря своей позой: «Куда же ты, мальчик?»

- Раз!.. – сказал я… и опустил оружие.