Тысячи и тысячи...

   - А Вы знаете, я ведь действительно забыл, как выглядит моё лицо. Этот грим не смывается… я пытался. Вот и хожу круглые сутки, сплю с этой милой рожей.

   Это мы случайно разговорились. Точнее даже, случайно встретились, случайно оказались попутчиками и случайно у нас оказались билеты в одно купе. «Странно, что этот клоун не поехал со своей труппой» - сначала подумал я. Но потом оказалось, что он не из этого цирка, а проездом, - с гастролями.
   Я-то в цирк тоже попал по прихоти судьбы, скорее, нежели по собственному осмысленному желанию. Мне до поезда оставалось часа два, и афиша, хотя и необыкновенно яркая, но всё же затерявшаяся среди других объявлений, попалась мне на глаза на мгновение и, разумеется, тут же привлекла моё внимание. И ведь множество выступлений уже видел, а удивляться, как ребёнок, не перестаю. Даже фокусы, некоторые из которых выучил сам и порой показываю своим подружкам, в цирке вызывают у меня щенячий восторг и непоколебимую веру в волшебство происходящего.
   Итак, я едва разглядел на расползшейся под дождём афише адрес, вдоволь поплутал по городу, разыскивая нужную улицу, и, в конце концов, плюнул бы на это занятие и просто провёл бы оставшееся время в каком-нибудь кафе, если бы не незнакомый мне господин, спутавший меня со своим приятелем, и за руку потащившим в цирк, дескать, «Программа нынче намечается богатая, а ты и запамятовал, что мы сюда собирались. Ну да славно, что я тебя встретил!» Потом он долго передо мной извинялся, но до окошка кассы всё же довёл. Да я, впрочем, и не сопротивлялся.
   Что сказать, представление, и правда, оказалось очень богатым и, что удивительно, столь же коротким. Так что я, всё-таки, с пользой провёл время, а затем поспешил на вокзал. И на полпути заметил, что почти в ногу со мной идёт клоун из цирка. Он так и не смыл грим после представления, не снял костюм, а так и шёл. Я засмотрелся на него, и он мне подмигнул.
   И вот мы сидим в одном купе, пьём кофе и разговариваем. И он всё так же не расстался со своим нарядом.

   - И что, она Вам не мешает? А как же дружеские посиделки, личная жизнь?
   - Да все уже привыкли к этой причуде. Пришлось, конечно, окружить себя небольшой группой людей, которым действительно по барабану, как я выгляжу. А одна дамочка пыталась смыть с меня грим. Очень испугалась, когда из-под краски выступила кровь.
   А сам я привык. Человек, всё-таки, быстро привыкает к неудобствам.
   - Но когда-то же у Вас было нормальное лицо? – спросил я его.
   - Действительно… - он замялся, - Много лет назад…

   Я, как, в общем, и многие мои сверстники, загорелся цирком ещё лет в 10. Тогда представления были редки и имели ошеломительный успех. Путешествовать с труппой – это был предел мечтаний детворы, ведь тогда о полётах в космос никто ещё не помышлял, космонавтом стать никто и не хотел, а вот циркачом – это звание хотели носить все. А повезло мне.
   Помнится, это было второе в моей жизни выступление приезжей труппы. Мне, маленькому и юркому, удалось пробраться за кулисы и увидеть подноготную чудес. Я, счастливый, трогал инвентарь, вблизи рассматривал огромного слона и даже успел дать ему пучок травы, а потом с ужасом отбежать, когда он потянулся хоботом к моей руке.
Я с лёгкостью поднимал пудовые гири, - оказалось, что картонный муляж, набитый опилками. То-то атлеты так легко ими перебрасывались. Но были и гирьки поменьше, эти я поднять не мог, - они оказались настоящими.
   Пока я развлекался, меня успели заметить несколько циркачей. Один из них подкрался ко мне, и только было собирался схватить, я извернулся, побежал куда-то прятаться. Попал случайно в каморку, где приготавливался к выступлению клоун. Он накладывал грим в тот момент, когда я случайно появился прямо перед ним. Он махнул в испуге своей кисточкой и мазнул меня по щеке.
   Конечно, меня поймали и вышвырнули вон из цирка. А когда я вернулся домой и попытался стереть грим, у меня ничего не получилось. Ох, и рассердился же я на старого клоуна! Долго потом ходил с повязанным на лицо платком, дескать, зуб болит. Вот только мазок грима не слезал с моей щеки, а напротив, становился всё больше.
Когда мне стукнуло 14, все уже видели мою новую физиономию, а сам я некоторое время упражнялся в клоунском мастерстве. И чем лучше получались шутки, тем ярче становился грим. Когда же у меня получалось плохо, лицо становилось тусклым, будто грустным и старым.
   Когда в следующий раз я попал на цирковое выступление, того же цирка, в котором получил отметину на щёку, тот же клоун заметил меня.

   - А кто это в зале такой размалёванный? – спросил он, хохоча. – Уж коли ты решил, что грим тебе подходит, то выходи, да рассмеши этих людей!

   Если бы на мне не было грима, я бы, пожалуй, рассмешил всех своей пунцовой рожей. Но, странное дело, теперь мне вовсе не было боязно. Я смело шагнул на арену и начал показывать всякие смешные трюки, которые выучил за долгое время.
   Старый клоун остался мною очень доволен и разрешил ездить по свету вместе с труппой. Заодно он обучал меня разным шуткам…
   Через десяток лет он умер, и я остался в цирке вместо него, а потом решил, что не хочу быть связанным с этой труппой, хочу колесить по миру в одиночку и выступать в различных цирках.
   Сейчас меня знают во множестве городов, а моё лицо на афише – вернейшее средство для зазывания зрителей.
   Пару раз я даже выступал королями, но быстро понял, что шутовство в вельможных покоях не приносит мне удовольствия. Слышать заразительный детский смех – вот лучшая из возможных оплат моего скромного труда. Только от смеха такого – чистого, искрящегося, разглаживается теперь мой грим. Так я обрёл, пожалуй, самую приятную разновидность бессмертия, Вы не находите?

   И это воплощение самого светлого шутовства весело рассмеялось, как могли бы смеяться тысячи и тысячи детей во всех уголках земного шара…